За троном. Царская милость - Юрий Корчевский

Алексей, некоторое время стоявший на стене, в темноте не видел мурзы, но чувствовал: здесь он, смотрит на пожар, сам хочет видеть, как сдадутся защитники. Такое зрелище нельзя пропустить, это как бальзам на сердце.

Алексей повернулся в сторону острога. С высоты смотровой площадки хорошо были видны многочисленные пожары. И огонь с каждой минутой разгорался все сильнее. Он понял, что огонь уже не потушить, острог обречен. Чтобы не сгореть живьем, надо выбираться. Вариантов немного, всего два. Или открыть ворота и ударить по врагу, дав возможность мирным жителям добежать до леса. В ночной темени никто беглецов искать не будет. Или через маленькую дверь в башне, ведущей к реке, выходить на берег. Кто сможет, переберется вплавь, река не широка. Но умеющих плавать немного. И что делать женщинам с детьми? К тому же все лошади стрельцов и жителей обречены на гибель, им не протиснуться через дверцу. А без лошадей не уйти.

С тяжелыми мыслями Алексей спустился со стены, нашел воеводу. Близ него сотник Хлыстов находился. Устроили совет. Выход к реке отвергли сразу. Сдачу в плен никто даже не обсуждал, воины присягу на верность царю давали. Решили – пробиваться. Построиться у ворот колонной, вырваться, завязать бой. Тем временем, укрываясь за стрельцами и ополченцами, жители покинут острог и побегут к лесу. Кто сможет – спасется. Алексей понял: шансов у жителей немного, особенно для семей, где малые дети, но это лучше, чем сгореть в огне.

И действовать надо быстро, в остроге дыма полно, как бы не задохнуться. Рядом обвалилась прогоревшая крыша, взметнув тучу искр.

Воевода распорядился:

– Хлыстов, собирай стрельцов, выводите коней, стройтесь перед воротами. Терехов, ополченцам защищать жителей, чтобы до леса довести без потерь. А я жителей предупрежу.

– Пусть рухлядь не берут, только детей, – напомнил Хлыстов.

– Знаю, – кивнул воевода.

Действовали быстро. Уже через четверть часа стрельцы с пищалями наготове и конно стояли перед закрытыми воротами. В этом же переулке, только по другую сторону от башни, приготовились ополченцы, за ними жители. Мужчины из местных, кто мог держать оружие, присоединились к ополченцам. Уже трудно стоять из-за жары, из-за дыма. Воины из местных убрали камни от ворот, отодвинули дубовый запор, распахнули ворота. Теперь ни секунды медлить нельзя, это понимали все. Стрельцы пришпорили коней, стали буквально вылетать из ворот. Как только выехал последний, стали выбегать ополченцы. А уже стрельцы дали нестройный залп по бунтовщикам. У ополченцев огнестрельного оружия нет, которого опасались бунтари. Приготовили луки, положив стрелы на тетивы, обнажили сабли, кинжалы, сулицы и копья. За ополченцами и местными воинами, которых вел воевода острога, бежали жители. Женщины держали малых детей на руках, да еще ухитрялись других вести за собой. Мужчины помогали старикам. Алексей покачал головой. Слишком медленно у беженцев получается. Если у бунтарей опытный начальник, он свяжет боем стрельцов и ополченцев, а другую часть татар кинет к лесу отрезать людям путь. Но все пошло не так, еще хуже, чем мог предположить Алексей. Стрельцы после залпа оказались с разряженными пищалями, когда налетели конные. Схватились биться на саблях. Еще часть бунтовщиков, уже пеших, помчались к жителям, но на их пути встали ополченцы и воины из острога. Закипел бой, жестокий, кровавый. А хуже всего – ночной. Отсветы от горящего острога делали фигуры зыбкими. А все поле боя не видно вовсе. Крики, ржание лошадей, звон оружия. Руководить схваткой, а скорее – свалкой, невозможно, для этого военачальник должен бой видеть. Кто кого теснит и на каком участке, где помощь требуется. А сейчас каждый за себя бился, и татары, ввиду перевеса в силах, одолевать стали, теснить русских к реке.

На Алексея конный налетел. Одежды темные, конь каурый, наскочил из темноты, как приведение. Узрел его Алексей в последний момент, саблю под удар подставил, отбил, сам на противника град ударов обрушил. У обоих бойцов щитов нет, небольшая ошибка для любого ранением может кончиться или гибелью. Противник силен физически, ловок, злобой пышет, но техника владения сабельным боем слабая. Подловил бунтовщика Алексей на обманном финте, резанул клинком по шее, а затем добил сразу. Татарин с лошади сполз, а на Алексея уже другой кинулся, с короткой пикой. Был бы щит, от пики укрыться не проблема, а сейчас уворачиваться от острой железяки приходилось. Пика короткая, Алексей выждал момент, когда бунтовщик выпад сделает вперед, сам почти на шею коня упал и саблей ударил. Татарин в атаке руки вперед вытянул, иначе древко пики не удержать. Вот правую руку по локоть Алексей ему отрубил. Пику татарин обронил, закричал от боли, Алексей медлить не стал, зарубил. А вокруг бой пеших. Коня у Алексея толкают, острые железки мелькают. Непонятно, кто кого теснит. И вдруг топот копыт множества коней. Алексей замер. К бунтовщикам подмога подходит? Но звук удаляться стал. Кто-то из ополченцев закричал:

– Стрельцы уходят! Стрельцы нас бросили!

У Алексея в душе буря чувств. Недоумение, обида, негодование, гнев. Своих в бою бросили? Струсили? Да как же это? И нечестно, и не по-воински. Пока бой шел, неизвестно было, чья возьмет. Да и не победы Алексей ждал. Задачей стрельцов и ополченцев было – сдержать бунтовщиков, пока жители из острога до леса доберутся. Так не успели они, позади дерущихся еще бегут, женские крики и детский плач позади еще слышен. Мало того, что струсили, за свои жизни испугались, так паника началась. Это как в горах снежная лавина. Покатится маленький ком, и вот уже вся огромная масса снега вниз несется со скоростью скорого поезда, сметая все на своем пути. Стоит в бою одному побежать или панику проявить, крикнуть – окружают или наши бегут! Все, бой можно считать проигранным. Кто-то из ополченцев еще дрался, другие бросились к реке. Остались только воины из острога, да много ли их? Десятка два с половиной – три. Им отступать некуда, за ними семьи, которые в лес бегут. Как можно жену предать или детей? А если бросил, то ты и не воин, и не мужик. С ними Алексей остался. Похоже, оставшиеся выжить уже не чаяли, рубились смело, уже и рука устала саблей махать, а татары не убывают. А воинов все меньше и меньше. Алексей уже весь в липкой крови, и непонятно: в своей или чужой? А может, и коня? Уже окружили бунтовщики. Рядом с Алексеем бился воин, левая рука его в крови. Сообразил Алексей: надо вырываться, иначе не часы, минуты его жизни сочтены. Схватил воина за правую руку, буквально вздернул на круп коня позади себя, хлестнул коня саблей, плашмя, конечно. Конь вперед рванул, прокладывая грудью дорогу среди пеших татар. Алексей и воин позади него, саблями работают, рубят по сторонам. Вырвались, бунтовщики позади остались, но и конь шатается. Алексей подумал было – тяжело двоих нести. А конь пробежал немного, встал, осел на задние ноги да и в сторону завалился. Алексей едва успел ноги из стремян выдернуть. У коня брюхо распорото, кишки выпирают. Видимо, кто-то из татар успел ножом или саблей по брюху животины полоснуть. Алексей саблю в ножны вбросил, воина подхватил за руку и бежать. Впереди не видно толком ничего, а потом вода блеснула. К реке они выбежали, сразу вправо повернули, там лес был. А уже сзади вопли и топот ног преследователей. От идеи до леса добраться пришлось отказаться. Кинулись к реке, бросились в воду.

– Ты плавать умеешь? – спросил Алексей уже в воде.

– Ослаб я, но немного продержусь.

Одежда намокла, в сапоги вода набралась, да оружие вниз, на дно тянет. И саблю бросить нельзя, как без оружия дальше выбираться? Алексей на спину лег. Одной рукой подгребал, другой воина за ворот держал. Течением их сносило, позади уже острог пылающий остался, стихли ликующие, победные вопли бунтовщиков. Холодом стало члены сковывать, усталость навалилась, Алексей к берегу выгребать стал. Уж лучше на земле последний бой принять, чем утонуть. Ноги дно почувствовали, воина подтянул, сам на колени встал. На четвереньках по дну к суше ползет, воина тянет. А у того уже сил нет помогать, одной ногой отталкивается только. Зубы сцепил, а сам выбрался и воина вытащил из воды. Вода – она тепло и силы забирает. На землю вода с одежды стекает, а сил перебраться на другое место, где посуше, нет. Сколько пролежали, неизвестно. Отдышался Алексей, немного силы восстановил, воина спросил:

– Ты живой?

– Покамест.

– Звать-то тебя как?

– Пафнутий, Ожерельев фамилией буду.

– Встать сможешь? В лес нам уходить надо. Скоро рассветет, бунтовщики заметить могут.

– Попробую, ты подмогни чуток.

Алексей сам поднялся, Пафнутию помог. Так, покачиваясь и шатаясь, как пьяные, до леса дошли, углубились немного, под ель опустились. Под ней слой опавших иголок, мягко и не на голой земле. К утру земля остынет, им только простуды не хватало.

– Пафнутий, рана кровит?

– Да Бог его знает. Мокрый я весь, не понять.