Поляна №2 (8), май 2014 - Коллектив авторов

Зато воспоминание о Быстрицкой грело душу.

Враги сожгли родную хату

В советское время существовали такие понятия: «выездной» и «невыездной». Этими понятиями обозначали человека, которого пускают заграницу или не пускают. Для того, чтобы человек стал выездным, основным условием было членство в КПСС. Я был невыездным, а например, мой начальник А. Н. Выставкин – выездным. И вот как-то он должен был поехать в Западную Германию на какую-то конференцию. Одной из главных задач при выезде в капстрану была экономия валюты, выданной на оплату гостиницы и на питание (суточные) с тем, чтобы купить что-нибудь, чего в нашей стране купить среднему человеку было не по карману. Долгое время символом такого товара были кассетные магнитофоны.

Было два основных способа экономии: первый способ – взять с собой консервы или копченую колбасу, и второй способ – так исхитриться, чтобы тебя пригласили в гости местные профессора. Они, как правило, и были инициаторами твоего приглашения на конференцию. А когда тебя зовут в гости, с пустыми руками идти неприлично.

Мы жили с Выставкиным в одном доме, и он просил отвезти его в Шереметьево на машине. Только тронулись, а он говорит: «Давайте на минутку заедем в магазин «Мелодия» на Новом Арбате. Хочу купить в подарок пластиночки». Останавливаемся возле «Мелодии», я остаюсь в машине, а А. Н. поднимается в магазин. Выходит он что-то очень быстро и показывает пластинки. Я обратил внимание на одну из них, с изображением женского хора в русских сарафанах и кокошниках. Я спрашиваю: «А вы послушали?» – «Да некогда! Видите – русский стиль!»

Доехали мы до Шереметьево, и А. Н. улетел. Через неделю после возвращения А. Н. из Германии я спрашиваю его: «Ну как пластинка – понравилась немцу?» – «Мог выйти большой конфуз, но к счастью обошлось». Дальше А. Н. рассказал следующее.

Действительно, немец пригласил А. Н. и еще несколько участников конференции из других стран домой в гости. План осуществлялся, открывалась возможность поесть не всухомятку и достичь экономии. И идешь не с пустыми руками, слава богу! А. Н. надел свежую рубашку, завернул пластинку в газетку и отправился в гости. По прибытии в коттедж А. Н. был представлен хозяином жене, расшаркался, как умел, и поцеловал ей ручку, то есть выполнил светскую процедуру, непривычную для советского человека. После чего развернул газету и вручил принесенный презент. «О, русская музыка, – сказала, естественно, по-немецки, фрау. – Послушаем после ужина!» После небольшого аперитива гости были приглашены за стол, и А. Н. с чувством законной гордости ел и пил, поддерживая беседу на английском и выполняя тайную задачу экономии.

Когда отужинали, хозяйка пригласила всех в гостиную и сказала: «А теперь мы с удовольствием послушаем пластинку, которую подарил наш дорогой гость из России!» Мужчины расселись по мягким кожаным креслам, им были предложены сигары, и приготовились слушать. А. Н., находящийся в центре внимания, тоже закурил непривычную ему сигару, хотя вообще был человеком некурящим. И вдруг из проигрывателя понеслось «Враги сожгли родную хату! Убили всю его семью!» А. Н. вжался в кресло, стараясь, чтобы его не было видно, сильно надеясь, что никто из хозяев и гостей не понимает по-русски. «Прекрасная песня! О чем в ней поется?» – светски спросил хозяин. – «О русской природе, о любви!» – не растерялся А. Н., понимая, что рано или поздно найдется кто-нибудь из знакомых хозяина, который откроет ему глаза на смысл песни.

«В общем, слава Богу, обошлось!»

Докторская диссертация Т. М. Лифшица

После окончания физфака МГУ я попал по распределению в Институт радиотехники и электроники АН СССР в лабораторию Теодора Моисеевича Лифшица, которая занималась полупроводниками. Т. М. был очень хорошим экспериментатором, в то время кандидатом технических наук, соавтором двух открытий и вскоре он подготовил прекрасную докторскую диссертацию страниц на четыреста и собирался ее защищать.

Надо сказать, что Т. М. был фронтовик, но в конце сороковых – начале пятидесятых годов попал под молотилку кампании с безродными космополитами, чуть-чуть не был уволен, спасла смерть Сталина, и этот страх, видимо, был им не изжит. Поэтому к защите он готовился весьма тщательно, достаточно сказать, что в качестве первого оппонента согласился выступить академик И.К. Кикоин (один из создателей атомной бомбы, лауреат четырех Сталинских премий, Ленинской премии и двух Государственных премий СССР).

Защита прошла блестяще. Мне запомнилось, что И.К. Кикоин сразу после своего выступления ушел с заседания Ученого совета, давая понять, что он не сомневается в исходе защиты. После защиты Т. М. оформил все необходимые документы, отредактировал стенограмму, и «в установленном порядке» диссертация была направлена в Высшую аттестационную комиссию для утверждения. По получении диссертации ВАК посылал открытку с уведомлением, что диссертация получена. Вскоре такая открытка пришла, и Т. М. стал ждать следующего шага. Обычно после прохождения рецензентов и соответствующего совета ВАКа, Президиум ВАКа в случае положительного решения утверждал решение о присуждении искомой степени, о чем приходила следующая вожделенная открытка. Как правило, на это уходило несколько месяцев, около полугода, и поэтому Т. М. сначала ждал спокойно, потом, по прошествии шести месяцев начал беспокоиться и, наконец, отважился позвонить в ВАК и справиться о судьбе своей диссертации. И тут ему ответили, что его диссертация… утеряна! Случай небывалый! Что делать?

Т. М. решил, что все разговоры о том, что антисемитизм как государственная политика изжит, остаются пропагандой и решил плюнуть и доживать свой век в кандидатах наук.

Каково же было его изумление, когда еще через несколько месяцев пришла открытка с уведомлением об утверждении диссертации. Тут он, уже повеселевший, снова позвонил в ВАК, чтобы понять, в чем дело, тем более что, судя по газетам, ничего в политике нашей страны не изменилось. Оказалось, что одна из машинисток ушла в декретный отпуск, и на стуле, на котором она сидела, обнаружили диссертацию Т. М., завернутую в газету. Как известно, в те времена офисных кресел не было, машинистки сидели на обычных стульях и чтобы было удобней печатать, подкладывали под попу что-нибудь пообъемней, в данном случае это была диссертация Т. М.

Я всегда говорил, что антисемитизм в нашей стране – наветы врагов!

Китайская тушенка

В советские времена при поездке в командировку за границу, конечно, наряду с научными контактами, главной задачей была экономия выдаваемой валюты, с тем чтобы можно было купить то, чего в стране не достать. А это значило, что питаться надо было всухомятку, и лучшим средством была сухая колбаса.

В 1989 г. мы с А.Н. Выставкиным полетели в Пекин на большую международную конференцию «КАМАК-1989». Странным образом Китай считался капстраной, и гостиничные и суточные выдавали долларами. Когда мы, получив паспорта и имея билеты, бросились за вышеназванной сухой колбасой, оказалось, что достать ее вообще невозможно. Единственное, что оказалось доступным – китайская тушенка «Великая стена». И когда мы распаковали в гостинице чемоданы, выяснилось, что каждый из нас привез по пять банок «Китайской стены». Ely и, конечно, по две разрешенных бутылки водки.

Конференция проходила в том же отеле, была очень представительной, приехали специалисты из многих стран. В программе конференции было написано: «Перерыв на обед» (по-английски – Launch). Опасаясь, что за обед придется платить, мы с А.Н., когда объявили перерыв, поднялись в номер, открыли банку тушенки, налили естественно по пятьдесят грамм и приготовились чокнуться. Вдруг звонит телефон, и нам говорят по-английски: «Просим русских гостей спуститься в ресторан на обед». Мы, сославшись на разницу во времени, отвечаем, что для нас еще слишком рано обедать. Кладем трубку, выпиваем за успехи и поддеваем по куску тушенки. Опять звонок: «Просим русских гостей спуститься в ресторан на обед». Я думаю, что китайцы, конечно, поняли, что мы пытаемся сэкономить, но анекдота про «Халява, плиз» они не знали. Я отвечаю: «Мы неважно перенесли перелет, и есть, мол, не хочется». Снова выпиваем и закусываем тушенкой. Картина повторяется снова. Памятуя о китайской настойчивости, мы сдаемся и спускаемся в ресторан. О, позорище! Зал примерно на пятьсот человек, все столы заняты, кроме стола с советским флажком и, справедливости ради, с польским флажком. Поляки тоже оказались жлобами. В общем, обеды были бесплатными, и большую часть банок с тушенкой мы привезли домой в Москву. Получается, что тушенка почти совершила кругосветное путешествие: сначала из Китая в Москву – 12 тыс. км, из Москвы в Пекин еще 12 тыс. км. Ну и снова в Москву. Итого 36 тыс. км.

Помнится из уроков географии, что длина экватора 40 тыс. км.

Нина Ивановна Знаменская

В детстве я, как многие дети, довольно часто болел. И как это было принято в интеллигентных семьях, при серьезных заболеваниях родители приглашали «частных» врачей. Причем этих врачей рекомендовали своим родным и знакомым, и получалось, что все мы лечились у одного врача. Так вот, в течение долгого времени в качестве такого «межсемейного врача» выступала Нина Ивановна Знаменская. Это была статная женщина с красиво уложенной прической. В те времена врач, приходя к больному, первым делом мыл руки, и поэтому для него заранее готовилось чистое полотенце. При начале осмотра врач просил дать чайную ложечку, чтобы осмотреть горло, требуя высунуть язык и сказать «А-а-а-а!». Поэтому чайную серебряную ложечку тоже держали наготове и подносили на блюдечке. Впрочем, также себя вели и районные врачи с той разницей, что обычно сильно торопились, в отличие от частных. Времена меняются, и когда я последний раз вызывал к теще врача, эта симпатичная молодая докторесса рук не мыла, а попросила дать ей бахилы!