Признать невиновного виновным. Записки идеалистки - Зоя Светова

Вот Галина Викентьевна и проставлялась. Даже Елена Алексеевна со своим мужем генералом ФСБ пожаловала. Вообще из «конторы» было много народа. К ней подходили незнакомые солидные люди, поздравляли, дарили цветы.

Благодарили за успешно проведенные судебные процессы по «шпионским делам». Вспоминали и другие процессы. Говорили, что она выбрала очень актуальную тему: «Сравнительный анализ антитеррористического законодательства в России и во всем мире». Ее научный руководитель заверил Мухину, что на такую тему она могла бы сразу и докторскую защитить. Галине Викентьевне показалось, что это уж слишком. И так пришлось на несколько месяцев уйти с работы: невозможно было совмещать судебные слушания и работу над диссертацией. Но, решив писать диссертацию, Мухина знала: ей это необходимо. Жизнь складывалась таким образом, что кроме суда и мужа, с которым она знакома еще со студенческой скамьи Саратовского юрфака, у Галины Викентьевны, в жизни ничего не было. В молодости завести детей не получилось, теперь уже было поздно. Поэтому-то нужно было изо всех сил делать карьеру.

Теперь, когда защита диссертации и ее бурное празднование остались позади, судья Мухина даже с некоторой грустью подумала, что придется возвращаться в суд. Нельзя сказать, что судейская работа ей уж очень наскучила. Но в последнее время в жизни Галины Викентьевны появилась одна внутренняя проблема, с которой она никак не могла справиться: ей стали сниться неприятные сны. Неприятными снами она считала такие, в которых видела судебные заседания и подсудимых, приговоренных ею к длительным срокам заключения. Когда она однажды рассказала об этом мужу, он просто поднял ее на смех: «Галка, у тебя что, угрызения совести? Тебе не в чем себя упрекнуть. Ведь ты – не просто судья. Ты – спецсудья. А это значит, судья по специальным делам, по делам особой важности. В таких делах не может быть оправдательных приговоров. Послушай, у тебя в последнее время нервы ни к черту. Сходи-ка ты к психологу. Кажется, у вас в суде должен быть такой специалист, для особо совестливых судей». Галине Викентьевне не хотелось объяснять мужу, что она ни за что на свете не признается своим коллегам, что у нее психологические проблемы. Не дай бог, об этом узнает председатель горсуда. Вызовет на ковер, устроит обструкцию в присутствии коллег – и прощай, карьера.

Впрочем, мечтая о карьере, Галина Викентьевна и сама в точности не знала, чего же ей все-таки надо. Хочет ли она стать председателем горсуда, если судья Филиппова уйдет на повышение или ее за какие-то непонятки отправят в отставку? Хочет ли она руководить другими судьями и судебными процессами, что избавит ее от встреч с подсудимыми и их родственниками? А ведь иногда общение с родственниками превращалось в настоящую пытку. Бывали такие мамаши, которые ухитрялись всеми правдами и неправдами проникать в ее кабинет и умоляли «судить по справедливости и по закону», рыдали, чуть ли не на колени падали. В таких случаях Галина Викентьевна, с виду производившая впечатление железобетонной и невозмутимой, обычно терялась, начинала говорить нечто вроде: «Успокойтесь, не переживайте…» Хваталась за телефонную трубку и вызывала судебных приставов. На всякий случай. Кто знает? А может, провокация… Взятку дадут или подарок какой, а потом не отмоешься… Может, ну ее на фиг, судебную практику? Лучше, как Елена Алексеевна, иметь дело с себе подобными – судьями да прокурорами. Но председатель горсуда, увы, пока на повышение не уходила. Она устраивала администрацию президента по всем параметрам на этом посту. И похоже, ее менять пока не собирались. Вот и получалось, что и Мухиной не судьба куда-то двигаться. Приходилось сидеть на старом месте. Только стало это место ее тяготить.

Она иногда думала: заплатила бы любые деньги, чтобы избавиться от навязчивых снов, которые снились ей почти каждую ночь. А потом эти печальные лица продолжали мучить ее и днем. Стоило на минуту расслабиться, как перед глазами возникали мужчины и женщины, молодые и не очень, стоящие и сидящие в судебных клетках. Люди, которые ждали от нее решения своей судьбы. Как избавиться от этих навязчивых картинок, Галина Викентьевна не знала.

* * *

Вернувшись из отпуска, в первый же день работы судья Филиппова вызвала судью Мухину к себе. Открыв дверь к ней в кабинет, Галина Викентьевна увидела, как председатель суда снимает новую шубу из голубого песца и бережно вешает ее в шкаф. Войдя в кабинет к начальнице, Галина Викентьевна первым делом воскликнула:

– Боже мой, какая красавица, удивительный мех!

– А, вы о моей обновке, – засияла Елена Алексеевна. – Да, удивительный мех, ювелирная работа. Вот, полюбуйтесь! – Она открыла дверцу шкафа и показала судье Мухиной шубу.

Та пощупала мех и решила похвалить начальницу за тонкий вкус:

– Умеете же вы выбирать красивые вещи, Елена Алексеевна!

Судья Филиппова заулыбалась, закрыла шкаф и предложила Мухиной сесть.

– Соскучились без работы, уважаемая Галина Викентьевна? – спросила она и спохватилась, желая приласкать подчиненную за лесть: – Совсем забыла вам сказать, что у вас на банкете по поводу защиты диссертации было ужасно весело! Я, правда, выпила слишком много вина, пришлось пораньше уехать домой. Кстати, вы, наверное, слышали, что ваш приговор по делу Летучего устоял в Верховном суде, хотя адвокаты и пытались доказывать, что коллегия присяжных была нелегитимной. Они придумали, что якобы среди присяжных были бывшие сотрудники ФСБ. Но, как мы и ожидали, Верховный суд не обратил на эти инсинуации никакого внимания. Теперь жалобу ученого зарегистрировал Европейский суд. Эта бодяга может длиться несколько лет и не будет иметь к нам никакого отношения. В любом случае, вы сработали на совесть. Это не только мое мнение. И еще: у меня для вас есть сюрприз. На днях из прокуратуры поступило небольшое дело по терроризму, что называется, по вашей «кафедре». Дело занятное. Одна подсудимая. В газетах это дело уже обсуждают. Кричат, что следователи его сфабриковали. Я так не думаю. Думаю, приговор должен быть достаточно суровым. Дело, что называется, знаковое. Чеченка-шахидка планировала взрыв, но оперативники ее взяли раньше. Она нашла себе пособников – двух русских девчонок, сдуру принявших ислам. В общем, не соскучишься. Чеченка, правда, свою вину не признает. Но это, как вы понимаете, усугубляет ее положение. В общем, вот оно – дело. Берите, читайте.

Елена Алексеевна вручила судье Мухиной пухлую папку и кивнула. Это означало, что аудиенция окончена.

Часть вторая

ЧЕЧЕНСКАЯ ИСТОРИЯ

Глава первая. Дневник «террористки»

«Здравствуйте, Елизавета Паншева! Вы меня не знаете, а я о Вас слышала от знакомых. Я надеюсь, что у Вас все хорошо, и Вы не будете на меня в обиде, что я к Вам обращаюсь. Мне посоветовали Вам написать. Сказали, что Вы сможете мне помочь. Меня зовут Фатима Мухадиева. Я – чеченка. И отсюда все мои неприятности. Я думаю, что Вы слышали мою фамилию. Какое-то время назад о моем деле писали в газетах, говорили по телевидению. Нашлись люди, которые пытались мне помочь. Но сейчас я нахожусь в Потьме, в Мордовии, в колонии. И сидеть мне здесь, если Вы мне не поможете, еще долгих пять с половиной лет. Но главное – не это. Я, может быть, столько и высижу. Я молодая, мне 25 лет. Но мне очень жалко мою маму. Она все свои силы и здоровье гробит из-за меня.

Когда меня посадили, ей пришлось только шесть тысяч долларов заплатить адвокату. Потом, правда, правозащитники нашли мне бесплатного защитника. То есть за его работу платили. Платили иностранцы. Мама очень хотела продать наш дом. Я ее умоляла, чтобы она не продавала. Надеюсь, что она меня не обманывает и правда не продала.

Я знаю только, что она живет в долг. Потому что передачи мне и поездки ко мне на свидания стоят очень дорого, а ей надо еще поднимать моих двух сестер. Они еще школьницы.

Теперь оказывается, что у нее нашли катаракту, один глаз совсем почти ничего не видит. Вроде нужно делать операцию. Значит, опять нужны деньги. Но где их взять?

Елизавета Паншева! Вы, наверное, удивляетесь и не понимаете, зачем я Вам все это рассказываю. Мне сказали, что Вы людям помогаете.

Я Вас очень прошу, прочитайте эти мои записи и, если у Вас есть возможность, передайте их президенту Рамзану Кадырову. Может, он сможет перевести меня в Чечню. Если бы я могла отбывать наказание там, это было бы лучше для всех. Прежде всего, для мамы и сестер. Чтобы мне помочь, мама вынуждена жить и работать в Москве. Работает буквально 24 часа в сутки в магазине. Отец у меня давно умер.

Если Вы не сможете передать мой дневник Кадырову, можете его сжечь.

С уважением и с добром,

Фатима Мухадиева».

Я крутила в руках большой конверт со своим домашним адресом. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Москвы. Фамилии отправителя на конверте не было. Из конверта я достала толстую ученическую тетрадку в 48 листов. Прочитала первую страницу и вздрогнула. Я поняла, что мне придется дочитать эту тетрадь до конца.