Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто - Жан-Доминик Брийяр

Когда в октябре 1942 года Пиаф вернулась в Париж, ее отношения с журналистом стали более серьезными и прочными. Это не могло не создать определенных проблем – Конте был женат на певице Шарлотте Довиа. Существовало два выхода из положения: развод или строжайшая тайна. Анри Конте выбрал второй вариант. В ноябре Эдит переехала на улицу Вильжюст, дом 4 (сегодня улица Поля Валери, XVI округ), но ее друг не намерен был жить с ней под одной крышей. Певица заняла просторную квартиру на последнем этаже старинного особняка. Весьма своеобразного особняка, потому что в остальной части здания располагался дорогой бордель, который держала некая мадам Билли.

Почему Пиаф решила обосноваться в – пусть и роскошном – доме терпимости? Ностальгия по годам, проведенным в публичном доме бабушки? Есть более прозаический ответ на этот вопрос: дом мадам Билли позволял певице избежать невзгод военного времени. Бордель часто посещали офицеры оккупационной армии, именно поэтому здание всегда хорошо отапливалось, в нем не иссякали качественная еда и алкоголь. Хоть какая-то, но радость во времена лишений и сильных холодов.

Непосредственно перед переездом в дом мадам Билли Пиаф вернулась в кабаре «ABC». На его сцене она исполнила несколько новых песен: «Disque usé» («Заезженная пластинка») Мишеля Эмэ, укрывшегося в Марселе, – с ним певица столкнулась во время турне по югу – и «Vagabon» («Бродяга»). Последняя композиция, которую Пиаф написала сама, была высоко оценена публикой. Обладающая сахарным привкусом волшебной сказки, в которой принцесса влюбляется в бродягу, эта песня легко могла бы утонуть в глупой пошлости. Ее уберег от этого несомненный талант автора. Пиаф отлично чувствовала стихотворный текст. Следуя примеру Раймона Ассо, она намеренно упрощала фразы, придавая им особую выразительность:

Il marche le long des routesEn se moquant du temps.Il marche pour qui l’ecoute,Les cheveux dans le vent

Он идет по дорогам,Насмехаясь над временем,Он идет, чтобы его слушали,Волосы по ветру.

В далекую эпоху, когда профессии поэта-песенника, композитора и исполнителя были еще крайне далеки друг от друга, редкие певцы, a fortiori[53] певицы, писали собственные песни. В данном случае демарш Пиаф можно счесть «авангардистским», даже если она и не писала песен систематически. Певица никогда не прекращала этого занятия – за свою карьеру она создала около сотни произведений песенного жанра, – но при этом даже и не помышляла отказываться от услуг поэтов и композиторов. Она беспрестанно искала новые таланты, работающие в данной области.

Именно поэтому каждый раз, встречая человека, который казался Эдит одаренным, она просила его работать на нее. Так случилось с Жаком Буржеа, а затем с Жаном Кокто. Пиаф не обошла своим вниманием и Анри Конте. Инженер по образованию, он перед тем, как посвятить себя журналистике, написал для Люсьен Бойер слова песни «Traversée» («Переход»). Публика сочла эту песню исполнительницы «Parlez-moi d’amour» («Говорите мне о любви») излишне драматической, композиция не имела никакого успеха. Неудача отбила у Конте всяческое желание двигаться дальше по творческой стезе.

Однажды Анри рассказал Эдит эту печальную историю. Затем он прочел подруге свои стихи. Обладающая «острым нюхом» на все необычное, певица тут же распознала огромный потенциал поэта, ушедшего в журналистику. С тех пор она докучала любовнику просьбами писать для нее.

В конечном итоге Конте сдался. В декабре 1942 года Пиаф записала первую песню, созданную для нее новым возлюбленным. Анри не очень рисковал. Песня со скромным названием «C’était une histoire d’amour» («Это была история любви») была не слишком замысловатой, но Пиаф исполнила ее изумительно. Успокоенный доброжелательным приемом слушателей этого «пробного шара», поэт уже в самое ближайшее время сочиняет более оригинальные композиции и в конце концов становится основателем целого стиля, что отнюдь не всегда получается у авторов-песенников.

Как и у Трене, в текстах Конте присутствует смесь очарования, легкости и фантазии. Эти исключительно полезные составляющие песен, увы, не слишком хорошо сочетались с драматическим характером репертуара Пиаф. Тогда, чтобы не сбивать с толку публику, Конте, обладавший несомненным интеллектом и тонкой интуицией, стал брать для своих лирических, изысканных текстов темы, заимствованные из реалистической песни. Отличным примером служит композиция «Coup de grisou» («Взрыв рудничного газа»), написанная в 1943 году. Это история шахтера, почерневшего от угольной пыли и горя: его бросила девушка, которую он любил. Чтобы описать ситуацию, поэт даже прибегает к штампам:

Elle l’a trompé par un beau jourAvec un qui aimait le ciel bleu…

Она изменила ему средь белого дняС тем, кто любил синее небо.

Можно было бы подумать, что перед нами песня Берт Сильва, если бы концовка «Coup de grisou» не напоминала опусы Трене. Поднявшись на совершенно новую качественную ступень, Конте описывает финальную сцену – взрыв газа в недрах шахты – с таким тонким юмором и поэтичностью, что невольно забываешь о напыщенности остальных куплетов:

Et quand on l’a sorti du puits,La lumière se moquait de lui.Le soleil donnait un galaPour l’embêter un’dernière foisMais Coup d’grisou était guéri:Il avait épousé la nuit…

И когда его вынесли из шахты,Яркий свет посмеялся над ним,Солнце устроило праздник,Чтобы досадить ему в последний раз.Но Взрыв рудничного газа исцелился –Он взял в жены ночь[54].

В течение 1943 года Анри преподносит Пиаф еще несколько «жемчужин», среди них «Le Brun et le Blond» («Брюнет и блондин») – песня, преисполненная самоиронии, в которой Конте сравнивает себя с очередным мимолетным увлечением певицы, и «Monsieur Saint-Pierre» («Месье Сен-Пьер») – музыка Джонни Эсса, бывшего партнера Трене по дуэту «Шарль и Джонни». Пиаф в очередной раз попала в яблочко: обновление репертуара не только не сбило ее с намеченного пути, но и было встречено самыми восторженными отзывами прессы. «Вы с легкостью сумели обновить ваш старый репертуар, – поздравляет Пиаф один из благожелательных критиков, – плюс к этому вы сумели воплотить в жизнь мечты Анри Конте. “Mon légionnaire” и “Monsieur Saint-Pierre” находятся на одной прямой линии, но не могу не отметить, что в настоящее время эта линия уходит в облака. Вы позволили магии слов подхватить вас…»

Отлично принятые, чеканные стихи Анри Конте, однако, никогда не станут частью души Пиаф. Они также не займут того места в сердцах публики, что заняли ее «великие песни», такие как «L’Accordéoniste», «L’Hymne àl’amour» или «La Foule». Возможно, это произошло из-за мнимой «второразрядности» текстов. Эту «сторону B» 1940-х годов актер Серж Юро возведет на совершенно новый уровень, вырвет из забвения в спектакле «Gueules de Piaf», поставленном в 1993 году. «Эти песни – совершенно иная грань репертуара Пиаф, грань тонкая, изысканная, – резюмирует актер и певец. – Анри Конте, уже глубокий старик[55], пришел посмотреть мой спектакль. Он сказал: “Потребовалось пятьдесят лет ожидания, чтобы люди поняли, что, когда я шучу, прибегаю к юмору, я делаю это намеренно”. Когда он слышал, как во время исполнения его песен некоторые зрители смеялись, он был просто счастлив».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});