Год, когда я стала Изабеллой Андерс (ЛП) - Соренсен Джессика

— Это потому, что ты сумасшедшая, — говорю я ей, улыбаясь впервые за день.

— Я знаю. — Она делает паузу. — Но, Иза, пожалуйста, обещай мне, что независимо от того, что с этим случится, независимо от того, куда это пойдет, ты всегда сможешь прийти и поговорить со мной, если тебя что-то беспокоит. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой.

Я сжимаю губы и киваю, хотя она меня не видит.

— Обещаю.

— Хорошая девочка, — говорит она. — И помни, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

К тому времени, как я вешаю трубку, я уже плачу. Решаю выпустить все это наружу, потому что это лучше, чем держать в себе и позволить этому душить меня.

Десять минут спустя мои глаза опухают, у меня икота, а тушь и подводка окрашивают щеки. Я иду в ванную, чтобы умыться и поправить макияж, прежде чем вернуться в свою комнату и заставить себя думать о чем-то другом, кроме мамы.

Я смотрю в окно на соседний дом, гадая, когда же наткнусь на Кайлера. Часть меня хочет этого, в то время как другая часть меня предпочла бы этого не делать, тем более что он, вероятно, встречается с Ханной.

Отойдя от окна, я слышу, как открывается входная дверь, и звук голосов наполняет дом. Внезапно все мои заботы о Кайлере и маме уходят в прошлое, когда возникают более серьезные и насущные проблемы.

Я думаю о том, чтобы остаться в своей комнате. И никогда не выходить. Но в конце концов мне придется встретиться с ними лицом к лицу, так что лучше сорвать пластырь прямо сейчас. Кроме того, может быть, я смогу докопаться до сути, где, черт возьми, оказались мои рисунки.

Собрав все свое мужество, которого я набралась за время путешествия, я расправляю плечи и спускаюсь вниз. Но когда я вхожу в гостиную и вижу, что мой папа, Линн и Ханна отдыхают на диване, окруженные тоннами пакетов с покупками, болтая об профориентации, и моя уверенность уходит.

Я начинаю поворачиваться, чтобы уйти, когда слышу, как Ханна говорит:

— Что, черт возьми, с тобой случилось?

Сделав глубокий вдох, я поворачиваюсь к ним лицом.

— Привет.

— Хм… — Ханна смотрит на меня, опустив челюсть до колен, совершенно безмолвная.

Я борюсь с желанием скрестить руки на груди и попытаться прикрыться.

— Что ж, я вернулась.

— Мы это видим. — Линн смотрит на меня с неприветливым выражением, и, хотя это кажется невозможным, я клянусь, что в ее глазах больше ненависти ко мне, чем когда-либо.

Я выдерживаю ее смертоносный взгляд, хотя мои внутренности трясутся, как желе. Я знаю, кто ты на самом деле. Знаю, откуда этот взгляд ненависти. Поверь мне, я все понимаю. Папа изменил тебе, и ты ненавидишь меня, но знаешь что? Ты не имела права так обращаться со мной, и однажды я дам тебе это понять.

Чем дольше я смотрю на нее, тем больше она скрежещет зубами, пока, наконец, не отводит от меня взгляд и не сосредотачивается на копании в сумках.

— Ты выглядишь, — мой отец чешет голову, глядя на меня, — мило.

— Генри, — предупреждает Линн, бросая на него хмурый взгляд, способный убить. — Мне показалось, ты говорил, что у тебя есть дела по работе.

Его взгляд задерживается на мне еще на пару секунд, затем он встает и говорит Линн:

— Я буду в кабинете, если кому-нибудь что-нибудь понадобится. — Он пересекает комнату, похлопывая меня по плечу, когда проходит мимо. — Я рад, что ты вернулась, — шепчет он, прежде чем поспешить по коридору в свой кабинет.

Линн, должно быть, услышала его, потому что ее внимание сосредоточилось на мне.

— Итак, Изабелла, — она произносит мое имя самым безумным образом, как будто это оскорбление. — Я вижу, у тебя была довольно веселая поездка и ты немного изменилась.

— Можно и так сказать, — сухо отвечаю я, чувствуя, что сейчас начнется кульминация.

Ее лицо морщится, когда она целеустремленно рассматривает мой наряд.

— Тебе следовало последовать моему совету. Платья тебе не идут, милая.

Ханна хихикает, доставая из коробки туфли на высоких каблуках.

— Не будь такой доброй, мама. Ей ничего не идет.

— Будь умницей, Ханна, — говорит Линн, улыбаясь. — Она нас слышит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я провожу языком во рту. Я не буду плакать. Не буду.

— Что случилось с моей комнатой?

Линн обменивается мимолетным взглядом с Ханной, затем снова смотрит на меня.

— Мы решили подготовить ее к переезду в следующем году. Мы собираемся превратить ее в комнату для гостей.

Мои пальцы сжимаются и впиваются в ладони.

— Ладно. Но куда ты дела все мои рисунки и плакаты?

— Я их выбросила. — Она достает из сумки серебряное платье. — Все равно они были не в лучшем состоянии. Большинство углов плакатов были порваны, а эти рисунки… — Она кладет платье на пол. — Ну, я уже много лет говорю тебе, как мне не нравятся эти рисунки, и я решила, что пора их убрать. — Она смотрит на меня, сложив руки на коленях, выпрямив спину и стараясь казаться такой правильной, невинной жертвой.

Но она меня не обманет. Я вижу в ней злодейку, которая ненавидит меня и пытается разрушить мою жизнь последние четырнадцать лет. Может быть, именно поэтому я здесь. Может быть, она хотела наказать моего отца за измену, пытая меня.

— Потрясающе. Я все равно собиралась сделать ремонт. — Я натягиваю на лицо улыбку, которая становится еще шире, когда у обоих отвисают челюсти.

Я должна чувствовать себя более удовлетворенной, чем есть. Я хочу сказать, что в конце концов лишила их дара речи. Однако я возвращаюсь в свою комнату, где все, что у меня осталось, — это сумки с вещами, которые я привезла с собой из поездки. Конечно, могло быть и хуже.

Но я скучаю по своим рисункам. Я вложила в них много времени и сил. Они были частью меня и помогли мне пережить несколько тяжелых и жестоких дней. В каком-то смысле люди, которые изображены в комиксах, были кем-то вроде моих друзей. К тому же там была женщина. Мой друг. Та, что мне снилась, была моей воображаемой матерью. Эти наброски тоже исчезли, и, хотя я никогда не была уверена, что это была моя мама на рисунках, я все еще чувствую, что потеряла часть ее.

Глава 11

За следующие пару дней, пока я торчу дома, я узнаю три вещи:

1. Линн и Ханна ненавидят мой новый имидж, и сделали своей миссией разрушить всю уверенность, которую я приобрела.

2. Новый имидж, кажется, еще и наложил какое-то заклятие смущения на моего отца, потому что он продолжает смотреть на меня, как будто пытается что-то понять, но не может до конца это сделать.

3. Ханна и Кайлер расстались, что я узнаю, когда слышу, как они спорят на подъездной дорожке, пока рисую на балконе. Судя по всему, они никогда по-настоящему не были вместе.

— Я говорил тебе, что не хочу серьезных отношений и что мне нужно сосредоточиться на футболе, — говорит ей Кайлер. — Я сказал тебе это на нашем втором свидании.

— А я тебе говорила, что мне насрать, — рычит она. — Ты должен был подумать об этом, когда целовал меня.

— Я никогда не думал, что поцелуй произойдет. Я же говорил… Я был немного пьян.

Снаружи слишком темно, чтобы я могла их разглядеть, но я слышу, как Кайлеру неловко из-за его резкого тона.

— Мне очень жаль, Ханна, но мы не собирались встречаться. — Он старается говорить твердо. — Ты должна отпустить ситуацию.

Когда он уходит, я слышу, как Ханна бормочет:

— Никто не смеет меня отвергать.

Я отрицательно качаю головой. О, как это печально — быть испорченной. Она так привыкла добиваться своего, что не знает, как с этим справиться.

Следующие пару часов я провожу на балконе, погружаясь в рисование. Я даже не знаю, сколько времени проходит, но в конце концов мою руку начинает сводить судорогой.

— Развлекаешься там, наверху? — Откуда-то снизу доносится голос Кая.

Вздрогнув, я роняю карандаш и наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть через перила.

— Ты где?

Он хихикает, как девчонка, и я думаю, что он, наверное, пьян.