Бедные богатые девочки, или Барышня и хулиган - Елена Колина

– Бебочка, расскажи про маленькую Соню!

– Соня младше меня на десять лет, наша мама умерла, и у нас была мачеха… я ей была как мама… – отвечала Берта и, помолчав, продолжала: – Соня все детство провела, ни на минуту не отрываясь от чтения. Приходила после школы, обедала с книгой, отставляла тарелку и читала до вечера.

Сонина мачеха, полная черноволосая Фаина с ярко накрашенными даже дома губами, никогда ее не ругала, разрешала хозяйством не заниматься, даже посуду мыть не заставляла. Она приходила вечером домой и спрашивала:

– Софья, ты ела?.. А, да, вот же тарелка…

– Да, тетя Феня, спасибо, – поднимала Соня туманный взор и опять утыкалась в книгу.

Даша, страстно пугаясь слова «мачеха», желала знать подробности:

– А эта тетя Феня, она маму не обижала? Не заставляла ее все делать, не придиралась?

– Я закончила медицинский институт и сразу уехала из Ленинграда в Сибирь, в этом маленьком городке я была единственным гинекологом, – чуть виновато говорила Берта. – А Соня осталась дома. Папа Соню любил и жалел… Папа был заведующий обувным магазином, а у Сони была одна пара туфель. Он не виноват, он же мужчина, а Соня никогда ничего не просила… Дашенька, с мамой лучше, чем с мачехой, даже самой доброй…

– А почему, как ты думаешь, мама никогда про свое детство и вообще про свою жизнь ничего не рассказывает, совсем даже не упоминает? – продолжала выспрашивать Даша. – Ничегошеньки не говорит, как будто она народилась сразу в нашей семье вместе со мной и Папой.

Берта пожала плечами.

– Девочка, я думаю, если у Сони было несчастливое детство и она не любит об этом говорить, то зачем нам с тобой делать ей больно, ты же умница… – мягко произнесла она.

Даша стеснялась Соню, как стесняются самых близких людей, предпочитая откровенничать с теми, кто подальше. С Бертой она могла обсуждать самую невозможную тему, задать любой, хоть и самый стыдный вопрос. Однажды Даше повезло: из маленького северного городка Берту направили в Ленинград на курсы повышения ее гинекологической квалификации, и она целый месяц пробыла у них. Когда Берта уезжала к себе на Север, с Дашей случилась истерика, она рыдала так, что немного обиженная в душе Соня попросила мужа проводить Берту, а сама осталась дома с зареванной, икающей от слез Дашей. Она быстро поцеловала Берту в прихожей и махнула рукой:

– Уходи скорей, не расстраивай ребенка!

С одной стороны, Соне было приятно, что Даша так любит ее сестру, которая ей, Соне, и сестра, и мать, и все возможные родственники. Только совсем чуть-чуть тлела обида. Ей хотелось быть для Даши… чем?.. ну, вообще-то всем… С другой стороны, Бертина дочь Ривка, смешная грудастая толстушка, так нежно называла Соню «Софочка, маленькая фифочка» и тоже все ей, Соне, рассказывала, а с Бертой никогда не откровенничала… Тогда хорошо, пусть!

…Сорок лет Папе и сорок лет Соне. Они родились в один день. Гостей очень много, только Папиных аспирантов за все годы набралось человек пятнадцать. Дома весело, бывшие аспиранты из Ташкента варят плов, уважительно обращаясь к Папе «профессор». Многие друзья учились с родителями в институте, они тоже давно называют Папу «профессор», но это звучит насмешливо, как будто сейчас добавят «профессор кислых щей» и дернут за ухо.

Толстая Ада дружит с Соней всю жизнь. Соня привела к ней показать Папу сразу же, как у них наметился роман. Желая понравиться Аде, Папа принес три килограмма конфет «Пиковая дама», и она на спор съела все три килограмма разом. А что ей, Аде, она без труда могла Папу поднять и поносить на руках, такой он был в двадцать лет худенький, хоть и надел тогда пиджак с подбитыми ватой плечами. «Хотел показаться посолидней, а как пиджак снял… о Боже, просто цыпленок!» – вздыхает необъятная Ада.

– Эх ты, профессор… – тянет Ада и нежно тычет его кулаком в грудь. Несильно, но Папа пошатывается.

– А вы знаете, чья заслуга в том, что сейчас мы видим перед собой гордость советской науки, а не опустившегося картежника? – поднимается с бокалом в руке Папин институтский друг.

Эта семейная легенда Даше знакома. Институтский друг собирается говорить о Соне, Соне-отличнице, золотая медаль во французской школе на Владимирском, красный диплом в институте.

Серьезная отличница Соня спасла Дашиного отца для науки. Папе, отличному преферансисту, угрожало отчисление с третьего курса за несданную зимнюю сессию. Всю осень будущий молодой доктор наук писал пулю в институтской общаге на Яковлевском, и, между прочим, уверял Папа, ему почти всегда шла карта. Злокозненная картежная жизнь уже почти совсем засосала его, как вдруг явилась прекрасная Соня. Раз – и юный будущий Дашин Папа уже сидит не в общаге, а на лекции по сопромату, в сотый раз выводя карандашом на обложке тетради: «Соня, Соня Гохгелеринт, Соня, Соня…» Два – и Папа заглянул в лекции, сдал долги и забыл про свою карточную компанию, из которой, кстати, никто не пропал, не сгинул в картежном чаду… Три – свадьба, и через год Даша родилась. Теперь он играл в преферанс только летом на пляже и только под бдительным оком Сони. «Дети, кричите „ура!“, у вашего папы бура!» – шутил Папа с маленькой кривоногой Дашей в пляжных, вымазанных песком трусиках.

Звучит еще один тост:

– В этом доме никогда не звучало глупое предложение купить дачу, трудно представить, что Соня отложит книгу и будет копаться в земле! В этом доме не покупают ковры и хрусталь, и в серванте, где у порядочных людей хрусталь, посмотрите, у них почему-то стоят книги! Соня! Ты наконец купила себе сервиз «Мадонна»? Без этого сервиза я не могу тебя уважать, Соня! И скажите наконец, зачем вам столько книг?! Ладно уж, мы любим вас такими, без золота и ковров, окруженных прекрасными друзьями… За вас, ребята, дорогие наши!

У родителей такие прекрасные друзья! Даше нравится, что они, хоть и взрослые, даже уже немного пожилые, смеются, рассказывают анекдоты, танцуют, песни поют смешные про санитарку Тамарку, про желтый чемоданчик. А Соня с Адой вдвоем спрятались на минутку в Дашиной комнате и смеются так, что у них текут слезы и Соня начинает икать. Как Даша, когда ее Женька смешит. Видимо, икать от смеха у них семейное.

– Сонька, ты можешь себе представить, что здесь когда-нибудь будут наши внуки бегать? А мы будем так же хохотать? – Сорокалетие ближайших друзей настроило несентиментальную Аду на лирический лад.

Соня думает сейчас о другом, а Сонино другое – это всегда Даша.

– Даша от нас отдалилась, приходит из института, ест с книгой и убегает до вечера.

– А, кстати, – спрашивает Ада уже обычным своим командным тоном. – Что у нее с этим мальчиком, сынком большого начальника? Я сильно сомневаюсь, что нам это надо!