Война крыш - Леонид Словин

— А междугородные звонки?

— Тель-Авив, Рамат-Ган. В Бейт-Лехем, между прочим! И тоже в автомат!

— Странно…

Бейт-Лехем, или, в христианской традиции, Вифлеем, — родина царя Давида и Иисуса Христа — находился на территории Палестинской автономии, обычно большую часть года в связи с арабским террором город оставался закрытым для посещения израильтян…

Кому уж там звонить?!

— А что международные разговоры?

— Ни одного разговора с заграницей… Юджин!

У сыщика участка Катамоны было еще что сказать.

— Слушаю, Джерри. Что там…

— Я получил распоряжение…

— Да.

— Наша оперативная группа расформирована. С сегодняшнего дня я поступаю в распоряжение следователя Роберта Дова.

— Да?

— Мне очень жаль, Юджин.

— Мне тоже, Джерри.

— Я вечером буду его сопровождать на Бар Йохай.

— Успехов, Джерри. Бай…

— Бай, Юджин. Еще вопрос: я могу ему сказать, какие версии у нас были?

— Что за вопрос? Конечно…

Он убрал кофе. Сейчас он не был нужен. Ему незачем было себя подстегивать…

«Стоит только появиться в деле каким-то зацепкам, ниточкам, как тут же возникают очередной журналист и Роберт Дов с его напором…»

Он потянул телефон. Начал даже набирать номер.

Вовремя остановился.

«Вопрос решен. Начальство обязано докладывать каждый вечер наверх. Что с того, что все друг с другом на „ты“ и только по имени! Отбреют чище бритвы!»

Его подруга, с которой он расстался, умела физически лечить невидимые моральные раны…

«Может, ей позвонить?»

Номер был записан на трубке…

Но тоже вовремя отказался.

«Ты чего, Юджин! Любая шлюха с Бен Йегуда пропишет тебе то же средство…»

В окнах квартиры убитого на Бар Йохай неярко горели свечи.

Это мамзер Рон, отпущенный из Русского подворья, сидел там на расстеленном по полу ковре тихо, как мышь, не выходя и не открывая двери никому…

— Пусть потрясется…

Следователь Роберт Дов предполагал взяться за него по окончании обряда ешивы, если за это время ничего путного не попадет в поле зрения.

— С квартирой все ясно! Преступники внутри не наследили. С этим следует примириться и сразу забыть! Меня интересует не нищий, а его убийцы…

Вместе с сыщиком участка Катамоны Джерри он знакомился с местностью, прилегающей к дому.

Было темновато.

На детской площадке — с обязательными песочницами, самолетами, паровозами — еще играли дети.

Повсюду вдоль узкой извилистой Бар Йохай были припаркованы машины. Их было много.

Роберт Дов кивнул на окно.

— Смотри, смотри!

Хасид истово кланялся, крученые колбаски пейсов отлетали за спину.

— Знает, что я из него всю душу вытрясу… Разберемся!

Детектив внезапно нагнулся, он что-то заметил под ногами. Поднял.

— Знаешь, что это?

Джерри увидел на ладони сиреневый увядший цветок. Он взял его, подержал, вернул детективу.

— Нам говорили в школе… Бугенвиллея?

Детектив засмеялся.

— О чем это говорит, знаешь?

— Ломают ветки.

— К окну подходили русские…

Израильтяне, как правило, цветов не рвали. И на природе, и в общественных местах. Слишком велики были штрафы"

— Ты понял?

— Да. Кстати…

Джерри рассказал о русском следе, который почувствовал Юджин Кейт.

— …Хотя за границу он не звонил.

— И Кейт тоже? — У Дова заметно поднялось настроение. — Где тут у тебя можно кофе выпить, Джерри? Спокойно потолковать?

Кафе называлось «Рамзор».

Название ему дал светофор, регулировавший довольно мощные потоки машин, направлявшихся в большие районы — такие, как Пат, Гило.

Красные сигнальные огни плыли высоко вверх вдоль по красной реке. Там был центр.

Вечером «Рамзор» выглядел очень даже прилично: столики под развесистым дубом, площадка, огороженная ящиками с геранью…

Роберт Дов, как оказалось, любил цветы.

Пили кофе.

Следователь вошел в курс дела.

Две группировки молодежи из СНГ в районе Катамо-ны враждовали между собой. Преступление могла совершить либо одна, либо другая. Обе были замкнуты, посторонние в них не допускались.

Во главе обеих стояли люди, имевшие кавказские корни.

Джерри располагал достаточной информацией на Макса и на Гию.

Приземистый, с короткой мясистой шеей, крепкими ногами — бывший чемпион по борьбе среди юниоров одной из кавказских зон, жестокий, сильный, Макс имел преступное прошлое.

— На него заводились уголовные дела, но ввиду отсутствия улик их приходилось прекращать… Он совладелец паба для молодежи. Есть сведения, что там сбывают наркотики. Заведение откровенно вызывающее. На вывеске — череп и кости на черном фоне… «Сицилийская мафия»…

— А клиентура?

— В основном из СНГ, молодые парни. Сам Макс в аллее бывает редко. Больше у себя в пабе. У него связи со взрослыми уголовниками из Тель-Авива, Ашдода… У меня на него ничего нет. Недавно, правда, он отделал тут в аллее парня из той группировки, с Бар Йохай…

Джерри рассказал, как Макс избил рыжего Дана.

— Носком ботинка в лицо и под ребра…

— Надо с ним потолковать!

— Дан скажет: ничего не было. Они предпочитают выяснять отношения сами. Или через авторитетов…

— Макс — судимый?

— Он привлекался к ответственности за драку.

— А приговор?

— Условный. И общественно полезные работы. Год он каждую неделю перевозил рабочих от Центральной автобусной станции до Ботанического сада…

— А что его друзья?

— Из-за него разгорелась драка между девицами в аллее на празднике Лаг ба-Омер. Тоже парни крутые…

— Крутые! А зачем они ходят в аллею?

— Из-за собак. У всех собаки. Больше негде выгуливать. Там пустырь и дальше железная дорога и арабская деревня…

Кафе «Рамзор» пользовалось популярностью благодаря выигрышному местоположению — движение машин на перекрестке не ослабевало ни на минуту. То одна, то другая останавливалась рядом.

Роберт Дов взглянул на часы. Время было еще детское.

— В доме, где жил Коэн, есть новые репатрианты?

— Трое ребят.

— Что они?

Джерри пожал плечами.

Борька Балабан, косой Арье и Дан прибыли по программе юношеского образования из стран СНГ. Приняли израильское гражданство. Теперь работают в ожидании призыва в армию.

— Что у них за работа?

— Подсобные рабочие, один на стройке, двое — на заводе пластмасс…

— Нам известны?

— Только Арье. Попался с ящиком пива, буквально на второй день, как появился, украл со склада лавки. Социальный работник проводила проверку. Простили. Он действовал под влиянием старших ребят, известных полиции… Был тогда предупрежден. Поставлен на учет. Дан, друг его, ни в чем особенном не замечен…

— Образ жизни, увлечения?

— Как все. Радиоприемник, собака — белый боксер. Альбинос. В ту ночь они работали. Один оставался дома.

— Кто?

— Борис Балабан.

Дов достал из кармана блокнот. Сделал пометку.

— Расскажи подробнее?

— Веснушчатый, белокожий. Работает подсобным рабочим на стройке. Последнее время постоянно с хаверой. Ленкой. Я тебе их всех покажу. В авторитете у них Гия, по-грузински Георгий.

Детектив записал.

— А что Гия?

— Самостоятельный парень. Много не говорит.

Роберт Дов спрятал блокнот.

— Какое у тебя в целом мнение о них?

Джерри подумал.

— Я спрашивал наших ребят. Они говорят: «Никогда не видим их по одному. Только группой. И всегда только свои!» Одна девочка сказала: «Друзей среди нас у них нет. Русское телевидение, русские песни… Если вам так хорошо там, почему вы не соберете вещички и не отвалите к себе?!»

Роберт Дов пожал плечами. Закрыл блокнот.

— То же самое я слышал о курдах. Потом про марокканцев. Пойдем. Я хочу посмотреть, как они живут…

— Я думаю, дома их нет. В это время они всегда на аллее.

У подъезда на галерее внизу на стульях сидело несколько человек — мужчины и женщины. В основном пенсионеры. Они немедленно догадались, кто пожаловал и к кому направляется. Проводили полицейских понимающими взглядами.

Квартира оказалась закрытой.

Роберт Дов осмотрел лестничную площадку, она была чистой.

Когда полицейские снова появились внизу, их уже ждали.

Один из сидевших — бородатый, с серебряным веночком курчавых волос — остановил Дова.

— Секунду! Ты ведь полицейский? Миштара? — Он протянул детективу сложенные щепотью пальцы. — Как же так, люди? Опять нас убивают? За что?! — Дед был опытный демагог. — Сколько я тут живу — такого не было!

Остальные поддержали:

— Теперь уже убивать стали!

— Нищие-конкуренты это бы не сделали! Нищие, они никогда бы не пошли в дом — там бы, на Кикар Цион где-нибудь во дворах и прибили! Сюда бы не пришли!

Толстуха в майке, в трикотажных рейтузах, под которыми на бедрах словно лежал спасательный круг, щелкнула зажигалкой.