Благородный Кюн - Владимир Голубев

Кюн.

Обычно, графиня называла место, Кюн же определял маршрут поездки. Сегодня удалось проехать мимо дома тети, и Кюн заметил, что доски с окон и дверей сняли.

В доме живут. Кто? Было неясно. То, что это ловушка, очевидно. На предрассветный визит для новичков Кюн попадаться не стал, лучшее время, считал он, сразу после утренней пересменки. Легко вычислить состав и зачистить его, в запасе останется много времени, хватит на всё.

* * *

Ночью Кюн превзошел себя по всем статьям. Графиня начала догадываться, что молодой охранник не так прост, как она считала ранее, но не могла отказать себе в удовольствии, в результате заснула перед рассветом, и Кюн обеспечил себе свободу до полудня.

* * *

Кюн с каждым месяцем становился всё тоньше в кости и легче. Из-за этого, да в сочетании с его звериной грацией, многим он казался моложе своих восемнадцати лет. Одежда слуги делала его незаметным, а отсутствие оружия на виду превращало в человека, недостойного внимания стражи. Кюн, занятый поеданием пирожков, не имел свободных рук, чего не мог бы позволить себе «опасный преступник». Смена стражников проводилась в восемь часов, маскировались они профессионально, но Кюн чувствовал их, как собака чует добычу. Кюн уже привык, что его охватывает радостное возбуждение, предвкушение удовольствия от предстоящего убийства. Он гордился собой, дворянская кровь дает себя знать или это благоприобретенное свойство, бывший барон не знал. Искусство убивать Кюн отточил до совершенства. Он мог повредить в человеке кровеносный сосуд так, что тот не замечал внутреннего кровотечения и умирал, теряя сознание, в считанные минуты. Ни один из охранников не успел привести в действие свои амулеты малого, среднего или большого исцеления, ни один из трех магов не смог сплести исцеляющее заклинание. То самое, особое, только для имперских магов, служащих в имперской страже. Да и спасли бы их амулеты и заклинания — это большой вопрос, крови они потеряли слишком много. Кюн обошел потерявших сознание стражников, собрал деньги и амулеты исцеления, другие брать не решался.

«Пока они живы, значит — я не мародерничаю», — посмеялся бывший барон, набивая поясную сумку.

* * *

Смарт встретил Кюна безрадостно.

— На улице слишком многолюдно стало, по твою душу пасутся переодетые стражники, — не здороваясь, заявил он.

— Уже свою душу отдали богам, и гадать не надо каким.

— Их там не меньше дюжины.

— Было …

— Сестра твоя и тетя, обе живы до сих пор. Мне бежать некуда. Танте не заложница, за неё не боюсь, мы оба уже мертвы. Сыновья — заложники. Стоит мне сбежать — с ними поступят так же, как с тобой, лишат дворянства, объявят преступниками, — путано объяснил своё бездействие Смарт.

— Хорошие новости. Мы еще повоюем, дядя. Я их буду убивать по сотне в неделю, посмотрю, кому раньше надоест.

— Найдут они тебя быстро, против системы бороться невозможно.

— Трудно, тяжело, но реально. Система состоит из людей, и имеет свой предел прочности. Для пары тысяч членов ордена этот придел уже близок, после четвертой сотни наступит страх, после пятой — ужас.

— Что передать храмовикам? Сегодня мне придется держать ответ.

— Простой обмен. Их жизни на свободу сестры и тети. Какая удача, что они до сих пор живы и здоровы, — Кюн засмеялся и обнял дядю.

— Ты сильно изменился. Необычно видеть тебя таким восторженным, не вяжется всё это с убийствами как-то. Ты, случайно, не влюблен? Точно! Влюблен! — обрадовался Смарт.

— Это делает меня уязвимым, но я рад, что встретил ЕЁ!

— Кто она?

— Эльфийка. Графиня старше меня на десять лет, поэтому не воспринимает меня серьёзно. Она очень знатна. Помнишь, ты рассказывал мне легенду о знатных южанках, имеющих родинку между бровей?

— Это не легенда, это правда.

— Знатные эльфы имеют на плече родинку в виде лилии.

— У твоей любимой лилия на плече? — лицо Смарта перекосил ужас.

— Что-то не так?

— Ты знаешь, что эльфы в любви ведут себя, как животные? Свободные связи до брака, свободные связи после. У них даже есть понятие «друг семьи». Это мерзко и отвратительно.

— Дядя, ты такой консерватор. Сам со служанками, будучи холостым, не развлекался совсем?

— Со служанками! Твоя добрачная связь с Либертой, молча осуждалась всеми, и предполагала близкую свадьбу. Вы были помолвлены. Либерта, разорвав договор, поставила себя в очень неприятное положение, её статус упал до земли. У эльфов всё иначе. Графиня открыто живет с тобой. Так?

— Она считает меня простым погранцом.

— Не важно. Ты можешь представить себе тетю Танте, открыто живущую с охранником?

— Понятно.

— Теперь о лилии. Распутных женщин у них клеймят. Чтобы этого «добиться» ей было необходимо совершить невообразимое, с нашей точки зрения. Совратить множество мальчиков, вступить в связь с монахами или священниками, открыто продавать своё тело, заняться любовью с двумя мужчинами сразу.

— Или тремя, — горько засмеялся Кюн. Его смех походил на рыдания, — прости, дядя. Мне нужно побыть одному. Кюн вышел из дома весь в слезах. Он рыдал, как девчонка, не видя ничего вокруг. Поджидавший его маг, из совета ордена, усмехнулся и отдал команду двум тройкам боевых магов на уничтожение объекта. Через секунду два силовых жгута стали разрывать Кюна на две части, отдельно туловище, отдельно голова. Кюн даже обрадовался засаде, было на кого выместить чудовищную злость, кипевшую внутри, в сердце, в душе, где точно — он не знал. Шестерку магов разорвало на куски, а их командир полыхнул нестерпимым светом, расплавив землю и мостовую вокруг себя на десяток метров. Стена огня докатилась до Кюна. Оба дерева во дворе запылали вместе с листвой и плодами, шипя и воняя. Огонь вокруг мага пропал, стало видно, что он невредим, даже шляпа аккуратно сидела на голове. Маг поднял руку, видимо, направляя заклинание в сторону Кюня, и полетел в небо, сшибая в начале своего пути деревья и крыши домов. Через секунду звуковым ударом, метрах в трехстах, сорвало крышу дома. Кюн на долю секунды оглох, открытое окно ударило о раму, и стекла посыпались в комнату. Секунд двадцать Кюн еще следил за полетом мага, или его останков. Тот упал в лесу, за городом. Смарт стоял рядом, ожидая, пока племянник закончит свои дела.

— Сбросил злость?

— Немного легче стало, — опустошенно ответил Кюн.

— Что собираешься делать? Задушишь «сучку»?

— Не надо, дядя. Я понимаю, что она не сучка, у неё своя, другая мораль. Но она украла мою любовь.

— Может, не следовало мне говорить? Ты был счастлив с ней.

— Через пару недель это бы закончилось. Графина замышляет какую-то каверзу, хочет меня подставить под удар, — меланхолично проинформировал дядю Кюн.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});