Соблазны - Марлена Штрерувиц

В субботу позвонила Пупсик. Не пойти ли им всем вместе в парк? Хелена колебалась. Но Пупсик говорила нормальным голосом. И все равно девочки хотят мороженого, да и воздухом нужно подышать. Она поехала к Бельведеру. На улицах пусто. Все венцы — за городом. На дачах. Поставить машину удалось в верхнем конце Принц-Ойгенштрассе. Почти у Южного вокзала. Оттуда они пошли в парк. Мимо Верхнего Бельведера. Искали Пупсика и Софи. Барбара и Катарина бегали вверх-вниз по лестницам к Нижнему Бельведеру. Бил фонтан. Вода журчала и пела. Светило солнце. Зеленели деревья. Зелень пока еще светлая. Цвели поздние тюльпаны. Отцветала сирень. Хелена медленно шла вниз по дорожке. Хенрик позвонил всего раз, коротко. Ей надо потерпеть. Еще. Пожалуйста. После звонка еще сильнее засосало под ложечкой. Она хочет его видеть. Чтобы он был рядом. В постели. За ужином. На каждом шагу. Всегда. Быть совершенно уверенной, что он есть. И больше ничего. Не думать. Нет времени. Времени больше нет. Солнце. Сверкающие струи воды. Смеющиеся дети. Это все можно было бы вынести, если бы он был рядом. В одиночку сияющий день невыносим. Хелена шла медленно. Несла в себе боль. Давящую, тянущую. Тоску. Хелена медленно шла вниз. Чаще всего Пупсик гуляла с Софи внизу. Среди геометрических боскетов и аллей. На минуту Хелене показалось, что все на нее смотрят. Подходят и таращат глаза. Пристально, испытующе. В следующий момент она подумала, что никто не обращает на нее внимания. Да. Все отводят глаза. Нарочно. Презрительно. Как будто ее нет. Не должно быть. В ней снова проснулось желание конца. Не своего. Хелена никогда не думала о самоубийстве. Конца этого. Этого всего. Девочки нашли Пупсика. Она услышала голос Катарины: "Тетя Пупсик, тетя Пупсик!" Хелена пошла на голос. Ни девочек, ни Пупсика, ни Софи не видно. Они были за живой изгородью. В лабиринте. Она крикнула: "Эй! Где вы? Мне вас не найти". Девочки хихикали. Она представила себе, как они стоят в двух шагах от нее и чуть не лопаются от смеха. Хелена еще покричала. Остановилась у боскета, из-за которого раздавался сдавленный смех. Сказала себе под нос: "Где же мои дети?" И повторила это много раз. Грустно. Фраза, которую от своих родителей она не слышала никогда. Тут стало тихо. Отдельные смешки. Которых никак не удержать. Она услышала, как Пупсик шипит: "Т-с-с!" Потом Катарина воскликнула: "Мамочка!" и выбежала из-за угла. Бросилась к Хелене и забралась на руки. Посадив ее себе на бедро, Хелена пошла за угол. Софи и Барбара смеялись, сидя на скамейке. Пупсик без устали щелкала фотоаппаратом. Девочки смеялись. Пупсик делала несметное количество снимков. Хелена уселась на скамью напротив. Катарина осталась у нее на руках. Снова начала сосать палец. Хелена осторожно вытянула палец у нее изо рта. Так ли уж это нужно, шепнула она Катарине. Та кивнула и сунула палец обратно. Серьезно смотрела на Хелену. Хелена обняла дочку и прижала ее голову к своей груди. "Хорошо. Если нужно", — сказала она. Катарина прижалась к ней. Софи и Барбара залезли на скамейку и кривлялись перед Пупсикиным фотоаппаратом. Без передышки смеялись. Барбара, которую подзуживала куда более младшая Софи, лезла вон из кожи. "Мамочка. Мамочка. А когда мороженое?" — прошептала Катарина. Хелена пообещала, что немедленно. Как только они выйдут из парка. Здесь не продают. Нет, продают. Катарина видела у входа киоск. Там есть мороженое. Катарина хочет трубочку. Там продают трубочки. Да. Мы купим. На обратном пути. Но Катарина хотела сейчас. Можно, она сходит? Она купит сейчас. Да? Сама! Хелена задумалась. Что может случиться. Ей тоже надо бы пойти. Но она устала. Не хочет идти. Хочет сидеть. Хелена все раздумывала. Катарина уже доставала деньги из ее кошелька. Барбара посмотрела на Катарину. Спросила, в чем дело. И тоже собралась за мороженым. Девочки убежали, прежде чем Хелена успела сказать им, куда идти. Умчались. Софи заплакала. Пупсик утешала ее. Хелена сидела на скамейке напротив. Пупсик успокаивала Софи. Большие девочки хотят побегать. А она еще маленькая. Мало ли что может быть. Хелена думала, не пойти ли и ей. Терпеть не могла ссор. И не хотела. Потом Софи подошла к ней. Показала ей розовые камешки, найденные на аллее. Хелена восхитилась. Они с Софи начали выкладывать на скамейке узоры из камешков. Сделали звезду. Месяц. Цветок. И большое "С" — как Софи. Пупсик фотографировала Софи. Потом села рядом с Хеленой.

Софи играла между ними в камешки. Хелена спросила Пупсика, как дела. Что она поделывает. Пупсик загадочно усмехнулась. Хелена может быть ею довольна. Она обязательно должна зайти к ним. На Каролиненгассе. Она удивится. Она последовала Хелениному совету. Честное слово! Хелена заинтересовалась. Пупсик покачала головой. Она уж сама увидит. И еще. Еще хорошие новости. Снова появился Джек. И во всем покаялся. Кольца с изумрудами. И охотничий нож. Единственная память об ее отце. И дал Пупсику 30 000 шиллингов. За проданные кольца. "Но они же стоили целое состояние!" — воскликнула Хелена. Пупсик покачала головой. Может быть. Но ведь Джек вообще мог не появляться. И что-то ей возвращать. "Тебе надо было заявить в полицию. За ним такого много. По крайней мере, ты не собираешься за него замуж?" Пупсик улыбнулась. На Джека много наговаривают. А полиция… Хелена ведь не верит всерьез, что полиция заинтересуется ее кольцами. Застрахованы они не были. И она не знает никого, кто мог бы отлупить Джека. А это — единственный язык, который он понимает. Может понять. Пупсик говорила гордо. И вообще. Она любит его. Нет. Замуж за него она больше не собирается. Но его нужно понять. Ему нелегко живется. Он работает на этого Гуго Корпша. Все время в разъездах. Трудно. Оружие ведь не дети покупают. В конце-то концов. Хелена и не представляет себе. В пустыне. Где-то там. Джек пил из бурдюка. Бурдюк выглядел необычно. Он спросил, что это за странный бурдюк. Другие дико хохотали. А этот Гуго сказал ему, чтобы он не лажался. Конечно, бурдюк сделан из кожи черномазого. Руки — ноги обрезали и зашили. И остальные отверстия — тоже… Ха-ха. И Джека вырвало. Он пил из шеи человека. Человека, из которого сделали бурдюк. "Его что, заставляют знаться с этим Гуго?" Пупсик сочувственно поглядела на Хелену. "Если ты уж влип, — объяснила она, — тебе ни за что не выбраться. Не отпустят". Хелена же ничего не знает. Тут Хелене пришлось согласиться. Ей пришлось согласиться и с тем, что подобные истории известны всему городу. И еще худшие. И никто ничего не делает. Хелена огляделась. Девочек уже давно не было. Софи задумчиво раскладывала камешки длинными рядами. Давай говорить по-английски, сказала Хелена. Sophie shouldn't hear this[2]. Пупсик не отвечала. Принялась снова фотографировать Софи. Хелена смотрела на Пупсика. Как-то она вздрагивает. Дрожит. Хелена не до конца разглядела, как именно трясется у Пупсика голова. Но точно трясется. Пока Пупсик говорила, все было в порядке. И пока фотографировала. Но в промежутках — как будто трепетала. Словно внутри у нее что-то рвется. Внутри. Где-то. Хелена встала. Посмотреть, где девочки. Пошла направо по главной аллее. Девочки появились сверху. Лизали мороженое. Они купили по шоколадной трубочке. Измазали губы шоколадом. Барбара сунула Хелене в руку сдачу. Монетки и бумажки нагрелись от долгого пребывания в кулаке. Они так долго стояли. Какие-то люди все время лезли без очереди. Хелена пошла с дочерьми к Нижнему Бельведеру. Оттуда — наискосок на другую сторону. Нужно съесть мороженое, пока не видит Софи. А то она тоже запросит. Когда они вернулись к Пупсику и Софи, те уже собрались уходить. Пупсик сложила под коляску все игрушки и как раз усаживала Софи. Катарина и Барбара запрыгали вокруг коляски. Софи закричала: "Моя. Моя!" Те тоже завопили: "Моя! Моя!" И делали вид, что собираются занять коляску. Это была Хеленина коляска, и они обе некогда в ней сидели. Всякий раз, когда коляска попадалась им на глаза, начиналась одна и та же игра. С криками и хохотом они вышли из парка. У ворот Хелена заколебалась. "Сюрприз", — сказала Пупсик, взяла ее за руку и потянула за собой. Все вместе они пошли на Каролиненгассе. Поднялись по лестнице. Хелена помогла Пупсику втащить коляску. На третьем этаже ей показалось, что от слабости она сейчас потеряет сознание. Каждая ступенька превращалась в неодолимую высоту. Хелена задыхалась. Девочки давно поднялись. И нетерпеливо ждали. Софи сидела в коляске и довольно болтала. Хелена и Пупсик добрались до верха пунцовые от напряжения. Обе рассмеялись. В квартире они отправили детей в комнату Софи. Пупсик с Хеленой пошли в гостиную. Стол был придвинут к окну. Кругом бумага и карандаши. Пупсик взяла один листок. Подала Хелене. Посередине листа — путаница карандашных линий. Пупсик улыбнулась рисунку. "Полагаю, что смогу добиться своего". Закурила и принялась расхаживать по комнате. Рассказывала Хелене, что намеревается делать дальше. Как вдруг она начала все ясно видеть. Почувствовала свободу. Справилась с формой. Разве это не шаг вперед? Ей обещали выставку. Пока не точно. Но все же. Теперь — за работу. Тем временем Хелена разглядывала рисунок. Карандашная линия, начинаясь сверху, запутывалась в узел, уходила в глубину. Потом шла вправо. Хелена была тронута. Сказала Пупсику, что этот набросок кажется ей очень интересным. Обняла Пупсика. Та сказала, пусть она возьмет этот рисунок себе. Это ее заслуга. Собственно говоря. Результат долгих бесед на Вельтлинергассе. Потом Хелена и Пупсик приготовили детям ужин. Яйца всмятку и бутерброды. Все было мирно. Старшие девочки играли в малышей. Делали вид, что не умеют есть. Пачкались. Софи со смехом показывала им, как правильно едят. После ужина Хелена поехала домой. Пока ехала, положила рисунок на переднее сиденье. Рядом с собой. Дома нашла папку и положила его туда. Почему она не умеет рисовать? День прошел почти так же, как прежде. Когда Пупсик жила еще на Вельтлинергассе. Хотела рисовать. И профессор философии из Граца не успел внести беспорядок в Пупсикову жизнь.