Все время с тобой - Сара Пурпура

бросок. Анаис – единственное настоящее сожаление, и я все еще болван, который жизнь готов отдать ради ее улыбки.

Шестой бросок…

Всегда с болью смотрел на ее порезы и с ненавистью на людей, которые толкали ее на это.

Теперь должен смотреть с ненавистью на самого себя, потому что я – причина, по которой она ранит себя.

Поворачиваюсь вокруг оси и бросаю мяч как можно дальше, испуская крик, полный разочарования.

Все еще беспокоюсь за нее и так мало думаю о себе.

Я на самом деле чувствую в себе силы, чтобы по-прежнему поддерживать ее нерешительность? Чтобы быть обязанным решать все ее проблемы?

Обещал ей, что буду ее рыцарем в сверкающих доспехах, но не ожидал, что задохнусь в латах.

Кто-то с левого края аплодирует. Это Виолет.

– А ты знал, что с футбольным мячом в руках выглядишь очень сексуально?

Я тут же расслабляюсь.

– Что ты здесь делаешь?

– Где твой телефон? – слышу вместо ответа, пока Виолет идет ко мне.

– Наверное, оставил в комнате.

Это неправда, он у меня в кармане, и я чувствовал его вибрацию. Я хотел побыть один, но присутствие Виолет не раздражает. Она никогда меня не раздражает.

– Ты вынудил тебя искать…

– И ты меня нашла.

– Это было несложно. Однако знай, что делаю это в последний раз.

Она обиженно надувает прелестные губки, но ее взгляд игрив.

– Ви, ты обижаешься на меня?

Виолет обхватывает меня вокруг шеи, и я позволяю ей это сделать.

– Да, каждый раз хочу, чтобы ты искал меня.

Белая майка задирается и оголяет живот Виолет. У нее плоский живот, на котором, однако, ни следа болезненной худобы.

– Ты права.

Пальцами касаюсь ее боков, пупка и немного покачиваюсь, увлекая за собой. Виолет вздрагивает.

– Мы что, танцуем? – с улыбкой спрашивает она.

– Ммм… – загадочно тяну я.

– На футбольном поле.

– Ага!

– И без музыки…

Заливаюсь смехом. Виолет упорядочивает мой внутренний хаос, и понемногу принимаю это без лишнего мозголомства. Она не такая, как Анаис. Наша история, если так можно сказать, отличается от той, которая была между мной и Нектаринкой. Это здоровые отношения.

Виолет плотнее прижимается ко мне. Лицо касается моего, губы оказываются над моим ухом, и она начинает петь.

Она впервые делает это при мне, и я отмечаю ее фантастический голос.

– Красивая песня. У нее есть название?

– «You Are the Reason» Калум Скотта.

– Ты очень хорошо поешь.

На мгновение ее шаги останавливаются, и это заставляет повернуться и посмотреть ей в лицо.

– Что такое?

Замечаю, что она взволнована.

– Когда-то мне нравилось петь. Когда была маленькой, пела вместе с мамой. Думаю, что именно она и передала мне эту страсть…

У Виолет грустный голос, а взгляд теряется в пустоте.

– И что случилось дальше?

Прошу продолжить и, кажется, возвращаю из прошлого. Виолет пристально смотрит на меня:

– Однажды мама прекратила петь, и я тоже.

Ее глаза блестят. Воспоминания причиняют ей боль, и мне хотелось бы узнать больше, но слишком замкнут на себе, чтобы просить Виолет открыться. Она это сделает, если захочет, а пока просто обнимаю ее и прячу лицо в рыжих волосах.

– Тебе следует вернуться к этому занятию. У тебя ангельский голос.

Больше не смотрю ей в глаза, но чувствую, что она расслабляется, обмякает в моих объятиях, а затем неожиданно увлекает за собой.

– Скромняжка! – кричит она, когда не удерживаюсь на ногах и падаю.

– Эй! – смеясь, упрекаю, едва не приземлившись на нее.

Мы растягиваемся на газоне и глядим на предзакатное небо. Мысли успокаиваются, и сердце отзывается медленным стуком. Мы дышим полной грудью, слегка касаясь друг друга. Ее плечо прижато к моему. Рукой она пытается найти меня. Мы переплетаемся пальцами и остаемся лежать так, пока минуты летят одна за другой. Быстро смеркается. Мы не целуемся. Между нами нет сексуального возбуждения. Мы просто лежим рядом, потому что нам нравится находиться вместе.

– Мне хорошо, Дез.

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. У нее тонкий профиль, нос слегка вздернут, россыпь веснушек, пухлые губы и длинные ресницы. Настоящие, а не накладные. Виолет прекрасна. Возможно, внутри еще больше, чем снаружи.

– Мне тоже хорошо, Ви.

Не чувствую, что обязан отвечать тем же. Делаю это, потому что действительно это чувствую. Никто из нас не говорит «мне хорошо с тобой», но мы испытываем именно такое ощущение, и уверенность, что, несмотря на обрывистость фраз, каждый поймет услышанное, многое говорит о наших отношениях.

– Хочешь поговорить о ней?

О ней. Об Анаис.

О девушке, за которой скрытно продолжаю наблюдать. О той, ради которой притащил Виолет в «Манки» и игнорировал весь вечер.

На самом деле и не надеялся, что все это ускользнет от внимания Виолет. Справедливо, что она спрашивает, и было бы правильным ответить ей. Но, к сожалению для Виолет, я уже давно прекратил вести себя правильно.

– Нет, – глядя в сторону, отвечаю я.

– Дез, я вижу, как вы смотрите друг на друга.

Проклятие, я это знаю! Как можно не замечать этого?

– Я лишь хочу понять…

– Здесь не о чем говорить.

Пытаюсь прекратить эту тему и чувствую себя настоящим трусом.

– Значит, в другой раз?

– Возможно…

Виолет не настаивает. Нет никакого напряжения, или, по крайней мере, на это надеюсь.

Глубоким вдохом втягиваю запах влажной травы и аромат Виолет. Разум, кажется, свободен от мыслей, но сердце, эта бесполезная мышца в отсутствие Анаис, все еще запутано в проклятом шипастом кусте роз.

Виолет поднимается, и я следую за ней.

– Мне нужно идти. Скоро экзамен, нужно повторить выученное.

– Ох, моя ботаничка, – подкалываю ее и вынимаю застрявшую травинку из ее волос.

В ответ Виолет улыбается.

– Увидимся завтра?

Ее голос неожиданно робок.

Хотя так мало рассказал ей о себе, каждая минута, которую проводим вместе, сближает сильнее и обнажает души, так что, возможно, по этой причине вижу ее замешательство.

– Конечно.

Она собирается уходить, но на мгновение теряет равновесие, пытаясь ухватиться за невидимый поручень. Тут же устремляюсь к ней и подставляю свою руку.

– Все в порядке?

– Дурацкие туфли.

Она указывает на свою обувь.

– Поле недавно поливали, так что оно скользкое.

– Не страшно, если ты придешь на помощь.

Ее лицо озаряется и веселеет.

– Что за приспособленка, – бормочу я, усмехаясь, и приказываю: – Поцелуй меня.

Виолет, как всегда, целует, даря все, что может, и я чувствую себя виноватым, потому что недавно целовал любовь всей жизни.

Затем она уходит, то и дело оглядываясь. Каждый раз подмигиваю ей и чувствую, что если бы меня все еще не тянуло так сильно к Анаис, мог бы закрутить