Упади семь раз - Лия Лин

Наверное, поэтому и сейчас так хочется невозможного! Любви, приключений, перемен. И хочется верить в них так, как верят только в юности.

Надька сказала однажды:

– Лейка, знаешь, самое главное в жизни – это отношения между мужчиной и женщиной. Ничего важнее этого нет.

Не сразу согласившись, раздумывала – а как же дети? И остальное…

Но сколько я ни шерстила остальное, мужчина и женщина стояли в изначале.

Вспомнилось, как в университете с подругой Дашкой смеялись, что учимся ради мальчиков, ведь выгонят с факультета – не увидишь больше ни Пашки, ни Петьки… И дальше по жизни чего мы только ни делали ради наших мальчиков: рожали им детей, ждали их, шли за ними – куда бы ни позвали…

Но было во мне и другое!

Все думают, Лейка – прирожденная домохозяйка. А ведь это не так. Я никогда не отождествляла себя с тихими женскими персонажами. Мне хотелось в Африку, как Гумилёв, к Северному полюсу, как Амундсен. Я и на биофакто поступила, потому что в заповедник дальний мечтала уехать – дикую природу изучать, трудности испытывать в тайге или в пустыне. Хотелось быть сильной – не по мелочи, а по большому счёту: для свершения поступков смелых, свободных.

Мне претила осёдлая жизнь, кухни и размеренность. И при этом я столько сил истратила, чтобы именно кухни расцвели в моей жизни! Сбылось всё, о чём не мечтала, – баба и домохозяйка…

Так, может, сегодня есть шанс уйти в тот самый поход, о котором мечтала с юности? Плохо ориентируясь в сторонах света, мне в общем-то всё равно, в каком направлении идти.

Так зачем же я жду ещё каких-то знаков – ведь ласточки уже написали крыльями на небе – иди! И огненными лучами на откосах крыши – можно опоздать! И ветер добавил – ну какого хрена?..

Любовь – пожалуй, такое же мужественное путешествие, как одинокий поход по джунглям и пустыням. И не ломается лишь тот, кто не ищет причин и объяснений этому пути и завтрашний день воспринимает всего лишь как повод снова отмотать энное количество километров по бездорожью.

Я летела вдоль витрин, непривычная себе. И мысли летели не по расписанию… Прошлая жизнь, как растрёпанная ветром книга, листалась и открывалась на случайных страницах. Вот дом № 154, в котором я жила в крошечной коммунальной комнатёхе с двумя детьми и мужем… Всё тот же обшарпанный фасад, только нет больше кондитерской, где я любила выпить двойной крепкий кофе в хрупкой белой чашечке. Теперь в витрине сапоги, сумки. Гламур, который так любят Надин и Андре. Но рядом в уголке оконной рамы – семечко одуванчика с пушистым зонтиком, застрявшее в паутине. Ветер раскачивает семечко в легком гамачке… – даже крылышко бабочки кажется грубее…

Летом повсюду нескованная нежность. Густые запахи. Перебираю их, сладко мучаясь и узнавая – да, это пахнет кукурузой. А это – дыней.

У метро «Площадь Восстания» бабульки продают оранжевые лилии на цапельных ногах. И малину мягкую. Тёмную. Как венозная кровь…

Не поворачивая голову, проскочила мастерскую на противоположной стороне улицы, где произошло столько событий. Сегодня я не хочу об этом вспоминать.

Вот уже и мимо Аничкова моста… Небо мягкое – прогибается над Фонтанкой, жара тридцать восемь градусов.

Как давно я не проходила весь Невский пешком – от начала до конца. Так, чтобы не спешить, не заскакивать в магазины, не быть озабоченной. Но сегодня такое состояние души, словно беру откуда-то желание жить и радоваться, и оно не кончается, и сколько ни возьмешь, всё равно не кончается… И я передаю это желание дальше – встречным, улыбаюсь им, как своим друзьям, и от этого ещё больше счастлива. И все люди мне кажутся приветливыми и красивыми. И я сама с открытым сердцем – навстречу им.

Где-то внутри чуть слышным напоминанием мелькнуло: Лия, а ведь у тебя задержка месячных больше трёх недель, и это, скорее всего, не задержка, а беременность… И пусть! Я буду рада этому ребенку, как была рада трём предыдущим. Моя бабушка говорила: «Детей не может быть слишком много, как не может быть слишком много неба, воздуха и радости». Да, быт меня удручал, но никак не дети! Оглядываясь на прожитые годы, не могу представить, что не было бы Забавы или Али, и рос бы у меня один Абрашка. Все трое деток – полноценные ветви дерева моей жизни, и если суждено быть ещё одной – пусть будет.

Я приосанилась, посмотрелась в витрину «Пассажа», мимо которой проходила. Улыбнувшись, почувствовала себя сказочной птицей в ладонях судьбы, которая охраняет меня так же трепетно, как я охраняю новую жизнь, о которой пока никто, кроме меня, не догадывается…

5

Все беды человека от его языка.

Азербайджанская пословица

Я так быстро пролетела Невский, что пришла в галерею на полчаса раньше. Охрана не хотела пропускать – меня не было в списке гостей.

– Это же наш администратор, Максик, не кипеши! – неожиданно появилась за моей спиной Надин. На подруге были широченные шальвары от Кукаи, жакет, расшитый цветными каменьями и нитками, и восточные туфли с загнутыми носами. Надька, взяв меня за руку, провела в стеклянные двери, кокетливо подмигнув симпатичному парню-охраннику. Во даёт, он же в два раза, наверное, моложе Надин.

Огромный овальный зал. С перегородками и вторым этажом, на который вели две лестницы. Живописцы что-то таскали в спешке. Мужик в переднике дорисовывал свой шедевр «Молох». Авторы развешивали этикетки возле произведений. Редкие посетители, просочившиеся до открытия, фотографировали, радуясь отсутствию толпы.

– Так, я что-то не поняла! – гневно набросилась на Вадима Надин. – Откуда здесь эти тараканы? Мы же говорили о персональной выставке-продаже!

– Надин, тут такое дело… – промямлил владелец галереи, кидая оценивающий взгляд на меня и подругу. – Кстати, выглядишь ты просто отлично. А это небесное создание рядом – кто? Познакомишь?

– Ты мне зубы не заговаривай! – рявкнула Надька. – Мало того, что я тебе любимую «Рыбку» отдала и «Морские лилии» в качестве оплаты, так ты решил ещё и подзаработать на выставке? А ты не думал, что такие вещи надо согласовывать!

– А твой муж вроде не против был, – промямлил Вадим, отодвигаясь от Надьки на пару шагов.

– Что? Наш Кустодиев в таблетках тебе разрешил? Чего ж ты тогда не взял в качестве оплаты его Венер с небритыми промежностями? Где Мишка? Я сейчас его удавлю! – Надька ринулась искать своего бывшего мужа.

– Меня зовут Ли Хайсянь. Художественная академия Пекинского университета. А вы Вадим? Приятно познакомиться! – Я чётко следовала заготовленной подругами легенде. – «Бейда» выразил интерес к творчеству мадам Дельфининой. Так мы и познакомились. Я буду представлять её интересы на выставке.

– Знаешь, Вадик, – грозно бросила вернувшаяся Надька, – я ещё подумаю, отчислять ли тебе с продаж картин пятьдесят процентов. У своих тараканов бесплатных бери! Уму непостижимо: Мишка, идиот, думал, что ты ему по дружбе всё это организуешь, вот и не смог с тобой спорить. Ли, пойдём, фуршет проконтролируем. Знаю я этих, талантливых и вечно голодных, – всё сожрут.

В отдельной комнате были накрыты столы. Вино, канапе, сырное ассорти, мясная нарезка. Внезапно появившаяся Андре лучилась довольством. Оформление закусок потрясало воображение – сплошные женские груди и полупопия из сыра и ветчины. Да, девочки из клуба «Грешницы» постарались… Взгляд упал на рыбную нарезку – о господи, натурализм полный. Надька изумлённо рассматривала закуски «сиси-писи». Довольная Андре выдала Надин и мне по бокалу с вином и бутерброду. Хорошо ещё – в форме сердца. Не знаю, как бы я откусывала от ягодиц, пусть и ветчинно-сырных.

– Ну и как тебе это, Лейк? – Обалдевшая Надька оторвалась от разглядывания столов.

– Здорово…

– Ты о чем?

– О твоих туфлях.

– Ох, Лейка, пойдём лучше по выставке побродим.

Мы двинулись по залу. В его центре на сцене завывала девица, стилизованная под Пиаф. Множество букетов создавали настроение праздника. Я начала рассказывать Надьке о том, что услышала в салоне красоты, но меня перебили.

– Надин! Ты, как всегда, очаровательна!

– О, Борис, привет-привет. Как тебе мой триптих? – подруга пытала живописного авторитета Бурдюкова.

– У меня бывают такие же стрёмные картины. – Авторитет, покачиваясь на каблуках, вглядывался в полотна триптиха. – Они пишутся, когда в голове пустота. Кот совсем лишний, глаза у покойника не прорисованы. И потом, разве так бы выглядел труп после харакири? Кишечник не может быть бескровным, перламутровым. Полное отсутствие натурализма. Даже не стилизация – лубок. Тебе ещё разок в академию надо – последние навыки растеряла…

Мне-то как раз показалось, что натурализма слишком много – я со скрытым ужасом рассматривала триптих. Надька с фотографической точностью воспроизвела и ненашего Стаса, и Мыша.

Надин побагровела:

– Говорят, ты готовишь выставку нового искусства?