Второй пол - Симона де Бовуар

неверность, на совершение ошибок, предательство, ложь, на все то, что сами же официально осуждают; и женщина призывает своих подруг помочь ей создать что-то вроде «закона вне закона», моральный кодекс чисто женский. Не только недоброжелательность бывает причиной того, что женщины подолгу критически обсуждают поведение своих подруг: женщинам в значительно большей степени, нежели мужчинам, нужна нравственная изобретательность и чтобы осудить других женщин, и для оценки собственного поведения.

Что придает ценность подобным взаимоотношениям, так это содержащиеся в них правда поведения, безыскусность. Перед мужчиной женщина всегда в состоянии презентации; она что-то изображает; она лжет, делает вид, что, как и противоположный пол, она не принимает себя всерьез, она лжет, когда посредством мимики, наряда, определенных слов создает вымышленный образ; разыгрывается спектакль, он требует постоянного напряжения; и рядом с мужем, и рядом с любовником любая женщина думает приблизительно так: «Я не похожа на себя»; мир мужчин жесток, там острые углы, пронзительные звуки, резкий свет, жесткие контакты. Каждая женщина, когда она в кругу своих подруг, как бы сбрасывает с себя все показное; она чистит оружие, готовится к бою, но пока она не в бою; она продумывает свой наряд, макияж, готовит свои хитрости; она расслабилась, ходит в домашних туфлях, в халате, она за кулисами и только готовится выйти на сцену; ей нравится эта мягкая, приятная атмосфера расслабленности. Колетт в «Кепи» описывает времяпрепровождение со своей подругой Марко:

Короткие дамские откровения, разные забавы, которые мы придумывали в своем уединении развлечения ради, – все это походило то ли на жизнь в монастырских мастерских, то ли на период выздоровления больного человека…

Колетт нравилось быть советчицей женщин старше ее.

В жаркое послеполуденное время, занавесив балконное окно шторой, Марко занималась починкой белья. Шить она не умела, но старалась, и я кичилась тем, что помогаю ей советами… «Не нужно обшивать ночную сорочку голубой лентой, розовая больше подходит для белья и лучше оттеняет цвет кожи». Я не ограничивалась этим, я давала массу других советов по поводу ее рисовой пудры, цвета губной помады, карандаша, которым она подчеркивала красивую форму своих век. «Вы так считаете? Вы так считаете?» – повторяла она. Мой юный авторитет был непоколебим. Я брала расческу и слегка раздвигала ее густую челку, придавая ей игривость, я проявляла себя настоящим знатоком в умении оживить ее взгляд, заставить заблестеть глаза, зажечь пламенеющую зарю на верхней части скул, у висков.

Чуть дальше Колетт нам рассказывает, как, вся в волнении, Марко готовится к встрече с молодым человеком, которого собирается покорить:

…Она хотела вытереть слезы, я ей не дала этого сделать.

– Дайте я сделаю.

Я большими пальцами приподняла верхние веки, чтобы слезинки, готовые побежать по щекам, рассосались и краска на ресницах не расплылась.

– Так! Подождите, это еще не все.

Я подправила грим. Губы ее слегка дрожали. Она терпеливо позволяла делать с собой все, что я считала необходимым, вздыхая при этом, как будто я перевязывала ей раны. В качестве последнего штриха я попудрила ее пудрой более розового цвета. Ни я, ни она не произнесли ни слова, пока я не закончила.

– …Что бы там ни случилось, – сказала я, – не плачьте. Ни в коем случае не позволяйте себе расплакаться… Она провела рукой по лбу.

– Мне надо было бы в ту субботу купить вот то черное платье у перекупщика… А вы не могли бы одолжить свои чулки-паутинку? Я уже не успею купить.

– Ну конечно да, конечно.

– Спасибо. Как вы думаете, а может быть, мне приколоть цветок к платью? Хотя нет, не нужно никакого цветка. А что, действительно духи «Ирис» вышли из моды? Знаете, мне кажется, что я должна вас спросить об очень многом; узнать у вас кучу разных мелочей…

В другой своей книге, «Гнездышко» (Le Toutounier). Колетт вновь касается той стороны жизни женщины, которая связана со сложностями, трудностями. Три несчастные сестры, которым их любовные похождения причиняют много тревог, переживаний, каждую ночь собираются на старом диванчике, знакомом им еще с детства; и здесь они расслабляются, перебирая события ушедшего дня, готовясь к баталиям дня следующего, вкушая мимолетное удовольствие хорошего отдыха, крепкого сна, теплой ванны, приступа слез; они почти не разговаривают, но каждая старается создать для других что-то вроде уютного гнезда; и все происходящее между ними истинно.

Для некоторых женщин вот такая беззаботная близость, полная искреннего тепла, ценнее, чем серьезная высокопарность отношений с мужчиной. Самовлюбленная женщина, женщина-нарцисс, именно в другой женщине, как во времена своей юности, находит свою исключительную копию; именно в ее внимательном и оценивающем взгляде она увидит, прелестно ли ее платье, хорошо ли сшито, каково убранство ее квартиры, достаточно ли оно изящно. Замужество не мешает женщине иметь сердечную подружку, избранную ею свидетельницей ее жизни: эта подружка, может статься, будет представлять желанный, вожделенный объект. Уже говорилось о том, что лесбийские наклонности есть почти у каждой девушки: объятия мужа, к тому же нередко весьма неумелые, не служат им помехой; этим и объясняется чувственная нежность, которую женщина испытывает к себе подобным; у обычного, нормального мужчины подобных чувств не возникает. Чувственная привязанность между подругами может принять форму экзальтированной сентиментальности или выражаться в ласковых проявлениях, легких, туманных, а иногда точно, ясно выраженных. Объятия женщин могут носить характер игры, развлечения на досуге – так бывает среди женщин гарема, основная забота которых хоть чем-то занять себя, – или они приобретают первостепенную важность.

Однако женская дружба редко достигает истинно тесных, искренних, подлинно доверительных взаимоотношений; женщины как бы непроизвольно, помимо собственной воли ощущают себя солидарными в большей степени, чем мужчины, но в пределах этой солидарности их побуждения, их устремления не связаны с отношением друг к другу: все вместе и каждая в отдельности они повернуты к мужской половине человечества, завоевать которую хочется только для себя одной. Взаимоотношения женщин строятся не на их индивидуальных качествах, а непосредственно на их общности, и это служит причиной возникающих несогласия, враждебности. Наташа из «Войны и мира» обожала всех женщин, живущих в семье, потому что она могла перед ними демонстрировать пеленки и подгузники своих грудных младенцев, и одновременно она ревновала к ним мужа: ведь в каждой из них Пьер мог увидеть женщину вообще. Согласие между женщинами происходит оттого, что они отождествляют себя друг с другом; здесь же кроется причина оспаривания каждой из них своего приоритета. У любой хозяйки дома со своей горничной куда более доверительные отношения, чем у ее мужа со