Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

Ее не удостоили взглядом.

Вики поднялся на крыльцо; отец пропустил его в дом и сам вошел следом. Бесшумно притворилась дверь; мать Вики втянула голову в плечи и пошла на задний двор. В руке у нее болтался ненужный, неуместный сейчас пушистый веник.

За спиной девочки кто-то вздохнул в непритворном ужасе:

— Ай-яй-яй… Как же…

Девочка обернулась, будто ее ужалили. Лица женщин, молодые и старые, так непохожие друг на друга, были сейчас одинаково потрясенными и одинаково осуждающими. И все глядели на нее — будто обливая ледяной водой.

Она поняла, что плакать нельзя. Ни в коем случае нельзя здесь, сейчас, при всех разреветься.

Большая Фа по-прежнему стояла на пороге и ждала. Девочка подошла, поднимаясь, как на эшафот. Уставилась напряженно, не отводя глаз, будто спрашивая: а что?..

— Иди в дом, — сказала Большая Фа. В голосе ее скрежетали краями тонкие льдинки.

Она поняла, что бесполезно спрашивать и бесполезно спорить. Она поняла, что случилось воистину непоправимое; из последних сил подняв голову, она прошествовала к дверям своей комнаты. Вошла, дождалась, пока повернется, запирая дверь снаружи, ключ; потом повалилась на постель и зарыдала без звука и без слез.

Она ждала, что Фа явится, чтобы наказать ее — однако до вечера никто так и не пришел. Ночь прошла в горе и полусне; рано утром в дверь поскреблась Лиль. Заглянула в замочную скважину:

— Ты… это… вы что, обнимались? И целовались, да?!

— Дура, — шептала девочка, глотая слезы.

— Ну, ты… Ну, ты… Что теперь будет, а… А отец Вики ходил в каретную лавку и купил кожаный кнут, у, страшный… А Фа говорит, что если кто соседям проболтается, убьет на месте… И что до приезда Аальмара никто на ярмарку не поедет…

— При чем тут Аальмар? Ну причем здесь Аальмар-то?!

— Я не знаю, но Фа говорит…

Шепот Лиль вдруг сменился визгом; затем последовал звук пощечины, и, удаляясь — шаги и всхлипывания. Тишина.

Она ходила из угла в угол, кусая пальцы, еле сдерживая стон. Она виновата; она страшно провинилась, и теперь, из-за нее, пострадает Вики…

А что скажет Аальмар?!

Но ведь она не хотела!.. У нее и в мыслях не было того, о чем они все подумали…

Она села на пол, подтянув под себя ноги. Не было, не было… А если было?! Если она теперь преступница, развратница, шлюха?!

Ей захотелось умереть. Немедленно и бесповоротно.

Вечером Большая Фа собственноручно принесла девочке ужин. Молча пронаблюдала, как, поковырявшись в каше, пленница отодвинула тарелку; велела набросить на плечи платок и следовать за собой.

Вышли из дома, прошли через весь двор к сараю; работник, коловший дрова, съежился, встретившись взглядом с Большой Фа.

Посреди непривычно пустого сарая стояла скамья. Взгляд девочки заметался; у стен молчали родственники-мужчины, бледная мать Вики и его же отец, придерживающий сына за плечо. Девочка глянула — и сразу отвела глаза; ей было жалко и страшно смотреть на Вики. Тем более что виновата во всем она…

— Нечего тянуть, — холодно сообщила Большая Фа. — Радость невелика… Раздевайся и ложись.

В какую-то секунду девочка подумала, что это говорится ей; однако отец выпустил плечо парня, и тот как-то поспешно, неуклюже стал расстегивать штаны. Девочка опустила глаза в пол; лучше, пожалуй, зажмуриться. Не смотреть.

Большая Фа о чем-то негромко распорядилась; девочке казалось, что ненавидящие глаза матери Вики прожгут ей склоненную макушку. Уж матери-то точно ясно, кто виноват…

Коротко просвистел кнут. Девочка втянула голову в плечи.

За все время экзекуции Вики не издал ни звука, а девочка ни разу не подняла глаз. Процедура длилась долго, мучительно долго, вечно; наконец, скрипучий голос Большой Фа проронил:

— Хватит.

Отец Вики отбросил кнут.

Девочка повернулась и, слепо натыкаясь на стены, двинулась к выходу.

Пять дней она ничего не ела; на шестой Большая Фа попыталась насильно влить ей в глотку теплого куриного бульона.

Когда Фа ушла, девочка, исцарапанная, в мокром от бульона платье, стала сооружать себе петлю; служанка, наблюдавшая в замочную скважину, подняла тревогу. Большая Фа явилась на этот раз с ласковыми увещеваниями — девочка смотрела белыми от ненависти глазами. Старуха пригрозила, что велит ее связать — девочка плюнула ей под ноги.

Прибегала вездесущая Лиль; вероятно, на этот раз старуха сама же ее и подослала. Лиль болтала без умолку и сообщила, между прочим, что родители Вики не станут изгонять сына из дому, как это полагается по закону. Девочка всхлипнула и молча прокляла все законы на свете. Все равно она не сможет больше смотреть Вики в глаза…

А потом в доме случился переполох, от ворот послышались приветственные крики — а девочкины окна выходили на противоположную сторону, она могла только грызть ногти и ждать! А потом прошла одна минута, другая, третья; она поняла, что время, необходимое человеку для того, чтобы добраться от ворот до ее комнаты, истекло. Она поняла это, и ледяная волна, поднявшаяся со дна души, затопила ее целиком.

Что значит — он не идет?! Что они ему скажут, как он в это поверит? Минуты тянулись одна за другой, день склонялся к вечеру, Аальмара не было!..

Сдавшаяся, побежденная, оглушенная своим горем, она бездумно водила пальцем по пыльному оконному стеклу; во дворе кипели обычные приготовления — готовят праздничный стол… Значит, он вернулся… Значит, он здесь, в доме, в нескольких десятках шагов — но к ней не идет.

Ей захотелось спать. Сон — единственное человеческое занятие, в точности похожее на смерть; она свернулась калачиком, но и сон не желал к ней прийти, потому что мерещились руки, глаза, ласковый голос Аальмара, который в первый же момент своего возвращения первым делом обнимал ее… А теперь…

Шлю-ха…

Слово будто было сказано извне; в эту черную секунду девочка почувствовала себя шлюхой. Развратной, падшей, недостойной тварью; сам Аальмар признал ее такой… Если уж он не желает ее видеть…

Скрипнула дверь.

Она вскинулась, как марионетка, которую рванули сразу за все веревочки; в дверях стояли двое, почти одного роста, и девочка не сразу разглядела, кто это.

— Малыш, что же это, говорят, ты ничего не ешь?..

Второй был Вики. Исхудавший и бледный; рука Аальмара лежала на его плече. Не покровительственно; то был дружеский, естественный жест, принятый среди равных. Вики смотрел исподлобья — как обычно смотрел, мрачновато, но не зло.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});