Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

— На…

Она взяла. Взвесила на ладони — прохладный, серый, гладкий, с блестящими зеленоватыми прожилками.

— Зачем?

— Просто так… Выбрось, если хочешь.

Над прудом стояло закатное небо. Пловцы совсем озябли, однако выбираться на берег не собирались.

— Зачем выбрасывать… Он красивый…

Она сунула подарок в мешочек у пояса — чтобы потом, уже раздеваясь на ночь, случайно выронить на одеяло. И вспомнить яблочное небо, лягушачий хор и прядь волос, падавшую Вики на глаза — хмурые, но не злые.

А спустя неделю объявлен был налет на малину.

Малинник в последние годы разросся до неприличия, поглотив чуть не половину двора и выбравшись далеко за ограду, к огородам; крайние кусты, мимо которых ежедневно шныряли и дети и слуги, успели уже оскудеть — но зато в глубине, в комарином царстве, величественно простирались красные, усыпанные ягодами ветви.

Одновременно человек десять, навесив на шею круглые ивовые корзинки, отправились собирать сладкий урожай; первые полчаса сборщики молчали, набивая ягодой рот, и только потом над густыми колючими зарослями вместе с тучей потревоженных комаров зазвучали сытые, веселые, перекликающиеся голоса.

Девочка как-то случайно оказалась в паре с Вики — это вышло само собой, он просто шел впереди и предупреждал ее о подстерегающей на дороге крапиве; ягода попадалась сплошь спелая, даже перезрелая, и девочкины ладони скоро сделались алыми и сладкими.

Они болтали ни о чем; девочка морщила нос, когда вместе с ягодой приходилось снимать умостившегося на ней зеленого древесного клопа. Пахло сыростью и малиной, тонко звенели комары, попался под ноги и в панике улепетнул толстый, как веревка, черный уж; Вики слегка простыл, отчего его уже вполне взрослый мужской голос приобрел некую мягкую хрипотцу, и девочке почему-то это понравилось.

Корзинка, наполнившись, тянула к земле; следовало вернуться к крыльцу и пересыпать урожай в большой, специально приготовленный короб — но возвращаться не хотелось. Здесь, в двух шагах от дома, девочка неожиданно почувствовала себя затерянной в чаще — будто они с Вики долго шли и шли, и вот забрели в неведомый волшебный лес, где только комары и трескучая сорока над головой…

Она влезла-таки босой ногой в крапиву и досадливо зашипела. Вики охнул: его корзинка перевернулась и вывалила алое содержимое в мокрую траву, в переплетение сухих веток. Не говоря ни слова, девочка присела рядом; в четыре руки они принялись ликвидировать последствия катастрофы, и вместе с ягодами в корзинку полетели муравьи, жуки и даже один подвернувшийся коричневый лягушонок.

Скосив глаза, девочка могла видеть краешек сосредоточенно сжатого рта, тонкую прядь, выбившуюся из-за уха, и раздувающуюся розовую ноздрю. Руки Вики, загорелые и быстрые, повадились выхватывать ягодки у нее из-под пальцев именно те ягодки, которые она в эту минуту собиралась взять; он баловался, но лицо оставалось сосредоточенным и серьезным. Переведя глаза на собственное колено, девочка зачем-то поправила платье — ей показалось, что подол задрался слишком высоко и слишком смело обнажает исцарапанную ногу.

Наконец, все до одной ягодки вернулись в корзину; сборщики переглянулись — Вики, как всегда, исподлобья, девочка почему-то растеряно; ей вдруг захотелось перевернуть и свою корзинку тоже.

Где-то в стороне трещали кусты и смеялась чему-то вечно веселая Лиль; девочка села на землю. Голубое небо оказалось далеко-далеко — в переплетении малиновых веток; Вики смотрел уже не хмуро, а просто серьезно. В уголке его рта запекся малиновый сок.

Девочка рассеянно положила на ладонь большую пупырчатую ягоду. Из каждого пупырышка торчал жесткий волосок; девочка прищурилась:

— Красиво…

— Что ж тут красивого? — спросил Вики хрипло.

— Не знаю… Красиво, и все…

Вики вдруг наклонился и слизнул ягоду с ее ладони. Она на мгновение ощутила его шершавый, как у котенка, язык.

— Вкусно… — сказал он шепотом.

Рубашка у него на груди разошлась. В ямочке у основания шеи бился пульс; он сидел перед ней, знакомый до последней черточки, до последнего волоска в темных лохматых бровях, и ей показалось, что он ей даже родней, чем брат. И как-то слишком быстро, неровно колотится сердце, и странное чувство заставляет смотреть и смотреть, а еще лучше — потрогать…

Она засмеялась, чтобы прогнать смущение — его и свое. Она засмеялась и лизнула уголок его губ, желая смыть с них засохший малиновый сок; вместо вкуса малины она ощутила солоноватый вкус его кожи.

Он покраснел. Он сам сделался, как малина; девочке стало стыдно. А вдруг она его обидела?..

Извиняясь, она потерлась носом о его щеку. О горячую, шершавую, с красным следом комариного укуса, колючую щеку; он глубоко, со всхлипом, вздохнул. И обнял ее — надежно и просто, тепло, по-домашнему:

— Я ее… Эту малину, видеть уже не могу…

Она засмеялась — и крепко обвила руками его шею, уступая неуемному желанию касаться, касаться, гладить, трогать…

За их спинами треснула ветка; потрясенная, с округлившимися глазами служанка едва не выронила свою доверху полную корзинку.

Они почувствовали неладное, еще подходя к крыльцу.

Во дворе как-то сам собой стих обычный смех; Лиль стояла бледная, испуганная, служанки отводили глаза, шептались и переглядывались. У девочки заныло сердце. Откуда-то явилось смутное чувство вины; как в тяжелом сне, когда вокруг сгущается, сгущается туман, а ты не знаешь, откуда выскочит зверь, откуда придет страшное…

На крыльцо вышли мать Вики, его отец и старший брат; за из спинами маячила Большая Фа, и глаз ее почти не было видно — одни лысые надбровные дуги.

Вики шагал все медленнее; взгляды его родителей были тяжелее свинца. Брат Кааран смотрел вниз, на рыжие носки своих башмаков.

Вики, наконец, споткнулся и остановился. Девочка остановилась рядом; она кожей чувствовала, как над их головами сгущается тьма, однако спрятаться или убежать не приходило ей в голову. Чувство вины, все усиливающееся и переходящее в уверенность, было общим у мальчика и у нее.

— Поди сюда, — холодно сказал отец Вики, и девочке стало ясно, что он обращается к сыну; Вики поставил на землю корзинки — а он нес урожай и свой, и девочкин — и медленно, волоча ноги, не поднимая головы, двинулся к крыльцу; девочке стало страшно.

— А что он сделал? — спросила она громко, с фальшивым возмущением.

Ее не удостоили взглядом.

Вики поднялся на крыльцо; отец пропустил его в дом и сам вошел следом. Бесшумно притворилась дверь; мать Вики втянула голову в плечи и пошла на задний двор. В руке у нее болтался ненужный, неуместный сейчас пушистый веник.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});