VIP значит вампир. (Трилогия) - Юлия Набокова

— Не выведут, — отвечает Вацлав. — Я отстаивал такой вариант. Но они высказались вполне категорично. Однако мне удалось добиться поблажки и для тебя.

Аристарх выжидающе вскидывает глаза.

— Тебя восстановят в Совете старейшин, — сообщает Вацлав.

— А ты? — спрашивает он. — За тобой сохранят главенство Гончими?

Вацлав пожимает плечами, показывая, что обсуждать этот вопрос он считает ниже своего достоинства.

— Но это неправильно! — восклицаю я, но напарываюсь на острый как нож взгляд Вацлава и умолкаю.

— Так мы договорились? — уточняет он, берясь за дверную ручку.

— Да, — отвечаю за нас обоих я, — мы договорились.

Вацлав выходит из комнаты, Аристарх что–то гневно бормочет, но я его не слышу. Сейчас важно только одно. Прошлой ночи не было. Вацлав стер ее из своей памяти. Жаль только, что я вот так просто не могу… Глупые губы помнят вкус его неподвижных губ. Преступный поцелуй, сорванный украдкой, и сейчас бросает в жар. А сердце бережно сохранит эту длинную–длинную ночь, когда Вацлав принадлежал только мне.

Я потеряла счет дням. Аристарх проводил со мной целые сутки, часто заглядывала Вероник. Луна умерла, чтобы возродиться вновь. А Вацлав по–прежнему пропадал где–то, пытаясь найти мифического убийцу, который так хотел моей смерти, что не пожалел Изабель и Лену. Меня ломало, как наркоманку. С одной стороны, я жаждала видеть Вацлава. С другой — в его отсутствие было проще убеждать себя, что та ночь была лишь сном — дурным и сладостным одновременно.

Пару раз мне разрешили позвонить родным. Я проявила чудеса притворства, уверяя чуткую ко лжи бабушку Лизу, что со мной все в порядке и я просто решила продлить французские каникулы. Почуяв неладное, Аристарх отобрал у меня трубку и успокоил бабулю сказками о том, как чудесно мы проводим время в Париже, гуляя по Елисейским полям. Судя по его затуманившимся глазам, он называл улицы и места, по которым они бродили с бабушкой пятьдесят лет назад. Совершенно растроганная бабуля напоследок сказала, что это самое чудесное время в моей жизни, которое сохранится в памяти на всю жизнь. Я нажала отбой и криво усмехнулась коротким гудкам. Такое не забудется. Мама так и вовсе ничего не заподозрила, только напомнила мне об обещании привезти ей шелковый платок с изображением Эйфелевой башни. Как–то она увидела такой у коллеги, и с тех пор он не давал ей покоя.

— Тебе поручение, — объявила я Аристарху. — Купить маме платок, а бабушке шляпку.

Окрыленный Аристарх умчался за покупками. Он и правда надеялся, что этот кошмар скоро закончится, мы вернемся в Москву и заживем по–прежнему.

Покупка платка заняла у него один вечер. К выбору шляпки для бывшей возлюбленной он подошел более основательно, привозя в каждый свой визит по покупке. Вскоре угол комнаты заключения был завален картонными коробками, и я с ужасом представляла, как мы потащим их в Москву. Если, конечно, потащим. Я и сама не заметила, как Аристарх заразил меня своим энтузиазмом и своей уверенностью в благополучном разрешении ситуации, и я потихоньку начала мечтать, как возвращаюсь домой и соскучившаяся Маркиза с урчанием трется о мои ноги.

В одну из ночей, когда я, дурачась в одиночестве, примеряла очередную шляпку, купленную Аристархом, а сам он пропадал где–то по делам, дверь распахнулась и без стука ввалился Вацлав.

— Тебе идет, — сказал он, бросив на меня короткий взгляд. И добавил тем же спокойным тоном, так не вязавшимся с его лихорадочно горящими глазами: — Я нашел убийцу.

— Он следовал за тобой по пятам, начиная со второго дня твоего прилета в Париж, — начал свой рассказ Вацлав. — Он слышал то, что ты сказала Изабель на балу, и решил обставить убийство так, чтобы все подозрения пали на тебя. Он шпионил за тобой весь следующий день и, должно быть, уже отчаялся. Ведь твое алиби было безупречным — ты все время была то с Вероник, то с нотариусом. И, даже выйдя из конторы, ты осталась под присмотром водителя и одного из Гончих. Что толку убивать Изабель, если твое алиби могут подтвердить столько людей? Но тут ты решила сбежать от наблюдения, погулять по городу и сама подтолкнула убийцу к преступлению. То, что ты случайно оказалась рядом с домом Изабель, только сыграло ему на руку. Он пришел к ней, полный решимости, но Изабель уже была мертва. Дверь была приоткрыта. Почувствовав себя нехорошо, Изабель пыталась позвать на помощь, но ее сил хватило только на то, чтобы открыть дверной замок и свалиться без сознания в прихожей. Там–то убийца ее и обнаружил. И сначала растерялся, что его продуманный план дал сбой, а потом нашел выход. Он отнес Изабель в комнату и нанес ей удар ножом. С первого удара попасть в сердце не получилось — помешала грудина. А убийце раньше не приходилось держать в руках нож, поэтому он искромсал бедняжке всю грудь, прежде чем ему удалось пробить грудную клетку и вонзить нож в сердце. Но если с ударом в сердце вышел прокол, то в остальном он постарался воплотить твою угрозу дословно: выпил столько крови, сколько мог, а остатки сцедил, оставив тело обескровленным, так, чтобы все указывало на тебя.

Он был уверен, что никто не заподозрит, что Изабель умерла от естественной причины. А когда сделают вскрытие, тебя уже казнят. Преступник продумал все: отсутствие алиби у тебя, убийство, совершенное в соответствии с твоими словами, скрытая агрессия, в которой тебя постоянно подозревали из–за кровных уз с Жаном. Обычно в таких обстоятельствах суды проходят скоро. Но он не учел только одного: ты подданная России, и осудить тебя без присутствия наблюдателей с твоей стороны не по правилам. Аномальный снегопад еще больше смешал планы. Авиасообщение между Россией и Францией прервалось. Мы с Аристархом не могли вылететь из Москвы, убийца не мог вернуться обратно и тоже остался запертым в Париже…

— Как? — поразилась я. — Он не из Парижа?

— Тебя это удивляет? Ты почти никого не знаешь здесь. Интересно, кто бы мог так вызвериться на тебя за один вечер, чтобы уже на следующий день совершить убийство с целью подставить тебя?

Я промолчала.

— К тому же чувствовалось, что убийца действует продуманно и хладнокровно. Его не остановила даже естественная смерть Изабель. Хотя любой на его месте растерялся бы. И еще одно обстоятельство заставило меня исключить из списка подозреваемых парижан: Изабель Дюбуа или любили, или жалели. Обидеть ее было все равно что обидеть ребенка. Чтобы поднять на нее руку, нужно было быть или полным отморозком, а таковых после смерти Жана в Парижском Клубе не осталось…

— Или? — перебила я.

— Или нужно было не знать ее совсем. В таком случае Изабель оказывалась всего лишь разменной монетой в деле твоего обвинения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});