Младший сын. История зимы, что окрасила снег алым - Марина Лаврук

молчал лишь, поднимая глаза на Макото.

— Почему вы молчите? Сейчас же скажите, что с ней? Ответьте мне!

Крик принизывал душу Акио. Но никто так и не решался ничего сказать:

— Она мертва, Иошихиро, — тихо сказал он.

Старший словно избегая принятия этой фразы широко раскрыл глаза глядя на девушку перед собой.

— Нет, нет, нет! — он рухнул на колени рядом поднимая ее ладонь, — ну же, давай, тебя же залечит демон, да? Помнишь ты обещала, что разрушишь мою жизнь? Пожалуйста сдержи обещание! Мира, открой глаза я умоляю тебя, — впервые за долгое время все увидели, как этот человек рыдает, — ну же, кто будет рассказывать мне дурацкие стишки и доставать, когда плохо? Прошу тебя, все же только наладилось, почему ты должна уйти? Мира!

— Иошихиро… — Макото повернулся к брату явно в состоянии истерики.

Все вокруг лишь жалобно закрывали глаза. Вокруг было сотни жертв. Но его волновала лишь одна.

— Как передать жизнь? Ну же, отдайте ей мою! — он схвати главу клана Като за шиворот, но тот лишь отрицательно покачал головой, — я вас умоляю заберите мою жизнь, я прошу…

В тот день все закончилось.

Глава 74. Лиса на троне

Спустя две недели.

Империя приходила в себя после потрясений. Все политические вопросы были отложены на месяц, пока клан Окумура приходил в норму, другие оказывали ему всяческую поддержку. На время страна осталась без правителя.

Акио не утратил свою способность закрывать собственные чувства, но все же с тяжестью в душе сменил белые траурные одежды на привычно синие. Находится в родном доме сейчас было невыносимо, но Таро был слишком занят с того дня, так что он вынужден был собрать все силы и держаться.

В большом обеденном зале накрыли три столика для завтрака и сидя напротив младшего брата он украдкой поглядывал на место в центре, которое привычно пустовало:

— Он так и не ест?

— Нет, отказывается, — опустив глаза в стол ответил Макото.

— А со сном как?

— Кажется он так и не сомкнул глаз за последние несколько дней.

— Он пытается умереть?

— Выглядит так.

Акио опустил глаз на стол, он также не чувствовал аппетита, но едва ли младшему сейчас нужен еще один подопечный:

— К слову ты стал прекрасным лекарем, у кого обучался?

— Я читал много книг, а в тот день впервые попробовал использовать, что знал, — Макото неловко улыбнулся, наклоняя голову.

— Выходит ты талантлив, и мы все это время лишь мучали тебя тренировками, — Акио застыл, глядя на пугливо братца, — но все же тебе нужно лучше есть и больше тренировать собственное тело, ты жутко щуплый, в твоем теле я умирал от усталости спустя несколько часов простой ходьбы! — Макото напротив испуганно закашлялся, — будем тренироваться дважды в неделю, нужно приводить тебя в норму.

— Я просто худой от природы.

— Нет, ты просто ничего не ешь, будем тренироваться трижды в неделю, — Акио довольно скрестил руки на груди.

— Но к слову, — Макото неуверенно поднял глаза, — сейчас я выходит старше тебя, могу и ослушаться.

— Чего? — Бровь Акио нервно поднялась.

— Мне почти 23, а тебе…выходит 21, — младший брат рассмеялся, глядя на растерянные глаза Акио.

— Что ж ты теперь у нас главнее? — Акио широко улыбнулся, откинувшись спиной чуть назад.

Дверь распахнулась, и причина столь тяжелого нахождения в родном доме стояла перед ними. Всего за две недели лицо Иошихиро заметно осунулось и остались лишь синяки и впалые щеки, редкая щетина старила его и в целом он выглядел ничуть не лучше мертвеца. Младшие замолчали пока он шел к своему столику и упав за него подобно мешку лениво начал перебирать палочками предложенную еду.

— Ну и чего замолчали стоило мне прийти? — он провел глазами по двум неловко отворачивающимся братьям, — опять решали, как умереть? Кто на этот раз первый? Или двойное самоубийство?

Вот она причина. Акио конечно знал, что ворчливому брату нужно будет время и он готов был подождать, но Макото буквально вздрагивал от каждой колкой фразы старшего. По подсчетам Акио, чтобы простить их Иошихиро потребуется минимум полгода, но едва ли он не сведет их в могилу за это время.

— Среди нас всех только ты тут отчаянно пытаешься умереть, — тихо пробубнил Макото.

Иошихиро определенно был пьян, его глаза блестели, а запах наполнял комнату. Он недовольно шикнул и откинулся спиной к стене за ним.

Неловкое молчание наполнило зал. Акио бы точно сбежал сейчас, но нельзя оставлять Макото наедине с этим извергом. К счастью младший заговорил первым:

— Я, пожалуй, пойду, — сложив палочки на стол Макото поднялся и направился к выходу.

— Если вздумаешь пить яд, пей тот что убивает сразу, — Иошихиро скрестив руки на груди провожал его взглядом.

— Да что ты несешь? — Акио уже не выдерживал, плевать, что он достает его, но младший был слишком раним.

— Что я несу не твое дело.

Макото лишь замер у двери, но в ту же секунду вышел прочь.

— Не говори с ним так, ты же знаешь его характер, — Акио был встревожен, эти двое заставляли его чувствовать себя ужасно.

— Какое мне дело до его характера или чувств? — Иошихиро наклонился вперед, чайные глаза были до жути холодными, — какое мне должно быть дело, Акио? Вам было до меня дело, когда вы бросили меня? Вы думали обо мне в этот момент? Я всю жизнь таскаюсь с вами как с детьми, а кто из вас готов таскаться со мной? Макото всю жизнь было плевать на меня, ты сам знаешь, что у него только один старший брат. Так живите дальше словно меня не существует, я глава клана, я больше не хочу быть никому братом или другом, я больше не хочу быть…

Акио ощутил, как все его тело бросило в дрожь. Голос Иошихиро был ровным и спокойным, но слова были сказаны столь жуткие. Хуже всего было то, что он ничего не мог ответить, оставить его в таком состоянии и уйти? Что же делать?

Дверь с грохотом распахнулась и уверенным шагами зашел младший. По его щекам ручьем текли слезы. Он остановился в нескольких шагах от Иошихиро и уверенно подняв глаза указал на него пальцем.

— Мне никогда не было плевать на тебя! Понял? Ты всегда был мне братом и останешься им. Я люблю вас двоих, просто по-разному! Ты не хуже Акио, ты другой, холодный и пугающий, но я никогда не хотел тебя обидеть, я просто не мог по-другому! Можешь до конца жизни проклинать меня за то, что я сделал, но в моей