Младший сын. История зимы, что окрасила снег алым - Марина Лаврук

посмел нарушить мой покой?

— Я не хотел беспокоить вас, госпожа, — Масаши поклонился искренне извиняясь, — но боюсь никто больше не сможет мне помочь. Демон внушает мне страшное о судьбе империи, а я не нахожу в себе сил противиться ему.

— Похвально, что сына императора беспокоит судьба его земли, но это не мои проблемы.

— Я не сын императора, госпожа, но и в другом согласиться не могу, разве вас не беспокоит будущее?

— Сын, раз уж отец так считает. А будущее, какое мне до него дело, когда оно не наступило?

— Вы соизволите выслушать меня?

— Говори раз пришел.

Масаши смущенно обернулся, было непривычно продолжать стоять на улице, словно его и правда здесь никто не ждал.

— Да, прав тот демон и действительно чертоги ада уже встрепенулись, ликуют мелкие сошки, что скоро вырвутся наружу. И сестра твоя этому поспособствует стоит ей обручится, только зачем тебе знать это? Доживай свою спокойную людскую жизнь, да и не вмешивайся в дела судьбы.

— Разве можно так?

— Нужно. Судьбу не изменить. Боги не оставят ваших страданий.

— Боги покинули нас сотни лет назад, было бы им до нас дело они бы не допустили бесчинства, что творит демон долгие годы.

— Разве это «бесчинство» не результат человеческой прихоти? Вы же сами наслаждались его мощью и скармливали души правителей, при чем здесь боги?

— Что если я смогу избавить мир от него? Что если вернется в ад Аурараси? — отмахиваясь прервал ее Масаши.

— В попытках ты лишь утратишь нечто важное и даже если и отложишь не обратимое — ничего не изменишь.

— У меня и без того нет ничего настоящего, я не могу потерять…Я должен попытаться их защитить.

— Ты потеряешь самого себя.

Пустые речи унириса прошли мимо, Масаши услышал главное, но нравоучения его не интересовали. Он вернулся в выжженные земли, провел бессонную ночь в доме родного отца. Его сил не хватит ни на что, он бездарен и немощен, но он наследник императора… Боги покинули людей, а рядом остались лишь они — существа, что не ведают боли и страха, что жаждут и не скрывают этого.

Он вернулся спустя полгода и после общения с демоном все же был другим человеком. Мать рассказала ему о странных отношениях между Мирой и Ясуо, Масаши всю ночь не смыкал глаз. Он понимал, что должен сделать, но никак не решался. Едва ли Мира действительно смогла к кому-то привязаться, но все же это ранит ее. Да и учитель, он определенно заслуживает счастливой жизни.

Тем не менее в тот день он явился на порог к Ясуо и рассказал ему абсолютно все, не утаивая, перед учителем уже стоял флакон с ядом, но Масаши чувствовал себя так словно сам принял этот яд.

— Выходит я должен умереть? — тихо спросил учитель.

— Либо вы, либо тысячи людей в империи, — Масаши смотрел вниз, не решаясь взглянуть ему в глаза, — я бы мог предложить вам исчезнуть без следа, но согласитесь ли вы?

— Тогда Мира решит, что я предал ее, — Ясуо дрожащей рукой взял флакон, — а ты уверен, что сможешь найти способ остановить его если что-то случиться?

— Все же лучше вам будет просто сбежать.

— Одна жизнь взамен на миллионы, я сам когда-то сказал эту фразу, будет лицемерием отречься от нее.

— Я обещаю, что сделаю все что в моих силах.

— Ты все еще не стал королем на доске, — Ясуо ободряюще похлопал ученика по плечу, — возможно вся твоя жизнь будет состоять из череды ошибок и падений, но все же, Масаши, иногда жизнь обычной пешки куда интереснее.

Взгляд строгих глаз учителя выражал тоску. Ему определенно было страшно. Но он выпил яд. Избегая лишних сплетен о странной смерти молодого и крепкого учителя Масаши воспользовался положением и все вышло как нельзя лучше. Хотя хуже ничего представить и нельзя. Разбитая сестра, умирающий отец и ноющее сердце.

В тот день он лишился всего что ему дорого. Но обрел дурацкое знамя короля на шахматной доске. Он был пуст и разбит, а его готовили к правлению. Видя в собственном отражении замазанного бедняка, он отводил глаза. Сестра больше не говорила с ним, интересно возненавидела бы она его еще больше узнав кто он такой?

Все же для министров он должен был оставаться сильным, надев маску из вежливой улыбки он более ее не снимал.

Узнав, что в его отсутствие матушка отвезла Миру к семье Маруяма он пришел в бешенство:

— Зачем вы это сделали? Ответьте мне, зачем? — он впервые кричал на мать, которая с невозмутимым лицом стояла в конце комнаты.

— Это была его последняя воля, мне не нужен гнев мертвых.

— Вам бы бояться гнева живых! Вы понимаете, что натворили? Вы… понимаете через что мне приходится проходить?

— Будь вежлив, когда говоришь с матерью! Ты должен благодарить меня, что сейчас сидишь здесь, а не побираешься на улицах!

— Это вам стоит благодарить меня!

Женщина изумлено раскрыла веки шагая назад под напором такого холодного и грозного тона.

— Я причина почему вы остались во дворце! Только из-за любви ко мне отец терпел ваш нрав и закрывал глаза на бесчинства, я не просил приводить меня в этот мир! Вы сделали это ради себя!

— Сын мой, поубавь тон, ты ранишь сердце матери.

— В этом сердце никогда не было места ни мне, ни моему брату. Там лишь расчет и блуд, вот что я вижу, — он едва заметно дернулся, хватая чужую руку за запястье, так что ладонь женщины дрожа замерла у его щеки, — вы никогда не любили меня, матушка, вы и вовсе не умеете любить.

Макото прекрасно понимала, о чем ее сын. Конечно он избавился от претендента в виде Ясуо, но клан Маруяма был едва ли не влиятельнее императорского, а его наследник с легкостью мог зайти на престол. Масаши сидел на троне, но его положение было жутко неустойчивым, у него не было силы за плечами, а значит в любой день он может не проснуться из-за какого-либо сердечного приступа в 20 лет.

Причина столь сильной привязки министров к императорской силе была проста, не для кого не секрет, что отсутствие открытых войн не означает отсутствие конфликтов. Все же у кланов были свои недовольства. Сила верховной власти заключалась в демоне и пока он на троне, никто из министров не переживал о собственном положении. Масаши лишь оказался заложником обстоятельств, в их глазах он был просто ничтожеством, лишенным сил, в его глазах они были идиотами не способными распознать самозванца.

Единственной хорошей новостью было то,