Столпы Земли - Кен Фоллетт

— Что же мне теперь делать? — вслух произнес он, и стоящие вокруг с удивлением повернулись к нему.

Молитва окончилась, монахи строем сошли с престола, а Уильям все стоял на коленях, не в силах пошевелиться. Вся паства уже вышла из церкви на солнышко, не обращая на него никакого внимания. И только Уолтер остался подле своего господина, выжидая и не сводя с него глаз. Уильям истово молился, и облик матери стоял перед его взором все время, пока он повторял «Отче наш» и те молитвы, что еще помнил.

Вскоре ему пришла в голову мысль, что он может сделать для матери большее: зажечь свечи, заплатить священникам и монахам, чтобы те регулярно служили по ней мессы, и даже построить часовенку за упокой ее души. Но все, о чем бы он ни подумал, казалось недостаточным. Уильям словно видел мать мысленным взором, она трясла головой, будто была обижена и недовольна им, и приговаривала: «Сколько же мне еще по твоей милости мучиться?»

Внезапно он почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо. Перед ним стоял епископ Уолеран в своем великолепном красном платье, которое было на нем на Троицу. Его черные глаза пронзительно смотрели в глаза Уильяму, и он почувствовал, что готов раскрыть все свои сокровенные мысли под этим взглядом.

— Почему ты плачешь? — спросил епископ.

Уильям только сейчас понял, что у него все лицо в слезах.

— Где она? — сказал он.

— Проходит обряд очищения огнем.

— И ей больно?

— Ужасно больно. Но мы можем сделать так, чтобы она побыстрее прошла через это жуткое место.

— Я готов на все! — Уильям всхлипнул. — Скажи, что мне надо сделать?

В глазах Уолерана сверкнули алчные огоньки.

— Построй церковь, — сказал он. — Точно такую же, как эта. Но в Ширинге.

* * *

Холодная ярость охватывала Алину всякий раз, когда проезжала мимо поместий, бывших некогда частью графских владений ее отца. Заросшие рвы, покосившиеся изгороди, пустые полуразвалившиеся навесы для скота вызывали злость, выродившиеся луга наводили жгучую тоску, а от вида опустевших деревень нестерпимо ныло под сердцем. И беда была не в плохих урожаях. Графство смогло бы прокормить своих жителей даже в этот тяжелый год, если бы правил им разумный человек. Но Уильям Хамлей ничего не понимал в том, как надо вести дела. Графство было для него подобно сундуку с сокровищами, которыми он тешил себя, а не хозяйством, дававшим кров и пищу тысячам людей. Когда его крепостным нечего было есть, они умирали от голода. Если крестьяне, обрабатывавшие его земли, не могли расплатиться за аренду, он просто прогонял их. С тех пор как он стал графом, огромное количество пашни заросло бурьяном: ее некому было обрабатывать. А ведь если бы он был немного умнее, то давно бы понял, что в конце концов это могло окончиться для него катастрофой.

Самым тяжелым для Алины было то, что она во многом чувствовала себя виноватой. Когда-то это были владения ее отца, и они с Ричардом так и не смогли вернуть свои фамильные земли. Они просто сдались, когда Уильям стал графом, а Алина лишилась всего состояния; но нанесенная рана не заживала, она терзала, мучила и заставляла Алину все время помнить о клятве, данной отцу.

По дороге из Винчестера в Ширинг, сидя на груженной пряжей повозке, которой правил загорелый возчик с мечом на поясе, она вспоминала, как когда-то проезжала по этим местам вместе с отцом. Он всю свою жизнь осваивал новую землю под пашню: рубил леса, осушал болота, распахивал склоны холмов. В тяжелые годы отец всегда умудрялся отложить запас семян, чтобы помочь тем, кто был менее предусмотрительным и проедал весь свой урожай. Он никогда не принуждал крестьян, бравших у него в аренду землю, распродавать свой скот или орудия труда, чтобы расплатиться, потому что знал: на следующий год им нечем будет обрабатывать землю. Он любил землю и заботливо относился к ней, как хороший хозяин относится к дающей много молока корове.

Всякий раз, вспоминая прошлое, дни, проведенные с отцом, этим умным, гордым, порой строгим человеком, Алина чувствовала острую боль утраты. С того дня, как его посадили в темницу, все в ее жизни пошло не так. За что бы она ни бралась, что бы ни делала, все теперь, по прошествии времени, казалось пустым и ненужным: ее жизнь в замке с Мэтью, словно в царстве грез, поездка в Винчестер в тщетной надежде увидеть короля, даже самоотверженные попытки помочь Ричарду, пока тот воевал. Да, она добилась того, что многие почитают за высшее счастье: стала процветающим торговцем шерстью. Но счастье оказалось призрачным. Она обрела положение в обществе, которое обеспечивало ей спокойное, безбедное существование, но душевная боль все не унималась, она чувствовала себя потерянной и никому не нужной, пока в ее жизни не появился Джек.

Но стать его женой ей так и не удалось, и ничто не могло утешить ее. Она возненавидела приора Филипа, которого всегда считала своим спасителем и наставником, и годами не разговаривала с ним. Конечно, не его вина, что ей не разрешили развод, но именно он настоял, чтобы они с Джеком жили раздельно, и Алина затаила на приора горькую обиду.

Она любила своих детей и поэтому очень переживала за них: ведь они росли в семье, где отец почему-то на ночь всегда уходил из дому. К счастью, пока это на них никак не сказывалось.

Томми был крепким симпатичным пареньком, очень любил гонять мяч, играть в войну; а Салли, подрастая, становилась хорошенькой, внимательной девочкой, она могла часами рассказывать сказки своим куклам или подолгу смотреть, как работает Джек. Только любовь к ним, забота об их будущем были чем-то постоянным и святым в странной жизни, которой жила Алина.

И конечно же, она по-прежнему не сидела без дела. По окрестным деревням на нее трудились десятки мужчин и женщин, прях и ткачей. Еще несколько лет назад их были сотни, но из-за разразившегося голода и ей от многих пришлось отказаться: делать одежды больше, чем можно было продать, не имело смысла. Но даже если бы она стала женой Джека, она бы не оставила своей работы.

Еще сильнее, чем свои горести, Алина переживала за Джека. Она обожала его, и никто, кроме, пожалуй, Эллен, не знал, какой беззаветной была ее любовь. Ведь именно Джек вернул ее к жизни. Когда она, подобно гусенице, сидела в своем коконе, он вывел ее на свет Божий и доказал ей, что она бабочка. Она могла навсегда остаться глухой к радостям и страданиям, которые дарила любовь, если бы однажды он не забрел на ее потаенную полянку, если бы не читал ей свои баллады, если бы не решился в тот день коснуться губами ее губ и не разбудил осторожно, нежно дремавшей в ее сердце любви. Он был очень молод и горяч, но в то же время оказался удивительно мягким и терпеливым. И за это она всегда будет любить его.

Проезжая сейчас по лесу, Алина подумала, что может встретить мать Джека. Изредка они виделись на ярмарках, а раз в год Эллен удавалось проскользнуть с наступлением темноты в Кингсбридж, чтобы провести ночь со своими внучатами. Алина испытывала к ней большую привязанность и даже духовное родство: обе были женщинами необычного склада. Но в лесу Алина так никого и не встретила.

Проезжая по полям, она внимательно присматривалась к созревавшим хлебам. Урожай в этом году обещал быть неплохим. Лето, правда, было дождливое и прохладное, но зато не было наводнении и болезни обошли хлеба стороной впервые за последние три года. И за это Алина была благодарна. Ведь тысячи людей жили на грани голода, и, не уродись урожай, не многие из них пережили бы новую зиму.

Она остановилась у пруда напоить быков возле деревни Монксфилд, входившей в графские владения. Поселение было довольно большим, вокруг на многие мили простирались богатые, плодородные земли, в самой деревне была каменная церковь со своим священником. И все же в этом году засеяли только половину всей земли, на которой уже колосилась золотая пшеница; оставшаяся половина заросла сорняками.

К пруду подъехали двое напоить лошадей. Алина стала настороженно присматриваться к ним. Иногда, для большего спокойствия, хорошо было иметь кого-то рядом в дороге, но в то же время это могло быть и рискованно, особенно для женщины. Пока она ехала вдвоем со своим возчиком, он покорно исполнял все, что она требовала от него, но в присутствии других мужчин он мог и не подчиниться.

Слава Богу, один из путешественников оказался женщиной. Алина пристально взглянула на нее и тут же поняла: не женщиной, а девочкой. Она видела ее в Кингсбриджском соборе на Троицу. Это была графиня Элизабет, жена Уильяма Хамлея.

Выглядела она несчастной и запуганной. С ней вместе был угрюмого вида человек при оружии, наверное ее охранник. Возможно, и меня ждала бы такая же участь, подумала Алина, стань я женой Уильяма. Спасибо Господу, что дал мне силы воспротивиться этому.

Охранник кивнул возчику Алины, не обратив на нее саму никакого внимания. И она решила не навязываться в попутчики.