Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин

— Говори, женщина, — приказал он.

— Я должна спросить у тебя, каковы условия сдачи, Марк Красс. У нас не осталось еды, женщины и дети голодают, чтобы накормить солдат. Мой муж — не тот человек, кто может равнодушно смотреть на страдания беспомощных людей. Он скорее сдаст себя и свою армию. Только сообщи мне условия, а я передам ему. Завтра я вернусь с его ответом.

Римский военачальник отвернулся. Через плечо он ответил ей на языке Эллады, который был намного лучше ее греческого:

— Можешь сказать своему мужу, что условий сдачи не будет. Я не позволю ему сдаться. Он это все начал. А теперь пусть увидит, чем все это закончится.

Она ахнула, готовая к любому варианту, кроме этого.

— Я не могу сказать ему этого! Ты должен разрешить ему сдаться!

— Нет, — отрезал Красс. Не оборачиваясь, он поднял руку, щелкнул пальцами: — Уведи ее, Марк Муммий, и проведи через наши укрепления и патрули.

Только позднее Цезарь мог поговорить с Крассом, хотя весь день ему очень хотелось обсудить с ним эту беседу.

— Ты великолепно справился, — сказал он. — Она была так уверена, что своим видом выбьет тебя из колеи!

— Глупая женщина! Из донесений я знал, что она — жрица племени бессов, хотя я скорее назвал бы ее ведьмой. Большинство римлян суеверны — я заметил, что и ты суеверен, Цезарь! — а я нет. Я верю в то, что вижу. А видел я женщину, пусть даже умную, которая нарядилась в костюм горгоны. — Он вдруг засмеялся. — Помню, мне рассказывали, что, когда Сулла был молодым, он пришел на вечеринку одетым Медузой. На голове у него был парик из живых змей, и он всех до смерти напугал. Но ты знаешь, и я знаю, что это не змеи напугали всех. Их устрашил сам Сулла. Если бы эта женщина обладала тем же качеством, что и Сулла, я, может быть, и задрожал бы.

— Согласен. Но у нее есть второе зрение.

— Многие люди имеют второе зрение! Я знавал старых бабушек, трясущихся и пушистых, как ягнята, которые умели видеть сквозь очевидное, и важных адвокатов, о которых и не подумаешь, что у них сохранился хоть маленький уголок в мозгу, который не занят каким-нибудь законом. Однако что заставляет тебя думать, что она ясновидящая?

— Потому что она пришла к тебе, напуганная тобой до смерти. Ты никогда в жизни не был бы настолько напуган ею.

* * *

Целый месяц погода была «устойчивая», как сказала бы мать Квинта Сертория. Ночи стояли морозные, дни не намного теплее, небо было голубым, снег хрустел под ногами. Но после мартовских ид поднялась ужасная пурга, которая началась как дождь со снегом, а закончилась снегопадом. Спартак воспользовался этим.

Там, где стена и траншея переходили в ложбину, ближайшую к Скиллею, стоял лагерем старейший из ветеранских легионов Красса. Целая сотня тысяч повстанцев отчаянно старались наладить мост, чтобы перейти траншею и перебраться через стену. Бревна, камни, трупы людей и животных, даже большие предметы из награбленного добра бросали в траншею, чтобы насыпь получилась выше частокола. Как тени мертвых, огромная масса людей перекатывалась волна за волной через временный проход и убегала в пургу. Никто их не останавливал. Красс велел легиону не применять оружие, а спокойно оставаться в лагере.

Дезорганизованное бегство, предпринятое наудачу, показало, что имелись люди среди восставших, которых уже не собрать. А пока более дисциплинированные с трудом продвигались на север по Попиллиевой дороге вместе со Спартаком, Кастом и Ганником, женщины, дети, старики и нестроевые солдаты совсем заблудились. Они вошли в горные леса. Среди скал и подлеска они ложились и умирали, замерзшие и голодные, не в состоянии продолжать бороться за жизнь. Те, кто дожили до хорошей погоды, явились к поселениям Бруттия, но там их узнали и всех перебили.

Впрочем, судьба этой части повстанцев не представляла никакого интереса для Марка Лициния Красса. Когда снегопад стал убывать, он разобрал лагерь и вывел свои восемь легионов на Попиллиеву дорогу следом за солдатами Спартака. Он шел упорно, как бык, ибо всегда все делал методично. Холод, голод и отсутствие реальной цели — все это замедлит движение мятежников и уменьшит армию Спартака. Лучше иметь обоз в середине колонны, чем рисковать потерять его. Рано или поздно Красс нагонит Спартака.

Его разведчики времени не теряли. В конце марта они сообщили Крассу, что восставшие, достигнув реки Силар, разделились на две группы. Одна, со Спартаком во главе, продолжала идти по Попиллиевой дороге по направлению к Кампании, а другая, под командованием Каста и Ганника, направилась на восток, по долине среднего течения Силара.

— Хорошо! — одобрил Красс. — Пока оставим Спартака в покое и сосредоточим силы на уничтожении самнитов.

Потом разведчики доложили, что Каст и Ганник ушли не очень далеко. Им встретился на пути небольшой город вольков, и впервые за два месяца они хорошо поели. Нет нужды торопиться!

Когда подошли четыре легиона, которые шагали впереди обоза Красса, Каст и Ганник были слишком заняты добычей и не заметили приближения противника. Повстанцы вели себя очень вольно. Они, не задумываясь, устроили лагерь на берегу маленького озера, в котором в это время года была вкусная питьевая вода. К осени это место уже не будет таким привлекательным. За озером высилась гора. Красс сразу понял, что делать, и решил не ждать остальных четырех легионов, которые шли за обозом.

— Помптин и Руф, возьмите двенадцать когорт и тайком проберитесь к дальней стороне горы. Там быстро спуститесь вниз. Таким образом, вы попадете прямо в середину их лагеря. Как только я увижу вас, я атакую их спереди. Мы раздавим их, как жуков.

План должен был сработать. И он сработал бы, если бы не случай, которого не могли бы предугадать и лучшие разведчики. Когда Каст и Ганник увидели, сколько еды могли дать вольки, они послали людей к Спартаку, чтобы он изменил маршрут и присоединился к пирушке. Спартак послушно изменил курс и появился на дальней стороне озера как раз в тот момент, когда Красс начал атаку. Люди Каста и Ганника бросились в середину прибывших, и все повстанцы быстро исчезли.

Некоторые командующие рвали бы и метали, но только не Красс.

— Жаль. Но в конце концов мы победим, — спокойно сказал он.

Непрекращающаяся метель замедлила движение людей. Обе армии кружили вокруг Силара. Казалось, теперь черед Спартака уйти с Попиллиевой дороги, а Каста и Ганника — пойти по этой дороге в Кампанию. Красс очень хорошо прятался позади них, как раздутый паук, желающий стать еще жирнее, съев очередную жертву. Он тоже решил разделить свои силы. Двумя легионами пехоты и всей кавалерией будут командовать Луций Квинтий и Тремеллий Скрофа. Им было приказано быть готовыми последовать за той частью армии Спартака, которая покинет Попиллиеву дорогу. Сам Красс намеревался преследовать идущих по дороге.

Методично, упорно, как жернов, перемалывающий зерно, Красс продолжал идти по пятам Спартака. Поскольку легион Цезаря находился в составе армии командующего, он мог только восхищаться методами этого необычного человека. В Эбуре, немного севернее Силара, Красс наконец настиг Каста и Ганника и уничтожил их. Тридцать тысяч погибли на поле боя. Очень немногим удалось проскользнуть через римские линии и бежать вглубь материка в поисках Спартака.

Самой большой радостью для всех солдат победной армии стали предметы, которые Красс обнаружил после боя среди развалившегося обоза противника. Пять орлов, взятых у римлян после нескольких побед над ними, двадцать шесть штандартов когорт и фасции, принадлежавшие пяти преторам.

— Посмотри-ка! — радостно воскликнул Красс. — Разве это не замечательно?

Теперь командующий показал, что, когда надо, он мог двигаться очень быстро. Пришло сообщение от Луция Квинтия, что он и Скрофа попали в ловушку — хотя обошлось без больших потерь — и что Спартак недалеко.

Красс выступил.

* * *

Грандиозное дело потерпело крах. У Спартака оставалась только часть армии, идущая с ним к истокам реки Танагр. С ним были Алусо и его сын.