Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин

Когда Красс закончил свои разглагольствования, Цезарь напрягся. Если люди шести легионов, собранные, чтобы наблюдать казнь, разразятся приветствиями, это будет означать, что Красс получил согласие своей армии. Но если его речь будет встречена молчанием, тогда проконсула ждет мятежная кампания. Никому и никогда не нравится децимация. Вот почему ни один полководец не применял ее. Был ли Красс, такой проницательный в ростовщичестве и в политике, таким же проницательным в оценке своих солдат — ветеранов Рима?

Шесть легионов искренне возликовали. Наблюдая Красса, Цезарь увидел, как спало его напряжение и он облегченно вздохнул. Значит, даже он не был уверен!

Началась жеребьевка. Семьсот пятьдесят декурий. Это означало, что семьсот пятьдесят человек умрут. Жеребьевка — очень длительная процедура, но Цезарь и Муммий ускорили ее, отлично ее организовав. В огромной корзине лежали семьсот пятьдесят табличек. Семьдесят пять табличек были помечены цифрой I, следующие семьдесят пять — цифрой II и так далее до цифры X. Их бросили в корзину, потом хорошо перемешали. Военный трибун Гай Попиллий отсчитал по семьдесят пять из этих тонких деревянных квадратиков и положил в каждую из десяти корзин поменьше. Потом раздал эти корзины каждому из десяти военных трибунов.

Военный трибун двигался от одного конца своего ряда к другому, останавливаясь перед каждой декурией и вынимая табличку из корзины. Он громко объявлял номер таблички, человек под этим номером выступал вперед, и трибун переходил к следующей декурии.

А за его спиной начиналась казнь. Даже в этом наблюдались порядок и тщательность. Центурионам из шести легионов Красса, которые не знали никого из виновных, было приказано наблюдать за экзекуцией. Немногие из центурионов, которые принадлежали к пятнадцати когортам, выжили, но те, которые остались, не были освобождены от наказания. Поэтому у них были одинаковые шансы с рядовыми. Умереть предстояло тому, кому доставался роковой жребий. Девять остальных из той же декурии должны были до смерти забить обреченного своими дубинками. При этом никто не избегал страданий, будь то человек, который умирал, или те девять, которые оставались жить.

Центурионы-наблюдатели знали, как это нужно делать, и говорили приговоренному:

— Встань на колени и не старайся отклоняться. — Крайнему слева: — Бей его по голове так, чтобы сразу убить. — Следующему: — Бей, пока не убьешь, — и так далее, всем девяти.

Их заставляли бить по черепу беззащитного коленопреклоненного человека. Это был самый милосердный вид наказания. По крайней мере, это не была бездумная толпа, яростно лупившая по всему телу жертвы. Поскольку никто из этих людей, по сути, не был убийцей, не каждый удар оказывался смертельным, а некоторые вообще промахивались. Но центурионы рявкали, рявкали, рявкали, требовали бить сильнее и точнее. И по мере того как процесс двигался по ряду декурии, удары становились все точнее и быстрее. Таков результат повторения, соединенного с покорностью неотвратимости.

Через четырнадцать часов казнь была завершена. Последнего человека казнили в темноте, при свете факелов. Красс отпустил свою уставшую армию, вынужденную стоять, пока не умрет последний приговоренный. Семьсот пятьдесят трупов распределили на тридцать костров и сожгли. Вместо того чтобы послать их прах родственникам, пепел был выброшен в отхожие траншеи лагеря. Их завещания тоже не будут выполнены. Их деньги и имущество пойдут в казну в уплату за оружие, шлемы, щиты, кольчуги и другие принадлежности легионера, которые они кинули на поле боя.

Никто не остался равнодушным при виде этой казни. На большинство зрелище смерти очень подействовало. Теперь четырнадцать обессиленных когорт, жалких людей, которые пережили этот ужас, проглотили свою гордость и страх, чтобы изо всех сил постараться стать такими легионерами, как требовал Красс.

Еще семь когорт хорошо обученных рекрутов пришли из Капуи до того, как армия двинулась дальше. Их соединили с четырнадцатью когортами, чтобы получилось два полных легиона. Поскольку Красс все еще относился к ним как к консульским легионам, командовать ими были назначены двенадцать военных трибунов. Цезарь оказался старшим и был поставлен во главе первого легиона.

* * *

Пока Марк Красс казнил тех, кто не мог найти в себе мужества встретиться с повстанцами, сам Спартак проводил погребальные игры в честь Крикса у города Венузия. Не в его правилах было брать пленных, но он взял триста человек из консульских легионов из их лагеря в Фирме. Всю дорогу до Венузии он тренировал их как гладиаторов: половину как галлов и половину как фракийцев. Затем, облачив в очень красивое снаряжение, Спартак заставил их биться насмерть в честь Крикса. Последнего, победителя, он казнил по римскому обычаю: сначала его выпороли, потом обезглавили. Выпив кровь трехсот врагов, тень Крикса была явно удовлетворена.

Погребальные игры в честь Крикса имели и другую цель. Когда огромная орда Спартака отпраздновала и расслабилась, он стал ходить среди них и разговаривать с ними не так официально, как это делал вне стен Мутины. Спартак убеждал каждого, что ответ на волнующий всех вопрос о постоянном доме можно получить только в Сицилии. Хотя вождь повстанцев и опустошил каждое зернохранилище и силосную башню по пути своего следования и сделал большие запасы сыров, бобов, овощей, фруктов длительного хранения, хотя он водил с собой тысячи овец, свиней, кур, уток мысль о том, как уберечь своих людей от голода, тревожила его больше, чем призрак любой римской армии. Наступала зима Спартак решил, что они должны обосноваться в Сицилии прежде чем грянут холода.

[Карта 14 - "Походы Спартака (73-71 гг до н.э."][15]

Итак, в декабре он снова двинулся на юг, к Тарентинскому заливу, и несчастные обитатели этой плодородной равнины лишились своего осеннего урожая и овощей ранней зимы. У Фурий — города, который Спартак уже ограбил во время своего первого появления в этом районе, — он повернул вглубь материка, прошел по долине реки Кратис и вышел на Попиллиеву дорогу. Римской армии там не было. Без труда перейдя по дороге Бруттийские горы, он спустился в небольшой рыболовецкий порт Скиллей.

А там — через узкий пролив — виднелась она, Сицилия! Небольшое путешествие по морю — и такое долгое странствие закончится. Но какое это будет страшное путешествие! В тех опасных водах обитали Сцилла и Харибда. Как раз за бухтой Скиллея бурлила Сцилла и щелкала тройным рядом зубов в каждой из своих шести голов. А тем временем собачьи головы, опоясывающие ее чресла, выли, пуская слюну. И если кораблю удавалось проскользнуть мимо нее, пока она спала, оставалась еще сицилианская Харибда, с жадностью засасывающая все в свой водоворот.

Конечно, сам Спартак не верил в такие сказки. Но, не сознавая этого, он постепенно терял целые слои римской шелухи — как чистят лук, снимая слой за слоем, — обнажаясь до самого ядра, куда более примитивного, более детского. С тех пор как его выгнали из легионов Коскония (а это было почти пять лет назад), жизнь его пошла отнюдь не по римскому образцу. Женщина, которую он взял в подруги, безоговорочно верила в Сциллу и Харибду, как и многие из его последователей, и иногда — только иногда! — он и сам видел в своих снах эти страшные существа.

Наряду с большим рыболовецким флотом, дважды в год занимавшимся ловлей мигрирующего тунца, Скиллей принимал и пиратов. Близость Попиллиевой дороги и римских легионов, курсирующих между материком и Сицилией, не давала возможности пиратам ставить здесь большой флот, но несколько морских разбойников, которые пользовались Скиллеем, как раз вытаскивали на берег свои беспалубные небольшие суда на зиму, когда показалась огромная масса людей.

Оставив армию объедаться рыбой, Спартак сразу разыскал вожака местных пиратов и спросил его, знает ли он какого-нибудь сговорчивого наварха, у которого найдется много больших кораблей. «Конечно, и даже несколько!» — был ответ.