Гипсовый трубач - Юрий Поляков

…Поздним утром Степан Митрофанович, сжимая в руках удочку, заглянул в комнату, где спали, разметавшись, влюбленные.

Несчастный автор вздохнул: удочка все-таки не древко полкового знамени, и в руках ее не сжимают!

…Поздним утром Степан Митрофанович, взяв удочку, заглянул в комнату, где спали, разметавшись, влюбленные.

Литературный раб застонал: из текста следовало, что генерал собрался идти на рыбалку, в то время как он — по замыслу — с нее как раз вернулся. Работа встала. Чтобы развеяться, Андрей Львович отправился на ужин. В столовой он застал Болтянского и Жукова-Хаита. Они пили клюквенный кисель и обсуждали перспективы глобального кризиса. Федор Абрамович предсказывал закат евро, а Ян Казимирович утверждал, что доллар давно превратился в резаную зеленую бумагу, которую мировой валютой считают только из страха перед Пятым флотом США.

Появилась Татьяна с тележкой:

— Что, ходок, опаздываешь?

— Приболел…

— Ешь — поправляйся! — официантка поставила перед ним ужин и, сверкнув зубом, ушла.

Писодей принялся за еду, убеждаясь, что Огуревич слово держит: в бигусе было много мяса и колбасных обрезков, а в творожной запеканке встречался изюм. Жуков-Хаит допил кисель, пожаловался на скрытый антисемитизм человечества, взял сухариков из хлебницы и откланялся.

— Как вы думаете, — глядя ему вслед, спросил Кокотов, — он потом, когда перекоробится, помнит, что делал или говорил?

— Не знаю… Он мне напоминает моих бедных братьев.

— Чем же?

— Как вам объяснить? В нем словно живут два человека, а Стась, Бронислав и Мечислав были как бы одним человеком, разорванным судьбой на три части. На чем мы, кстати, остановились?

— В двадцать пятом к Мечиславу в Париже пришел человек.

— Да, к нему пришел Перрье и передал вот это… — старый фельетонист постучал ногтем по серебряной ложке.

— Перрье? — воскликнул Кокотов.

— Да, Жан Перрье, молодой французский коммунист. Что вас смущает?

— Нет, ничего… И что же было дальше?

— Ничего хорошего… Мечислав отправлял в Москву шифровки о планах РОВС, диверсионных группах, засланных в СССР, участвовал в знаменитой операции «Трест», готовил тайную поездку Шульгина в Советскую Россию, помог похитить генерала Кутепова в 1930-м. Но тогда все обошлось — брата никто не заподозрил. Именно Мечислав завербовал знаменитого генерала Скоблина, командира ударного Корниловского полка, легенду Белого движения, причем вместе с женой — великой певицей Надеждой Плевицкой. Думаю, генерал просто проигрался в карты — ведь мой брат, если помните, был виртуозом в этом деле! Кутепов умер от разрыва сердца, запертый в каюте советского парохода, когда уже подплывали к Севастополю. Главой РОВС стал генерал Миллер, а его замом — Скоблин, агентурная кличка Фермер. Тем временем надвигалась большая война, и непримиримые белогвардейцы сговорились с немцами, чтобы сообща свергнуть большевиков. Что-то надо было делать. В НКВД возник грандиозный замысел: похитить Миллера, как Кутепова, тогда РОВС возглавит Скоблин и сорвет планы непримиримых. Поначалу все шло гладко: в 1937-м Миллера заманили в западню, усыпили и перевезли из Парижа на борт «Марии Ульяновой». Но осторожный генерал оставил записку о том, что идет на переговоры с немецкими офицерами, а встречу организовали Скоблин и Болтянский. Начались аресты. Мечислав и Фермер успели бежать в Испанию, где шла война. А вот Плевицкую французы взяли, и она умерла в тюрьме. Ходили слухи, что Скоблин и Мечислав погибли в боях за Мадрид… Но в 1986-м из Аргентины мне прислали бандероль… Вот с этим…

Старик тронул сухим пальцем вензель графа Потоцкого на массивной ложке.

— Еще там было предсмертное письмо. Брат боялся мне повредить и потому не давал о себе знать, зато ходил в центральную библиотеку и читал мои фельетоны в «Правде». Он ставил меня выше Аверченко…

— А Стась?

— Со Стасем особая история. Он работал в ИНО у Артузова, но после разоблачения Ягоды Ежов стал раскручивать «дело поляков» в НКВД. Не забывайте, Польша тогда надеялась стать союзницей немцев и с помощью Гитлера вернуть восемь воеводств. Брата арестовали вместе с Сосновским, Илиничем, Маковским… Артузов пытался заступиться, но он и сам был уже под колпаком. Стася обвинили в шпионаже в пользу панской Польши. Он пытался оправдаться — бесполезно. Знаете, Андрей Львович, разведка дело тонкое и с трудом укладывается в категории добра и зла. По легенде, Станислав был якобы кротом и снабжал брата, служившего в двуйке польского генштаба, секретными сведениями, а на самом деле — дезой. Но чтобы Дефензива не разоблачила Бронислава…

— Кто?

— Дефензива — польская контрразведка… Чтобы не погубить Броню, Стась с разрешения начальства сообщал ему чуть больше, чем можно. За это он получил десять лет без права переписки… — Выцветшие глаза старика наполнились слезами. — Идите, голубчик, идите! Я еще посижу. Очень вкусный сегодня кисель…

Глава 106

Любовник из косметички

Шагая по коридору, Кокотов еще сочувствовал несчастным братьям Болтянским, но войдя в номер, сразу сел за компьютер и на удивление легко справился с неподобающей удочкой:

Поздним утром, оставив в прихожей удочку, Степан Митрофанович заглянул в комнату, где спали, разметавшись, влюбленные…

Дальше синопсис помчался вперед, как «Сапсан» по новеньким рельсам.

…На разведчике был пятнистый комбинезон, тропическая панама, болотные сапоги и рюкзак, из которого торчал черенок саперной лопатки. Любуясь юными, беззастенчивыми телами, он вздохнул с ностальгией и, крикнув: «Подъем!» — деликатно отвернулся, чтобы молодежь могла одеться.

Сели завтракать. У Кирилла и Юли были устало-счастливые лица. Они не выспались вместе. За кофе, отвечая на расспросы об улове, генерал выставил литровую стеклянную банку с двумя окуньками и посетовал, что рядом с ДВНФ буржуи построили коттеджный поселок, сливающий нечистоты в местную речку, отчего рыба в ней почти перевелась. А когда Юля с тревогой снова спросила, куда все-таки они спрячут Кирилла от убийц, старый нелегал улыбнулся в усы, вынул из рюкзака контейнер вроде термоса, с трудом отвинтил крышку и достал оттуда две запаянные ампулы: в одной содержались мелкие белые таблетки, во второй — светлый порошок с фиолетовым отливом.

— Зачем это? — переглянулась молодежь, подумав, что даже ветераны разведки подвержены старческим чудачествам.

— Сейчас увидите! — пообещал Степан Митрофанович.

Он разложил на столе довольно странный набор предметов: баночку из-под хрена, чайное ситечко, мощную лупу и швейную иглу. Все это лишний раз убедило влюбленных, что холестериновые бляшки способны с годами затмить самый светлый аналитический ум. Затем разведчик с хрустом надломил первую ампулу, вытряхнул на морщинистую ладонь таблетку и бросил ее в банку с уловом. Обе рыбешки, повинуясь глотательному инстинкту, метнулись к петлисто оседавшей на дно пилюльке. Окунек, который покрупней, опередил своего собаночника и ам — проглотил. Второй разочарованно пометался по светлице, а затем, вращая плавниками как пропеллерами, укоризненно уставился на людей грустными рыбьими глазами, искаженно увеличенными кривым стеклом.

— Ну и что? — нервно спросил Кирилл, ничего не понимая.

— Дедушка, нам не до шуток! — обиделась за любимого Юля.

— Подождем…

— Долго?

— Не знаю… — Старик глянул на свои наградные часы и покачал головой. — Неужели срок годности истек? Если так — плохо, зер шлехт…

— Дедушка, какой еще срок годности? Что ты задумал?!

— Понимаешь, Юленька…

Но тут вода в банке странно булькнула, осела, а спохватившиеся наблюдатели обнаружили там всего одну рыбку, которая мгновение недоумевала, а потом изготовилась, чтобы сожрать какую-то мелочь размером с дафнию.

— Врешь, не возьмешь! — старик проворно схватил чайное ситечко и ловко выловил обреченную кроху. — Смотрите! — Он наставил лупу.

Изумленные молодые люди увидали на ячейках вовсе не дафнию, а исчезнувшего полосатого окунька: он бил хвостом, нервно ощетинивал острый спинной плавник и вздымал задыхающиеся на воздухе жабры. Генерал осторожно вытряхнул его в баночку из-под хрена и налил туда немного воды. Затем старый нелегал вскрыл вторую ампулу, взял иголку, смочил острие и коснулся фиолетового порошка — несколько пылинок прилипли к кончику. Он погрузил иголку в баночку из-под хрена. Ждать пришлось минут пять. Брызнула во все стороны вода, обдав естествоиспытателей, а в баночке непонятно как возник стиснутый в три погибели окунек — подрагивающий красноперый хвост не уместился и торчал из нарезного горлышка.