Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

траурную «колыбель» роковой революции.

Со дня «похорон» Ленина, которые обрекли его мощи на долгое обозрение, началось «бальзамирование» его идей. Возможно, это самое печальное последствие его смерти. Начался неодолимый процесс создания музеев, памятников, издания бесчисленных сборников и книг с ленинскими трудами, переименования городов, улиц, заводов, дворцов, пароходов, артелей… Крупская, обладавшая немалым эмпирическим чутьем, понимала: канонизация Ленина превращает его посмертно в земного бога. В «Правде» 30 января, через два дня после похорон, публикуется небольшое письмо как ответ на создание фонда, имеющего целью сооружать «памятники Ильичу».

«Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д. – всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим…»

Вспоминали всегда об этих словах Крупской единственно для того, чтобы подчеркнуть скромность и простоту Ленина, что трудно ставить под сомнение. Сам Ленин не повинен в «бальзамировании» его идей. Хотя, правда, при жизни вождя старинная московская застава Рогожская с его ведома была названа заставой Ильича; уже тогда в Москве появилась в его честь Ульяновская улица, а в Петрограде улица Ленина, агитпоезд «Владимир Ленин», возникла Ленинская волость в Петроградской губернии… Ленин создал систему, которая не могла жить без обожествляемого вождя. Разве о словах Н.К. Крупской, написанных 30 января 1924 года, не знали члены «ленинского Политбюро» хотя бы последние десятилетия? Конечно, знали. Даже тогда, когда в стране были созданы многие тысячи памятников, бюстов, мемориальных досок вождю, умопомрачительство продолжалось из года в год, из месяца в месяц:

– согласно постановлению Политбюро от 13 октября 1967 года создали памятник Ленину в Кремле;

– по постановлению Политбюро от 24 апреля 1968 года решили создать еще один памятник в Шушенском;

– на основании решения Политбюро от 16 мая 1968 года по ходатайству Рашидова решили строить еще один памятник в Гулистане;

– Политбюро решило 20 июня 1968 года построить памятник у здания Волжской ГЭС;

– то же Политбюро согласилось с созданием памятника в Брянске (далеко не первого);

– Политбюро постановило 20 июня 1968 года создать новый памятник в Абакане (ведь «через Абакан идет туристический маршрут в Шушенское»);

– построить памятник во Владивостоке. Решение принято 18 июня 1972 года;

– нужен памятник в Шевченко. Пришли к такому решению 19 июля 1973 года…

Я уже утомил читателей этим чудовищным списком. Я мог бы его продолжить на десятках страниц. Целая эпопея о памятнике в ГДР, поставке туда 300 куб. м и 800 кв. м красного гранита Емельяновского месторождения на Украине… Гурьев, Талды‐Курган, Целиноград, Клайпеда, Нахичевань, Тюмень, Чита, Ош, Сумы, Биробиджан и десятки, десятки других городов. Перепадает и загранице: Капри, Куба, Калькутта… Создаются новые скульптурные мастерские, выделяются все новые и новые сотни миллионов рублей, тысячи кубометров гранита, мрамора, нержавеющей стали, бронзы…[99]

Может быть, в Политбюро, решив покрыть всю страну, а постепенно и планету этими идолами, хотели воскресить надежду на ленинскую мировую революцию?

Временный мавзолей, как потом и постоянный, стал местом паломничества не только правоверных коммунистов, но прежде всего всех любопытных… Большевистский святой… Со временем посещение Мавзолея, возложение к нему венка станут неотъемлемой частью ритуала посещения большевистской столицы многими государственными делегациями, известными людьми.

Нетрудно представить, какое впечатление мог производить мумифицированный Ленин на своих родных и близких. К этому трудно привыкнуть.

Сама Крупская впервые посетила временную усыпальницу с Д.И. Ульяновым 26 мая 1924 года. Вообще Надежда Константиновна посещала мавзолей очень редко, даже не каждый год. Любая подобная «встреча» – удар по психике.

Хранитель мумии Б.И. Збарский вспоминал, что в последний раз Крупская пришла к мощам супруга за несколько месяцев до своей смерти в 1938 году. Говорят, постояв немного у саркофага, она тихо сказала:

– Он все такой же, а я так старею…

Сотворив мощи, большевики осуществили решающий шаг по превращению идей Ленина в светскую религию. То безапелляционное поклонение ленинизму, которое стало носить ритуальный характер, можно сравнить лишь с поклонением вере фанатиков‐фундаменталистов. Проницательно сказал о рождении и смерти Ульянова‐Ленина крупнейший английский политический деятель XX века Уинстон Черчилль. В пятитомнике своих мемуаров «Мировой кризис» он изложил и свой взгляд на Ленина. После своеобразного анализа, не лишенного оригинальности и проницательности, Черчилль заключает, что русские люди заведены большевиками и Лениным в болото. «Их величайшим несчастьем было его рождение, но их следующим несчастьем была его смерть»[100]. Канонизация его идей и превращение революционера в святого – действительно «величайшее несчастье». Черчилль глубоко прав.

Смерть Ленина не освободила Россию от него. Отныне ее граждане были вынуждены на протяжении десятилетий «воплощать его заветы» в жизнь.

Уже первые шаги ЦК РКП(б) после смерти Ленина подтвердили: руководство партии отныне в своей борьбе за «построение коммунистического общества» сделает мумию и все связанное с ней важнейшим орудием достижения своих целей. Один из первых шагов подобного рода – усиление партии за счет ленинского призыва в нее «рабочих от станка» (около четверти миллиона). Отныне в РКП(б) (и не только в ней) возникнет новый элемент внутренней жизни: борьба «за чистоту ленинизма» и его «развитие». Вся ожесточенная внутрипартийная борьба в двадцатые годы пройдет под знаком стремления к монополии на ленинское наследство. В конце концов это удастся Сталину. Мы долго не могли понять, как Джугашвили‐Сталину, который, казалось, во многом уступал не только Троцкому, но и Зиновьеву, и Каменеву, и Бухарину, удалось взгромоздиться на вершину власти. Но именно он сделал главным орудием своей борьбы «защиту» ленинизма, представив себя основным толкователем ленинских идей. Можно привести десятки примеров, когда Сталин в нужный момент, в нужном месте использовал это абсолютно безотказное орудие в большевистской стране.

Выступая, например, на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 1 августа 1927 года, Сталин буквально фехтовал ленинской рапирой, повергая своих оппонентов. «Я должен, прежде всего, опровергнуть совершенно неправильное, не соответствующее действительности заявление Зиновьева и Троцкого о том, что будто бы я, – говорил генсек, – принадлежал к так называемой «военной оппозиции» на VIII съезде нашей партии. Это совершенно неверно, товарищи. Это сплетня, сочиненная Зиновьевым и Троцким от нечего делать. У меня имеется в руках стенограмма, из которой ясно, что я выступал тогда вместе с Лениным против так называемой военной оппозиции».

Подобные примитивные приемы, тем не менее, действовали безотказно: «Сталин защищал Ленина». В своей почти трехчасовой речи 1 августа Сталин то и дело обращался к Ленину. «Мы осуществляем лишь заветы Ленина, – говорил Сталин, – в то время как лидеры оппозиции порвали с ленинизмом, предав забвению заветы Ленина»[101].

Обращение