По ту сторону рассвета - Ольга Чигиринская

Гили быстро накрыл все горстью, не давая гороху раскатиться и потеряться в соломе. Потом осторожно разобрал все и начал рассказывать. Доска помогала. Пусть нижняя часть — будут владения Креганов, предгорья Эред Горгор и Друн. Тогда сюда — восемнадцать зеленых горошин; восемнадцать длинных сотен копьеносцев, и девять чечевичых зерен, девять длинных сотен стрелков; и две хлебные корки — две Волчьи Сотни; и семь черных бобов — семь сотен северян, и десяток шматочков солонины — десять сотен орков… Западное поле пусть будет предгорьями Криссаэгрим и Моркильским лесом. Тогда здесь — восемь чесночинок, восемь осадных орудий, и двадцать четыре соломинки, двадцать четыре полевых. И при них — шесть зеленых горошинок и шесть чечевичных зерен, назначенных их защищать, и две корки хлеба, чтобы их стеречь, а сколько в обслуге — Берен не знал.

Пусть серединное поле будет замок Каргонд и окрестности. Тогда здесь у нас пять бусинок — ведь могут у бродячего менестреля в суме заваляться бусины? — пять длинных сотен Рыцарей Аст-Ахэ. Одна белая, все прочие — красные. Одна сейчас там, четыре прибудут в канун весны.

А еще — три хлебные корки.

А еще — восемь кусочков солонины.

А еще — десяток бобов.

Пусть северное поле будет — Эмин-на-Тон. Тогда там разместятся двадцать три зеленые горошины и десять зерен чечевицы, и девять черных бобовинок, и шесть хлебных корок, и семь кусков солонины.

— Это далеко не все, если вспомнить, что он говорил летом, — заметил Маэдрос.

— Он сказал, что не может точно счесть орков. А еще он сказал, что только на севере войско сочтено и набрано полностью. К весне они закончат дело на юге — и тогда армия людей будет насчитывать две тысячи длинных сотен — а все остальные будут орки.

Маэдрос встал со своего кресла и подошел к столику. Железные пальцы легли на плечо Гили.

— Чем ты подтвердишь, что сказал правду?

Гили вздрогнул от того, каким голосом это было сказано и от того, какой взгляд Маэдрос вонзил в его душу.

— Мне нечем подтвердить мои слова, господин, — тихо сказал он. — Кроме моего честного слова. Если ты сомневаешься в нем, вели пытать меня — я и тогда расскажу то же самое. Ничего другого я тебе предложить не могу.

Огневолосый эльф отпрянул, словно услышал смертельное оскорбление, но овладел собой и усмехнулся:

— Я подумаю над этим. Ты сам уберешь свой мусор или кликнуть слуг?

Гили, покраснев, смел все обратно в котомку. Он жалел о словах, которые сорвались у него с языка в последний миг. По лицам окружающих эльфов было видно, что Маэдрос обратил его предложение в шутку. А может, и нет? Кто их знает, этих нолдор из народа Феанора… Во всяком случае, если бы государь Финрод усомнился в словах Гили, тому и в голову бы не пришло ляпнуть этакое.

— Приготовьте ему комнату для ночлега и поставьте стражу, — распорядился Маэдрос. — Он останется здесь, пока я не приму решения. Лорд Роуэн, доставьте сюда и второго — этого Авана.

Хардинг проводил Гили до комнатушки, которую назначили ему для ночлега, и разделил с ним простой, но сытный ужин.

— А здорово ты уел лорда Карантира, — с одобрением заметил он по ходу разговора. — Я думал, он лопнет от ярости.

— А что я такого сказал? — удивился Гили.

Лорд Хардинг поперхнулся.

— Эла! Так ты что — не знаешь даже, какую шпилю вогнал ему в седалище? Рыжий, да ты совсем телок. Где Берен тебя нашел?

— В купеческом обозе…

— И купцы тебе, стало быть, не рассказывали, как лорд Маэдрос потерял руку?

— Я сначала думал — в бою… Оказывается, в плену, да?

Хардинг кивнул.

— Когда эльфы только прибыли из-за моря, — сказал он. — И Феанор велел сжечь корабли, после этого нолдор становились на берегах озера Митрим, и на них напали орки. Эльфы быстро обратили их в бегство и пустились в погоню. Феанор оторвался далеко, был окружен и жестоко изранен. Сыновья вынесли его с поля боя, но он погиб от ран. Моргот, видя, что дело плохо, решил потянуть время и предложил братьям переговоры. На переговоры поехал старший, лорд Маэдрос, и был захвачен в плен. Держа его в заложниках, Моргот потребовал, чтобы братья убирались из Белерианда. Нолдор, надо тебе сказать, уже не были к тому времени девственниками по части всяких подлостей. Те корабли, что они сожгли в Лосгаре — это ведь были корабли, отобранные у сородичей, и отобранные через силу и кровь. Я тебе расскажу как-нибудь, или кто другой. Но не бывало того прежде, чтобы захватывали заложников и чего-то вымогали. Братья рассудили так: если они согласятся на морготовы посулы, то ведь Враг все равно не отпустит их брата… С Морготом нельзя идти на сделки, он всегда нарушает свое слово, ибо он отец всякой неправды. Они отказали Морготу, и тогда тот велел подвесить лорда Маэдроса за руку на скале. И тот висел аж покуда его не снял наш нынешний государь Фингон.

— Ах, вот оно что… — пробормотал Гили.

— Эге ж, — согласился Хардинг. — Может, у эльфов и не заведено торговаться за заложника, но вот лорда Маэдроса будет трудненько убедить в том, что это самая правильная дорога. Ладно, рыжий, спи — завтра у тебя день будет длинный.

Назавтра и вправду был длинный день. Как понял Гили, эльфы уже успели расспросить Авана и сейчас со старыми вопросами перемежались новые. Гили снова и снова рассказывал о том, что он видел в замке Каргонд, и лишь для еды и для выхода по нужде прерывались расспросы. Руско устал, и когда все закончилось — не поверил своим ушам и глазам. Эльфы ушли, оставив его в комнате одного.

Ненадолго. Один из нолдор снова привел его в аулу — где уже ждал Аван, которого держали и допрашивали отдельно. Они обменялись приветствием — переплели руки. Потом по приказу Маэдроса их вывели на балкон.

— Посмотри мне в глаза, мальчик, — велел лорд Маэдрос. — И попробуй открыть мне свой разум.

— К… как? — не понял Гили.

— Отвечай мне мыслью, когда я буду говорить мыслью тебе.

Гили посмотрел в глаза лорда Маэдроса — серые, как дикий камень — и внезапно он почувствовал присутствие силы — огромной и страшной, чистой и беспощадной, как горы. «Мальчик!» — услышал он сквозь гул этого потока — и в страхе отступил. Он не мог отвечать лорду Маэдросу мыслью и не хотел слышать, когда тот спрашивает. Он понимал, как это важно, и всем сердцем хотел попробовать — но страх был сильней доброй воли. Чем сильнее он пытался прислушаться и ответить, тем больше нарастал гул Силы, тем страшнее ему становилось и верней было отторжение. За несколько мгновений этой борьбы с собой Гили вымотался больше, чем за весь день.

— Он неспособен к осанвэ, — с тяжелым вздохом Маэдрос выпрямился. — Мальчик, неужели я так страшен?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});