Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

это обычный микрофон.

Оказавшись посреди толпы, я поднял вверх правый кулак – и вокруг меня раздался настоящий рев. Я не мог открыто позволить себе этого жеста нашей организации в течение двадцати семи лет и сейчас почувствовал прилив сил и радости. Мы с Винни побыли среди толпы еще какое-то время, а затем забрались обратно в машину и отправились в Кейптаун. Хотя я был рад такому восторженному приему, мне все же было досадно, что у меня не было возможности попрощаться с персоналом тюрьмы. Когда я, наконец, прошел через тюремные ворота, чтобы уже за ними сесть в машину, я почувствовал (даже в возрасте семидесяти одного года), что начинаю новую жизнь. Мои десять тысяч дней заключения закончились.

Кейптаун находился в тридцати пяти милях к юго-западу от тюрьмы «Виктор Верстер», но из-за неожиданной толпы у ворот водитель решил направиться в город кружным путем. Мы подъехали к тыльной части тюрьмы, и наш кортеж двинулся к Кейптауну по узким проселочным дорогам. Мы проезжали мимо красивых зеленых виноградников и ухоженных ферм, и я любовался окружающим пейзажем.

Меня удивило то, как много белых семей стояло у дороги, чтобы взглянуть на наш кортеж. Они услышали по радио, что мы выбрали кружной путь, и поняли, что могут увидеть меня. Некоторые из них (никак не менее десятка) даже подняли в знак приветствия правый кулак, жест АНК. Это удивило меня. Вместе с тем меня чрезвычайно воодушевили эти белые смельчаки из консервативного фермерского района, которые решили выразить мне свою солидарность. В какой-то момент я даже попросил остановить машину и вышел из нее, чтобы поприветствовать одну такую белую семью, поблагодарить ее и сказать, насколько сильно меня вдохновляет поддержка с ее стороны. Благодаря этому я смог осознать, что Южная Африка, в которую я возвращался, сильно отличается от той, которую я в свое время оставил.

Когда мы въехали на окраину Кейптауна, я увидел, как люди устремлялись к центру города. Национальный комитет по протоколу АНК организовал митинг на Гранд-Параде, большой открытой площади, которая простиралась перед старой городской ратушей. Предполагалось, что я выступлю с речью с балкона этого здания, с которого открывался вид на всю площадь. Мы слышали отрывочные сообщения о том, что с самого утра меня там ожидала масса людей. План состоял в том, чтобы наш кортеж объехал эту толпу и остановился у тыльной части ратуши, и я бы спокойно вошел в здание. Поездка в Кейптаун заняла сорок пять минут, и, когда мы приблизились к площади Гранд-Парад, мы увидели там огромную толпу. Водитель должен был повернуть направо и обогнуть площадь по периметру, но вместо этого он зачем-то въехал прямо в людское море. Толпа сразу же окружила машину. Мы медленно продвигались вперед в течение минуты или двух, но затем были вынуждены просто остановиться. Собравшиеся начали стучать в окна машины, по багажнику и капоту. Внутри машины было полное впечатление сильного града. Затем одни стали в возбуждении запрыгивать на машину, а другие начали трясти ее. В этот момент меня охватило сильное беспокойство. Мне стало казаться, что разгоряченная толпа вполне способна убить нас в приступе своей любви.

Водитель был еще более встревожен, чем Винни и я. В какой-то момент он даже велел нам выскакивать из машины. Я приказал ему сохранять спокойствие, рассчитывая на то, что пассажиры из машин позади нас придут к нам на помощь. И действительно, преподобный Аллан Босак вместе со своими помощниками пытался расчистить путь для нашего автомобиля и оттеснить от него людей, правда, без особого успеха. Мы сидели внутри машины больше часа (было бы глупо даже пытаться открыть дверь в такой давке), оказавшись в своеобразной тюрьме в результате энтузиазма тысяч наших сторонников. Запланированный срок моего выступления давно истек.

В конце концов нам пришли на помощь несколько десятков тюремных надзирателей и судебных исполнителей, которые медленно и с немалым трудом расчистили путь, чтобы мы покинули площадь. Когда мы, наконец, вырвались на свободу, водитель на большой скорости рванул в противоположном от ратуши направлении. «Парень, а куда это ты собрался?» – спросил я его в некотором смятении. «Не знаю! – ответил он звонким от напряжения голосом. – Но никогда раньше со мной такого еще не случалось!» И он продолжил движение, сам не зная, куда именно.

Когда он немного пришел в себя, я дал ему указания, как добраться до дома моего друга и адвоката Даллы Омара, который жил в индийском районе города. Я пообещал, что мы там в течение какого-то времени могли бы расслабиться, и водителю такая перспектива понравилась. К счастью, Далла и его семья находились дома. Правда, они крайне удивились, увидев нас. Вместо того чтобы поприветствовать меня, впервые за двадцать семь лет оказавшегося на свободе, Далла с явной озабоченностью поинтересовался: «А разве ты сейчас не должен быть на центральной площади?»

Мы успели выпить у Даллы немного прохладительных напитков, когда позвонил архиепископ Десмонд Туту. Я так и не понял, как он узнал, что мы находимся у Даллы Омара. Судя по голосу, он был очень расстроен. Он сказал: «Нельсон, вы должны немедленно вернуться на площадь Гранд-Парад. Здесь нарастает напряжение, все волнуются. Если вы в самое ближайшее время не вернетесь, то я не могу поручиться за то, что произойдет. Я не исключаю, что может быть восстание!» Я пообещал ему, что немедленно вернусь.

Нашей проблемой, однако, был водитель: ему совершенно не хотелось возвращаться на площадь Гранд-Парад. Тем не менее я смог его уговорить, и вскоре мы оказались рядом с ратушей. Здание было со всех сторон окружено людьми, но с тыльной стороны их было поменьше, и водителю удалось подъехать прямо к заднему входу. Уже почти стемнело, когда меня провели на верхний этаж этого величественного здания, залы которого всегда были заполнены спешащими белыми чиновниками. Я вышел на балкон и увидел бескрайнее море ликовавших людей, державших флаги и транспаранты, хлопавших и смеявшихся.

Я поднял вверх кулак, обращаясь к толпе, и толпа ответила гулом одобрения. Ее радостные возгласы снова воспламенили во мне дух борьбы. «Amandla!» («Власть!») – прокричал я. «Ngawethu!» («Власть – наша!») – ответила мне толпа. «Afrika!» («Африка!») – прокричал я вслед за этим. «Mayibuye!» («Возвращается!») – ответили мне тысячи голосов. Наконец, когда толпа немного успокоилась, я достал свою речь, полез в нагрудный карман за очками – и не нашел их. Я понял, что оставил их в тюрьме «Виктор Верстер». Мне, однако, повезло в том плане, что очки Винни были с такими же диоптриями, и я позаимствовал их у нее. Я обратился к собравшимся со следующими словами:

«Друзья,