Мировая девчонка - Фридрих Незнанский

У Фили был свой взгляд на воспитание молодого человека. И он считал, что таскать хулигана в милицию, это себя унижать, когда можно легко и доходчиво разрешить любой конфликт на месте. Котенка ведь, или щенка, обгадившего пол, тычут носом в место его преступления, а не ведут куда-то в сторону учить уму-разуму. Оно и вернее, и доходчивее…

Наконец, девочка вошла в свой подъезд, и Филя вздохнул с некоторым облегчением. Ну, все, можно возвращаться за машиной, оставленной возле школы. Пока шел обратно, в голове созрели еще парочка «вариантов спасения». Но это уже, решил он, по обстоятельствам. Да и не будет это дело у Александра Борисовича тянуться вечно, максимум неделя, да и не целый день занят, а каких-то полчаса всего. Правда, остальное время девочке придется дома посидеть, и ничего в этом нет страшного. А может, вопрос решится еще скорее…

Филипп позвонил Турецкому, и Александр Борисович, узнав, где «телохранитель», позвал его к себе, — переждать, пока не подъедет Дина Петровна, а заодно и перекусить за разговором.

Мать Людмилы позвонила сама. Выходя из квартиры Турецкого, мужчины буквально столкнулись с возвращавшейся домой вместе с Плетневским сыном Васькой Ириной Генриховной, которая, увидев их вдвоем, поднимавшихся по лестнице, не без сарказма заметила, что операция «Сорбонна» у них, кажется, вошла в решающую стадию. Это она так «с юмором» назвала дело, которым занялся Турецкий исключительно по собственной прихоти. Делом, по ее убеждению, не сулившим мужу и его коллеге ни славы, ни навара.

— Ну да, — немедленно прозвучал ответ Александра, будто был подготовлен заранее, — у нас же, Филя, теперь в семье четкие исходные. Либо — либо, а все остальное — туфта, или не стоящее нашего внимания… хм, ладно. Обед еще не остыл, Ирочка! — излишне ласково улыбнулся муж. А площадкой выше, негромко добавил: — Никак не может простить себе промашки с возрастом и внешностью воображаемой соперницы, представляешь?

— Нет, — сознался честный Филя.

— А вот сейчас увидишь, — пообещал Турецкий и, словно копируя голос жены, сказал: — Но она же старая и некрасивая… ах, бедняжка!

Он нажал на кнопку звонка, и дверь немедленно открыла, будто нарочно стояла у двери, стройная женщина с очень милым лицом, глубокими темными глазами и шапкой пепельных волос. Филя вежливо склонил голову и успел искоса заметить выражение лица Турецкого. Произнес нечто неразборчивое, типа «м-да», после чего протянул женщине руку и скромно представился:

— Филипп Кузьмич.

— Очень приятно, проходите, пожалуйста. Саша, прошу вас…

Первое впечатление, как правило, Агеева не обманывало. Поэтому, когда Турецкий попросил его о помощи и в двух словах описал ситуацию, в которой оказалась знакомая Александру Борисовичу семья, Филипп отнесся к делу, как к обычной мелкой благотворительности. Такое случалось у них в агентстве нередко — тому надо помочь, этому. Иной раз за помощь даже и гонорар брать неловко. Видимо, и тут было нечто подобное. Но когда Филя увидел открывшую им дверь тихую и скромную женщину, взглянул в ее глаза, представляясь, и ощутил, наконец, пожатие ее мягкой руки, у него в голове что-то сместилось. Нет, тут не благотворительность, тут гораздо сложнее. И, кажется, Александр Борисович в очередной раз, сам того не замечая, влипает в историю с неизменным продолжением. Видит Бог, быть новому семейному скандалу, уж больно непримиримы супруги относительно внешних данных своей соседки. Смешно, вроде бы, а ведь черт его знает, чем кончится?…

Разговаривали не на кухне, где, казалось, было бы сподручней, а в комнате, у круглого стола. Собственно, поначалу был и не разговор, а просто попросили Люсю подробно рассказать, с какими предложениями к ней обращались, кто конкретно обращался, чего требовал, чего обещал взамен, если угрожали, то как, и так далее, желательно во всех подробностях.

Турецкий, по мере рассказа, записывал фамилли, имена-отчества и должности упоминавшихся лиц, еще что-то отмечал для себя на сложенном вчетверо листе бумаги.

Потом слушали Дину Петровну. Ей было неудобно, словно она жаловалась на то, что ее притесняли нехорошие люди, и ей стыдно в этом сознаваться. И снова — фамилии.

Затем сам Александр Борисович кратко проинформировал о своем телефонном разговоре с Питером Реддвеем, попутно объясняя, кто это такой, и какое отношение он может иметь к истории с французским колледжем.

И, наконец, перешли к главному вопросу. Тут инициатива была предоставлена Филиппу. Он рассказал красневшей от смущения девочке, как шел сегодня за ней и ее подругами, о чем думал и к каким пришел выводам. В общем, она должна была понять, что с этой минуты находится под постоянным наблюдением своего телохранителя — можно и так сказать. Но только в то время, когда идет в школу или возвращается домой. Обо всех остальных передвижениях необходимо договариваться заранее, чтобы не произошло осечки, а, следовательно, и неожиданной беды. Какой конкретно? Тут Филе, как говорится, сам Бог — в помощь. Он перечислил, даже не задумываясь, десятка полтора различных вариантов нападения, к которым Люсе придется какое-то время быть постоянно готовой. То есть, не терять бдительности.

Слушая приятеля, Турецкий просто диву давался. Филя нашел поразительно верный тон и форму разговора. Он словно бы превращал информацию об угрозе здоровью и даже жизни девочки в увлекательную игру, в которой она вынуждена участвовать не по своей воле, но раз уж так получилось, то противникам нельзя предоставить шансов на случайный выигрыш. Пусть стараются перехитрить, а вот как это у них получится, будут судить профессионалы. Мало, конечно, забавного, а если уж усмешка, так, скорее, горькая, однако реальность приходится принимать таковой, какая она есть. Это надо понять и ни на шаг не отступать от установленных правил поведения. Тогда, как говорится, победа за нами…

Ну, а завтра Люсю подвезет к школе по пути на работу Александр Борисович. И она, если будет такая возможность, покажет ему тех мальчиков, которые проявляют «наибольшую активность». Филя оставил ему свой фотоаппарат. Машину предполагалось поставить с утра напротив калитки в школьной ограде. Люся будет показывать и называть фамилии, а Турецкий немного «пощелкает», поразвлекается, вспомнит оперативную молодость. А все вместе это будет похоже на забавную игру в шпионов, не больше. Зато Филя получит своеобразную картотеку, с которой сможет в любую минуту свериться, если возникнет острая необходимость. А что она возникнет, в этом ни у него, ни у Турецкого сомнений не было.

Почему-то казалось, что она обязательно возникнет, и дай, как говорится, Бог, ошибиться…

Глава восьмая

НЕОЖИДАННЫЙ СОЮЗНИК

Выходя из подъезда, Плетнев, конечно, обратил внимание, что дверь была не закрыта, и сразу углядел камень в торце. Предпочитающий во всех своих делах порядок, Антон носком ботинка выкинул этот обломок кирпича наружу и немедленно обратил внимание на беспечно прогуливающихся по тротуару вдоль подъездов двух своих женщин. Ну вот, всегда так: он — там, понимаешь… а они — тут, черт знает что! И ведь нарочно предупредил! Ну, что за?… Хотел вслух выругаться, но увидел, как вальяжно и даже призывно, мать их… прямо-таки «играют» на ходу пышные Элкины бедра, ухмыльнулся и махнул рукой. Ладно, что теперь?… Дело-то сделано… Эта курица будет, разумеется, стонать от радости, что все для нее закончилось благополучно, а Элка?… Нет, с ней так просто не закончится. Она наверняка потребует, чтобы он предоставил ей возможность отблагодарить его как следует. А что, может, и не стоит сопротивляться? Пойти, к примеру, на поводу чужой идеи, пока Васька в школе? Мол, как возражать, если в крупных формах тоже имеется своя, особая прелесть…

Всеволод Михайлович Голованов, не раз уже видевший Элеонору Владиславовну и успевший в полной мере — чисто визуально, разумеется, как она ни старалась «закадрить» могучего Севу, — оценить ее несомненные, а главное, многочисленные, достоинства, заметил как-то, причем совершенно серьезно, что придало его предложению еще более комичный подтекст:

— А чего б тебе, в самом деле, Антоша, не воспользоваться сладкими услугами прекрасной бомбардирши? Представляешь, вся жизнь протечет потом среди кремов и цукатов! А Ваське твоему — так вообще вечный кайф!

Филя, зараза, аж под стол залез от хохота. Потому что, когда перед этим обсуждали его кандидатуру на роль временного спутника кондитерской богини, Антон сострил, что такая пара больше подошла бы для съемок немого кино начала прошлого века. Но Филя не обиделся, зато с лихвой отыгрался, разрабатывая Севину идею насчет Антоши в кремовом царстве. Нет, что говорить, хорошо посмеялись. А ведь смех смехом, но дело близится к финалу, а за ним грядет благодарность!.. Ишь, как вышагивает, ну, баба!.. Правильно говорят: кому — ничего, а кому — все! Здесь явно второй случай…