Дом среди сосен - Анатолий Злобин

Рота за ротой вытягивались в линию. Головной отряд уже прошел около километра, а замыкающие только выходили на лед, и за первым батальоном начинал выходить второй.

Солдаты сходили на лед с тревогой и удивлением. Им было непонятно и странно, как можно было идти в таком множестве по тонкой пленке замерзшей воды. Десять метров воды было под ногами солдат, и одно это делало необычным все остальное. Но то, что солдаты не решились бы сделать в одиночку, они делали сообща, объединенные приказом. Они прошли километр, второй, третий — и ничего не случилось. Лед был толстый, пупырчатый, крепкий. Он прочно держал идущих. С каждым километром солдаты шли уверенней и спокойней, забыв все прежние страхи и не думая, не ведая о том, что через несколько часов лед заходит под ногами, разверзнется, а вода забурлит, вспыхнет огнем, и тогда солдаты узнают, как тяжело бывает, когда под ногами нет земли, но, как водится на войне, солдаты обо всем узнают последними.

Уже оба батальона вытянулись в походную колонну — прямую, как стрела на штабной карте. И там, где было острие этой стрелы, шагал капитан Шмелев. Он двигался навстречу серой мгле, раздвигая ее движением своего тела, и по глухому шороху льда, по осторожному лязгу железа чувствовал за собой движение сотен людей, которые шли по льду, зная, что он впереди.

Впереди и слева над горизонтом загорались зеленые и красные ракеты. Они висели в небе как далекие звезды, ничего не освещая. Ветер сдувал их, ракеты гасли, а потом загорались другие.

Шмелев потрогал ракетницу, засунутую за пояс. Тут же был патронташ, где лежали три ракеты с красным ободком на картонных гильзах. Ракеты лежали плотно и крепко.

Солдаты второй роты шли в середине батальонной колонны, а взвод Войновского двигался в середине роты. Войновский шагал сбоку. Солдатские мешки торчали под маскировочными халатами, и широкие горбатые спины мерно качались в такт шагам. Войновский узнал Шестакова, ускорил шаг и вошел в колонну. Шестаков поправлял вещевой мешок, осторожно двигая спиной и вывернутыми назад руками.

— Звякает, — сказал он. — Переложу на привале.

Кругом была тугая мгла, и, если долго всматриваться в нее, начинало казаться, что там, в серой глубине, что-то шевелится и ворочается. И вдруг Войновский увидел темный продолговатый шар, быстро катившийся по льду. Шар подкатился к Шестакову и стал прыгать, издавая скулящие звуки.

Шестаков поймал прыгающий шар и, оглядываясь по сторонам, быстро спрятал его за пазуху.

— Как же он нашел нас? — удивился Войновский.

— Собака, она всегда найдет, — сказал солдат Ивахин, шедший позади Войновского. — На то она и собака.

— Гансик, сиротинка, — приговаривал Шестаков, поглаживая себя по груди. — Замерз, видно, Гансик? Погрейся, Гансик, погрейся. Солдатское тепло доброе.

Ганс скулил и шевелился под халатом.

— Что такое? Откуда? — Комягин набежал сзади на Шестакова, протянул руку и тотчас отдернул ее, услышав рычание, которое исходило из груди Шестакова.

— Не бойтесь, товарищ лейтенант. Гансик это. Нагнал нас.

— Пять минут сроку, — свистящим шепотом сказал Комягин. — Лейтенант Войновский, вы слышите? Убрать!

— Конечно, Борис, конечно, мы сделаем. Не беспокойся, я понимаю, мы сделаем...

— Пять минут, ясно? — Комягин потряс в воздухе рукавицей и убежал в темноту.

— Куда же я его, товарищ лейтенант? Ночь на дворе. Замерзнет Гансик.

— Надо что-то предпринять, — Войновский обернулся. Солдаты молча шагали, опустив головы, и не смотрели на Войновского. Ганс перестал скулить и неслышно сидел за пазухой.

— Товарищ лейтенант, — быстро сказал Шестаков, — отпустите меня.

— Куда?

— С Гансом. На маяк. Мы ведь еще недалеко ушли, товарищ лейтенант. Я быстро обернусь. Привяжу там и обратно.

— А мешок ко мне на волокушу положишь, — сказал Маслюк; он шагал впереди Шестакова, за волокушей.

— Хорошо, — сказал Войновский. — Только, пожалуйста, нигде не задерживайтесь.

— Я мигом обернусь. Привяжу на ремешок и обратно. Я на большом привале вас догоню, — торопливо говорил Шестаков, вытягивая свободной рукой мешок из-под халата. Маслюк взял мешок, и Шестаков выбежал из колонны.

— Собака могла нас демаскировать, — сказал Войновский.

— Собака, она не человек, — сказал Ивахин. — У нее понятия человеческого нету.

Ему никто не ответил.

Сергей Шмелев молча шагал в темноту. Он шел не спеша и ровно, зная и чувствуя, что не сможет уже остановиться, потому что за ним шли другие, тысячи и миллионы — все поколения людей, прошедшие и будущие, которые уже покинули землю, которые еще придут на землю, — шли рядом с ним в серую мглу, и ничто не могло остановить их. Еще один шаг в темноту, еще один шаг... Сколько шагов осталось на долю каждого? И где та черта? У каждого своя или одна на всех?

Шмелев приостановился и оттянул край шапки, чтобы лучше слышать.

— Что там? — спросил Рязанцев.

— Послышалось, — сказал Шмелев, опуская руку. — Будто прыгал кто-то. Или скулил.

— Наверное, ветер, — сказал Рязанцев и тоже оттянул ушанку и прислушался. — Нет, ничего не слышно.

ГЛАВА III

— Так и пойдем теперь до самого Берлина, — сказал Стайкин, усаживаясь поудобнее на льду.

— Главное — направление иметь, — сказал Маслюк, — куда идешь, вперед или назад. Вот когда в сорок первом от Берлина шли, тогда страшно было. А теперь чего же бояться — на Берлин.

— А что, братцы, — удивленно сказал Ивахин, солдат из недавнего пополнения, — если Гитлер вдруг сюда, на наш фронт, приехал. И мы его накроем.

— Он в Берлине под землей сидит.

— Ничего, мы его в Берлине достанем.

— А он в Америку сбежит.

— И в Америке достанем. От нас не убежит.

— Сила большая, братцы, двинулась. Третьего дня со старшиной в тылы ездили. Войска в лесу стоит видимо-невидимо. За нами, верно, пойдут.

— А может, и сбоку нас.

— Без нас разберутся. Солдату знать не положено.

— Братцы, старшина идет.

— Пламенный привет с неизвестного направления. — В темноте было видно, как Стайкин поднял руку, приветствуя старшину. — Можно считать нашу обширную винно-гастрономическую программу раскупоренной.

Солдаты сдержанно засмеялись, осматриваясь по сторонам и вглядываясь в темноту.

Был большой привал, последний перед боем, и старшина Кашаров раздавал водку и гуляш. Солдаты сидели и полулежали на льду в разных позах, почти невидимые в темноте: луна ушла за горизонт, серая мгла сгустилась и стала черной.

Волокуша, с которой пришел старшина, заскрипела и остановилась. Было слышно, как старшина откинул крышку термоса, тягучий запах вареного мяса разлился в воздухе. Солдаты задвигались, доставая котелки и ложки. Старшина раскрыл второй термос, стал черпать кружкой и по очереди протягивал кружку солдатам, выкликая их по фамилиям. Солдаты, крякая, пили из кружки и протягивали котелки за гуляшом. Помощник старшины раздавал гуляш.

— Севастьянов! — выкрикнул старшина.

— Благодарю вас, товарищ старшина, — ответил голос из темноты. — Передайте, пожалуйста, мою порцию сержанту Маслюку.

— За твое здоровье, учитель, — сказал Маслюк.

— Шестаков! Где Шестаков? — кричал старшина. — Опять что-нибудь выкинул?

— Он у нас собаководом стал, — засмеялся кто-то.

— Я здесь, товарищ старшина. Не забудь меня. — Шестаков быстро подполз на коленях к термосу и сел на лед, вытянув ноги. В темноте было слышно его частое дыхание.

— Где бродишь?

— Я тут, товарищ старшина. Все время тут присутствовал. По нужде только отходил.

— Не путайся под ногами. Получил и — отходи.

— Спасибо, товарищ старшина. Будьте все здоровеньки, товарищи бойцы. — Шестаков неторопливо выпил и крякнул.

— Привязали? — тихо спросил Севастьянов.

— В сарае привязал. У нар. Я в избу-то не пошел, там генерал сидит, по радио разговаривает. А в сарае связисты остановились. Я у них и привязал. Хлеба кусочек ему оставил.

— Что же ты к генералу не зашел? — спросил Стайкин. — Посоветовался бы с ним...

— Спешил, — сказал Шестаков.

— Нога не болит? — спросил Маслюк.

— Крепче прежней стала, — сказал Шестаков, отползая с котелком в сторону. — Больная кровь вышла, а здоровая вся во мне осталась.

— Везет тебе, ефрейтор, — сказал старшина. — Осколок в зад получил — и медаль на грудь.

— Меня в ногу ранило, товарищ старшина, а не в зад. У меня справка есть с печатью: слепое непроникающее ранение в левую ногу — вот как меня ранило.

Старшина кончил раздавать водку. Было слышно, как волокуша заскрипела на льду, двигаясь вдоль колонны. Солдаты прятали котелки по мешкам, перекладывали оружие, негромко переговаривались меж собой.