Наковальня мира - Кейдж Бейкер

— Лекарственная настойка из Кемельдионского аббатства, — ответила госпожа Смит. — Изготовлена по собственному рецепту отца настоятеля. Вернее, мы придумали этот рецепт вместе — он и я, — когда были значительно моложе и интересовались духовными материями куда меньше, нежели теперь. — Порывшись в карманах, она отыскала свою трубку и закурила. — Чудесный человек. Посылает мне по бочонку на каждый праздник. Поверь, ничто так не восстанавливает силы во время путешествия.

— Силы — да, но вряд ли настойка из аббатства поможет восстановить разбитые бабочки. Разве что мы будем сопровождать распитие молитвой.

— Думаю, молитва в любом случае не повредит, — мягко произнесла госпожа Смит, целуя его в щеку. От поварихи исходил аромат янтарного листа, кухни и вина. Эти запахи подействовали на Смита успокаивающе. — Не переживай, караванщик. Что бы ни случилось, обещаю, что приготовлю тебе жареного угря, когда мы доберемся до Салеша. Ты, несомненно, это заслужил.

— Боюсь, мой кузен будет несколько иного мнения, — мрачно возразил Смит и сделал еще один глоток из фляжки.

Между тем к ним уже спешил лорд Эрменвир с рубашкой, полной фиолетовых яиц. Кожа лорда была бледной и нежной, как у девушки, но, несмотря на это, он оказался жилистым и крепким. Его окружали дети Смитов, которые несли яйца в руках.

— А знаешь, Смит, все не так плохо, как мы думали вначале. Среди этих яиц нет ни одного битого.

— Значит, мы потеряли только одно яйцо, то, что было раздавлено колесом. — Смит почувствовал, что у него улучшается настроение, хотя, возможно, причиной тому была знаменитая настойка.

— В городе Пылающей Горы я однажды видела человека, попавшего под колеса повозки, — весело начала рассказывать Горицвет. — Так от его ног не осталось даже того, что можно было бы ампутировать! Ничего удивительного, что яйцо разбилось! Зато готова поспорить, что все остальные целы и невредимы.

— Похоже, новейшая упаковка леди Батерфляй в очередной раз оправдала себя. Должно быть, эта леди знает толк в яичках, — проговорила госпожа Смит.

Лорд Эрменвир запрокинул голову и расхохотался в своей обычной манере: его отрывистый смех напоминал тявканье лисицы. Смит вдруг почувствовал, что госпожа Смит напряглась и затаила дыхание. Он взглянул на нее, но повариха, не отрываясь, смотрела на молодого лорда, пока тот перекладывал содержимое рубашки в повозку. Горицвет и дети Смитов тоже выложили свою добычу, и все пятеро вновь направились вниз по склону, а Смит нагнулся к госпоже Смит и шепотом спросил:

— Что случилось?

— Любопытная вещь, — ответила госпожа Смит скорее себе, нежели Смиту. Она отыскала взглядом лорда Эрменвира, который уже ползал по кустам, покрикивая на ребятишек. — Хотя, может быть, это и не важно. Я потом все тебе расскажу.

Смит испытал огромное облегчение, когда выяснилось, что пострадало только яйцо, попавшее под колеса. Остальные сто сорок три штуки оказались без единой трещины. Яйца были собраны, сложены в повозку и накрыты запасной упаковочной сеткой. Повозку отремонтировали, поставили на колеса, и караван снова тронулся в путь.

Вечером того же дня, когда пассажиры разошлись по своим шатрам, а костер уже начал превращаться в угли, Смит придвинулся поближе к госпоже Смит. Она сидела, глядя на осенние звезды и потягивая настойку из своей фляжки. В этот вечер повариха была необычайно молчалива.

— Так что же вы увидели? — тихо спросил Смит.

— Честно говоря, это наваждение преследовало меня всю дорогу, — призналась госпожа Смит. — Эта высокая нянька и этот ужасный молодой лорд. Какое-то странное и необъяснимое чувство, что-то смутно знакомое. Но я никак не могла понять — что. Но сегодня днем я наконец все вспомнила.

— И что же вы вспомнили?

Перед тем как ответить, госпожа Смит выудила из кармана свою трубку, тщательно набила ее янтарным листом и закурила. Выпустив дым, она наконец заговорила:

— Это случилось, если не ошибаюсь, пятнадцать лет назад. В то время я работала в транспортной компании «Золотая цепь». Мы ходили по маршруту под названием «Большой треугольник»: из Салеша в порт Черная Скала, затем в Конен-Фей-в-Деревах и обратно в Салеш. Дорога огибала Зеленландию, так что Черная Гора маячила перед нами почти половину пути.

В тот раз в Конен-Фее мы взяли новых пассажиров. Это была семья. Вроде наших Смитов. Отец, мать и куча детишек, один еще совсем маленький. Они направлялись в Салеш-у-Моря. Это были очень богатые люди: целая армия нянек и слуг, личная охрана, десятки сундуков багажа и собственный шатер совершенно невероятных размеров. Они называли себя Серебрианами. Он был крупным смуглым мужчиной с большой черной бородой, говорил мало, но нужно видеть, как слуги ловили каждое его слово. Ну а она — она была настоящей красавицей, каких никто из нашего каравана никогда не встречал. Госпожа Серебриан скрывала лицо под вуалью, но все равно половина наших мужчин была влюблена в нее. Они не обращали внимания даже на плачущего малыша.

— Их ребенок тоже плакал?

— Постоянно, — ответила госпожа Смит, бросив мрачный взгляд в сторону шатров. — Он кричал добрую половину ночи, и так каждую ночь. Пока не перестал дышать.

— Он умер? — испуганно спросил Смит.

— За время нашего путешествия он четыре или пять раз оказывался при смерти. Не знаю, каким недугом страдал бедняжка. Может, просто недостаточно окреп. Хилый малыш с бледным лицом и мягкими кудряшками — таким я его и запомнила. Он смотрел на вас широко раскрытыми глазами, словно знал, что ему не долго отпущено пребывать в этом мире, и остро чувствовал несправедливость.

Это произошло на пятую ночь. С ребенком случилось что-то вроде приступа. Он неожиданно посинел и умер. Просто перестал дышать. Слуги завыли, словно безумные, выхватили кинжалы и стали наносить себе раны. Проснулись и заплакали старшие дети, но мать лишь рассеянно протянула к ним руку, она сосредоточенно молилась и казалась совершенно спокойной.

Весь этот шум перебудил половину лагеря. Я тоже не спала и встала посмотреть, не нужна ли помощь, поэтому своими глазами видела, как откуда-то прибежал отец, выхватил у слуги кинжал, ворвался в шатер и перерезал горло собственному ребенку.

Я думала, что умру на месте, но не успела даже вскрикнуть, как ребенок вздрогнул, забил ножками и сделал глубокий судорожный вдох. Над ним склонилась мать, и я ничего больше не смогла разглядеть, только слышала его жалобный плач. Слуги все попадали ничком прямо в пыль и принялись стонать, и я решила, что мне там больше нечего делать, но прежде, чем уйти, я видела, как отец семейства выходил из шатра с кинжалом в руке. Никогда не забуду взгляда его черных глаз. Он не произнес и двух слов, а одна из нянек уже вскочила и бросилась за кувшином с водой и коробочкой с лекарствами. Эта нянька была высокой полногрудой девицей с волосами черными как вороново крыло. Великолепное существо. — Госпожа Смит как-то по-особому выделила последнее слово. — Вот и все. Больше ничего не удалось разглядеть, как любит говорить наша городская стража. Я едва доползла до постели, и мне всю ночь снились кошмары. На следующее утро ребенок, как всегда, капризничал, хотя казался несколько спокойнее, чем обычно, и временами замолкал, чтобы потрогать повязку на своем крошечном горлышке. Родители не заговаривали о случившемся, правда леди извинилась за причиненное беспокойство.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});