Друг по переписке (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

Ладно, это чересчур, но ты понял мою точку зрения. Мы все слышали о случаях, когда романы с заключенными оборачиваются катастрофой. Не то чтобы я предполагала что-то романтическое, заметь! Только то, что я буду выглядеть очень глупо, если ты сбежишь из тюрьмы и убьешь меня.

Особенно после того, как я написала эту последнюю строчку.

В любом случае. Скорее всего, я уничтожу это письмо до того, как оно будет отправлено по почте. Но на тот случай, если я этого не сделаю, пожалуйста, подумай о трезвой оценке того, что ты сделал, чтобы попасть в тюрьму. Полагаю, я могла бы попросить своего друга-детектива рассказать мне, потому что детективы-то наверняка имеют доступ ко всем видам конфиденциальной информации, но я предпочла бы услышать это от тебя.

На данный момент это все. Я сомневаюсь, что ты когда-нибудь прочтешь это письмо, потому что я на девяносто процентов уверена, что разорву его, но если я этого не сделаю, что ж…

Береги себя, я полагаю?

Искренне,

Кайла.

17

Сейчас три часа ночи, и я закончила письмо. Я не сплю с часу дня, расхаживаю по своему кабинету, не в силах уснуть. В голове — сумасшедшая вереница вопросов.

Кто был тот человек на краю воды?

Почему я нашла монету Майкла именно на том месте, где он стоял?

Когда я решила, что разумно иметь друга по переписке в тюрьме?

Как мне снова обрести разум?

И, наконец, почему Эйдан ушел, не попрощавшись?

Потому что именно это и произошло. Выйдя из дома прямо посреди нашего разговора, он забрался по лестнице на крышу, накрыл одну ее часть синим водонепроницаемым брезентом, убрал с чердака немного промокшей изоляции, а затем с ревом умчался в темноту на своем большом грузовике-мачо, как будто женщина, которую он затрахал прошлой ночью до отключки, не ждала его внизу.

Я на самом деле не понимаю мужчин.

Иметь дело с мужчинами — все равно, что иметь дело с враждебным инопланетным видом, который совершил аварийную посадку на планете и решил, что наш язык и обычаи слишком глупы, чтобы с ними возиться. И впредь к нам следует относиться с легким презрением и/или как к объектам случайной сексуальной разрядки, после которой можно снова вернуться к игнорированию. Мы же низшие существа.

Однако с сигнализацией я чувствую себя лучше, так что это — положительный момент.

Маленький зеленый огонек на хабе весело светится на стене у двери, напоминая мне, что в случае ложной тревоги копы доберутся до меня меньше чем через десять минут, если я забуду отключить сигнализацию.

Или в случае, если кто-то вломится, чтобы попытаться убить меня, но я не думаю об этом.

Я складываю письмо для Данте вчетверо и кладу его в конверт, а конверт отправляю в верхний ящик стола, думая, что утром решу; отсылать его по почте или нет. Затем тяжело опускаюсь на стул у стола и рассеянно потираю зажатый меж пальцами пятицентовик с буйволом, глядя на задернутые шторы в глубокой задумчивости.

Пока прямо над моей головой в хозяйской спальне не скрипит половица.

Я замираю, уставившись в потолок. Когда после нескольких мучительных секунд ничего не происходит, я нервно бросаю взгляд на хаб на стене.

Зеленый огонек ободряюще светится мне в ответ.

Я расслабляюсь на две секунды, пока над головой не скрипит еще одна половица, затем еще одна, и я покрываюсь холодным потом.

— Это ветер, — шепчу я, хватаясь за подлокотники своего кресла и учащенно дыша. — Это всего лишь ветер.

Мой мозг решает очнуться от комы, в которую недавно погрузился, чтобы напомнить мне, что за окном не слышно ни дуновения ветра.

Я привожу в качестве возражения неоспоримый факт: в доме не может быть никого, ведь я заперла все двери и включила систему безопасности перед тем, как лечь спать.

Мой мозг — мудак этакий — предполагает, совершенно игнорируя мои эмоции, что, возможно, тот, кто издает этот шум наверху, находился в доме уже до того, как я закрыла двери.

Блядь.

— Держи себя в руках, Кайла, — шепчу я, когда мои руки начинают дрожать. — В доме никого нет, кроме тебя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда следующие пять минут над моей головой ничего не происходит, я решаю, что мне больше не страшно. Я злюсь.

На себя.

Потому что, если бы услышала еще один скрип, я не сомневаюсь, что вскочила бы со стула и с криком выбежала через парадную дверь, только чтобы снова неожиданно появиться в квартире Эйдана, выставив себя полной дурой.

Вооружившись своим новым гневом, я делаю вдох и иду к двери.

Я чувствую себя отлично, когда выхожу из кабинета и осматриваюсь. Я чувствую себя просто отлично, когда крадусь вверх по лестнице и заглядываю в хозяйскую спальню, которая находится точно в том виде, в каком я ее оставила. Никаких незваных гостей, скрипящих половицами, в поле зрения. Я ощущаю себя вообще прекрасно, когда проверяю все комнаты наверху, включаю свет и с каждой секундой все больше осознаю нелепость своего страха, ведь все вещи оказываются на своих местах.

Но когда я спускаюсь вниз, захожу на кухню и включаю верхний свет, я мгновенно перехожу от состояния «все отлично» в состояние «твою мать, я сошла с ума».

Все ящики выдвинуты до упора. Все дверцы шкафов распахнуты настежь.

Я закрываю рот руками, чтобы заглушить испуганный крик.

Я стою, замерев, слушая, как мой пульс грохочет в ушах. Адреналин бурлит в венах, побуждая бежать, но я приросла к полу от страха. Я не могу пошевелить ни единым мускулом.

Жуткое чувство, что за мной наблюдают, медленно охватывает меня.

Я чуть не рыдаю от ужаса. Но мне удается взять себя в руки и обернуться, чтобы посмотреть, есть ли кто-нибудь позади меня.

Но там никого нет. Я одна.

Только я, моя паранойя и ящики шкафов, у которых, по-видимому, слишком смазанные направляющие и петли.

Потому что другого объяснения этому нет. Потому что кухня просто не может решить открывать все сама по себе.

Или все-таки может, потому что вдруг банка меда слетает с полки и разбивается вдребезги о кухонный пол.

Мои нервы не выдерживают.

Я подпрыгиваю, кричу и, развернувшись, бросаюсь к своему кабинету. Я врываюсь внутрь, захлопываю дверь за собой, запираю, затем ныряю за диван, втискиваясь между ним и стеной.

Я лежу там, свернувшись в испуганный, дрожащий комочек, пока четыре часа спустя не восходит солнце.

~

Утром я чувствую себя полной идиоткой.

Забавно, как дневной свет может прогнать даже самых страшных монстров.

Как только взошло солнце, я, наконец, вспомнила, что нужно просмотреть запись с камеры на моем телефоне. Я, должно быть, сотни раз нажала «воспроизвести» и «перемотать», но не нашла никаких свидетельств того, что кто-то приближался к дому, за исключением тех случаев, когда Джейк уезжал днем и когда Эйдан приезжал и уезжал позже.

И, согласно моему надежному хабу, периметр дома не нарушался.

Никто не лез в окно.

Никто не вышибал дверь.

Я была здесь одна всю ночь.

Что касается открытых шкафов и выдвижных ящиков, я напоминаю себе, что есть явная вероятность того, что я сделала это и не помню. Если бы я суммировала все небольшие провалы в моей памяти за последнее время, я могла бы привести убедительные доводы в пользу раннего начала деменции.

С какой стати мне могло понадобиться оставлять свою кухню в таком состоянии, остается загадкой, но причиной могло быть и небольшое землетрясение, которое я пропустила.

Верно? Это правдоподобно.

Более правдоподобно, чем другие вещи, которые я не позволяю себе рассматривать.

Что касается летающей банки с медом, ну… Я была перевозбуждена. Вероятно, она свалилась с полки, а не полетела. И в моем взволнованном состоянии я выдумала этот полет, испугавшись скрипа и дурацких открытых шкафов.

Я прекрасно знаю, что рационализирую, но так делаем все мы, когда наше восприятие реальности оказывается под вопросом.