Святая ведьма - Алексей Калинин

с той длинной дорогой, которую нам предстоит пройти. Ты сейчас трудишься не за страх, а за совесть, поэтому продолжим обучение уже в позе кающейся грешницы. Ведь ты раскаиваешься в содеянном?

— Угу, — кивает Людмила.

— Вот и хорошо. Раскаяние, это уже половина пройденного пути к царству Света и Тепла, — Павел Геннадьевич обходит Людмилу и встает за ней на колени. Чуть отводит в сторону повлажневшие трусики и медленно погружается в девушку. — Раскаявшийся грешник, это уже наполовину мирянин. Осталось только ис-ку-пить сво-ю ви-ну…

Волк покрывает волчицу…

Людмила упирается ладонями в ковер. Кажется, что тупой мясистый предмет наполняет всю ее изнутри. Он проникает и чуть подается назад, проникает и снова подается. Словно поршень в моторе. Людмила чуть постанывает в такт.

Ладони инквизитора сжимают ее талию, подтягивают Людмилу назад, чтобы погружение было более полным.

Раз-два…

Стон.

Раз-два…

Стон.

«Наказание» идет полным ходом и, судя по расчетливым толчкам инквизитора, оно закончится еще не скоро. Людмила возносит хвалу поясу Ларинджины за то, что он исцелил ее, иначе после ночного приключения она вряд ли смогла бы выдержать сейчас.

Толчки продолжаются еще долгое время. Наконец, инквизитор застывает. Волк закончил? Вроде нет…

— Вот ты почти и искупила свою вину, Людочка, — переводит дух Павел Геннадьевич. — Но еще не до конца. Я должен увидеть раскаяние в твоих глазах, поэтому ложись на то место, где ты ошпарила руку Фердинанда…

Людмила послушно ложится на столешницу и вот уже лодыжки оказываются в руках Павла Геннадьевича, а он двигает тазом и входит еще глубже. Тут уже приходится вскрикивать, иначе он не поверит.

Толчки следуют один за другим. Мешочек с яичками шлепает по ягодицам, словно он тоже «наказывает» Людмилу.

Павел Геннадьевич забрасывает ноги Людмилы на свои плечи и снова начинает мять «мешочки для снятия стресса». Толчки становятся активнее. Убыстряются. В такт начинает вскрикивать и Людмила.

— Еще! Еще! Еще! — вырывается у нее подзадоривающие слова.

— Какая же ты ненасытная, — сипит инквизитор и старается войти еще глубже.

Чтобы поддержать такое впечатление, Людмила хватает полы рубашки и подтягивает инквизитора к себе, будто всаживая его тело в свое.

— Как же приятно, — стонет Людмила и наблюдает сквозь прищуренные веки, как улыбается начальник.

— Я те-бя про-щаю! — толчки убыстряются. — Ведь я! Есть! Суд!

Горячее семя заливает Людмилу, и она вместе с инквизитором кричит так, словно только что испытала самый мощнейший оргазм в своей жизни. Он валится на нее сверху, а она обнимает спину и содрогается, словно эпилептик в минуту приступа.

Вроде бы все сделала правильно. Волк покрыл волчицу…

— Теперь я вижу, что ты достаточно искупила свою вину, — говорит инквизитор, когда Людмила старательно омывает его поникший орган. — Даже не знаю, что я буду делать без тебя, когда отправлюсь в командировку?

Как удачно. И сам ведь про это заговорил, осталось только подкинуть идею, что это он хочет взять секретаря с собой в поездку.

— Я думаю, что вы справитесь, Павел Геннадьевич. Ведь я всего лишь секретарь, а там, наверное, вас ждут великие дела. А как надолго вы уезжаете? Я успею соскучиться… — Людмила прислоняется щекой к вымытому агрегату, — по вашему руководству?

Он снова взирает на нее сверху вниз, как это было недавно, когда она приняла «позу молельщицы». Людмила уже открывает рот, чтобы показать, что она уже сейчас скучает, когда Павел Геннадьевич подается назад и начинает приводить себя в порядок.

— Странно, что ты не спрашиваешь — куда я отправляюсь, — хмыкает Павел Геннадьевич.

— Хм, я думаю, что если бы это не было тайной, то вы бы со мной поделились. А раз я там не нужна и это место тайна, то…

— Да ну, какая там тайна. И насчет тебя… Возможно, ты и вправду будешь там не нужна.

— Вот и хорошо, я тогда отосплюсь за это время. А еще Фердинанд Сергеевич вроде как предлагал помочь ему с делами…

Инквизитор хмыкает и пронзает Людмилу долгим взглядом.

Он меня ревнует?

— Отоспишься? Ну, это вряд ли. Я думаю, что ты вполне могла бы отправиться вместе со мной в эту командировку. Вернее, ты бы приехала на день позже, вроде как к родным в село, а потом мы бы с тобой встретились. На нейтральной территории.

Ну да, у него же жена и дети. Инквизитора не должны видеть с секретаршей, ведь это может умалить уважение к церкви. А вот если в гости, а потом на нейтральной территории, то да…

— Я не знаю, удобно ли это будет, — Людмила пытается вызвать на щеки румянец смущения.

Вроде бы удается, если Павел Геннадьевич подходит и ласково берет ее за подбородок.

— Мне нравится, когда ты смущаешься и начинаешь думать о морали. Мы так и сделаем. Так что готовься к поездке и послезавтра отправляешься к Белому морю, в город Пискантур. Там остановишься в гостинице и сразу же мне позвонишь. Да, так и поступим.

Людмила кивает и тоже быстро приводит себя в порядок. Отсканированные листы так и лежат на ковре, поэтому она их подбирает и спешит к себе.

Послезавтра она поедет к Белому морю, а там недалеко и «Глубокие омуты». Внутри пели если не райские птицы, то душа точно веселилась. Все складывается пока что очень хорошо…

Поездка

Вечером того же дня Людмила то и дело подскакивает к окну. Она ощущает себя как на иголках. Такое старое неприятное чувство, когда подтверждается избитая истина, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

Нет ничего хуже, чем стоять в очереди и не знать — подойдет ли твое время, или догонять уезжающий автобус, который должен отвезти на важную встречу.

Да, поначалу она старается подходить невзначай, но после уже стоит у окна с остывшей чашкой кофе в руках и наблюдает за редкими прохожими. Легковушки, в которой так вкусно пахнет огурцами, нигде не видно, и тревога змеей заползает в душу.

Что-нибудь произошло? Что-то случилось, и он не смог приехать?

Как всегда, в подобных случаях фантазия начинает услужливо подкидывать картинки кошмаров и ужасов. Людмила и так еле держалась на ногах, когда пришла домой и заварила бодрящий настой, а сейчас потихоньку начинает накатывать то состояние, в котором не знаешь — спишь или бодрствуешь.

Но вот что-то начинает происходить… И уже на перекрестке возникает оживление и у каждого пешехода в руках оказывается по охапке дров. И это уже не усталые люди, а веселые и довольные истребители ереси, которые спешат к небольшому постаменту и на нем быстро устанавливают обрубленный фонарный столб.