Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 - Максим Горький

Башкин (вздохнув). Отречёмся от старого мира…

Булычов. Ну?

Башкин. Отрясём его прах с наших ног…

Булычов. По словам — на молитву похоже.

Башкин. Какая же молитва? Ненавидим, дескать, царя… дворец…

Булычов. Вон что! Н-да… черти драповые! (Подумал.) Ну, а тебе чего надо?

(Глафира принесла кашу и водку.)

Башкин. Мне? Ничего.

Булычов. А зачем пришёл?

Башкин. Спросить, кого на место Якова поставить.

Булычов. Потапова, Сергея.

Башкин. Он тоже в этих мыслях — ни бога, ни царя…

Булычов. Тоже?

Башкин. Позвольте предложить — Мокроусова. Он — очень просится к нам. Человек грамотный, распорядительный.

Глафира. Каша простынет.

Булычов. Полицейский? Воряга? Чего же он?

Башкин. Теперь в полиции опасно служить, многие уходят.

Булычов. Так. Опасно? Ах, крысы… Ладно, пришли Потапова. Завтра утром. Ступай… Глаха — трубач пришёл?

Глафира. В кухне сидит.

Булычов. Съем кашу — веди его сюда. Что это — как тихо в доме?

Глафира. Наверху все.

Булычов (пьёт водку). Ну — и ладно. Ты что… приуныла?

Глафира. Не пей, не вреди себе, не хворай ты! Брось всё, уйди от них. Сожрут они тебя, как черви… заживо сожрут! Уедем… в Сибирь…

Булычов. Пусти, больно…

Глафира. В Сибирь уедем, я работать буду… Ну — что ты здесь, зачем? Никто тебя не любит, все — смерти ждут…

Булычов. Перестань, Глаха… Не расстраивай меня. Я всё знаю, всё вижу! Я знаю, кто ты мне… Ты да Шурка, вот это я — нажил, а остальное — меня выжило… Может, ещё выздоровлю… Зови трубача, ну-ко…

Глафира. Кашу-то съешьте.

Булычов. Чёрт с ней, с кашей! Шурку позови… (Остался один и жадно пьёт рюмку за рюмкой.)

(Входит Трубач. Он смешной, тощий, жалкий, за плечами — на ремнях — большая труба в мешке.)

Трубач. Здравия желаю вашему степенству.

Булычов (удивлён). Здорово. Садись. Глаха, затвори дверь. Вот какой ты…

Трубач. Так точно.

Булычов. Н-ну… неказист! Рассказывай, как лечишь?

Трубач. Лечение моё простое, ваше степенство, только люди привыкли питаться лекарствами из аптеки и не верят мне, так что я деньги вперёд прошу.

Булычов. Это ты неплохо придумал! А вылечиваешь?

Трубач. Сотни вылечил.

Булычов. Не разбогател, однако.

Трубач. На добром деле не богатеют.

Булычов. Вон как ты? От каких же болезней вылечиваешь?

Трубач. Все болезни одинаково происходят по причине дурного воздуха в животе, так что я ото всех лечу…

Булычов (усмехаясь). Храбро! Ну-ко, покажи трубу-то…

Трубач. Рубль заплатить можете?

Булычов. Рубль? Найдётся. Глаха — есть у тебя? Получи. Дёшево берёшь.

Трубач. Это — для начала. (Развязал мешок, вытащил басовую трубу.)

(Шура прибежала.)

Булычов. Самовар какой… Шурок, — хорош целитель? А ну-ко, подуй!

(Трубач откашлялся, трубит, не очень громко, кашляет.)

Булычов. Это и — всё?

Трубач. Четыре раза в сутки по пяти минут, и — готово!

Булычов. Выдыхается человек? Умирает?

Трубач. Никогда! Сотни вылечил!

Булычов. Так. Ну, а теперь скажи правду; ты — кем себя считаешь — дураком или жуликом?

Трубач (вздохнув). Вот и вы не верите, как все.

Булычов (посмеиваясь). Ты — не прячь трубу-то! Говори прямо: дурак или жулик? Денег дам!

Шура. Не надо обижать его, папа!

Булычов. Я не обижаю, Шурок! Тебя как звать, лекарь?

Трубач. Гаврила Увеков…

Булычов. Гаврило? (Смеётся.) Ох, чёрт… Неужто — Гаврило?

Трубач. Имя очень простое… никто не смеётся!

Булычов. Так — ты кто же: глупый или плут?

Трубач. Шестнадцать рублей дадите?

Булычов. Глаха, — принеси! В спальне… Почему шестнадцать, Гаврило?

Трубач. Ошибся! Надо было больше спросить.

Булычов. Значит — глупый ты?

Трубач. Да нет, я не дурак…

Булычов. Стало быть — жулик?

Трубач. Да и не жулик… Сами знаете: без обмана — не проживёшь.

Булычов. Вот это — верно! Это, брат, нехорошо, а — верно.

Шура. Разве не стыдно обманывать?

Трубач. А почему стыдно, если верят?

Булычов (возбуждённо). И это — правильно! Понимаешь, Шурка? Это — правильно! А поп Павлин эдак не скажет! Он — не смеет!

Трубач. За правду мне прибавить надо. И — вот вам крест! — некоторым труба помогает.

Булычов. Верю, — двадцать пять дай ему, Глаха. Давай ещё. Давай все!

Трубач. Вот уж… покорно благодарю… Может, попробуете трубу-то? Пёс её знает… как она, а ей-богу — действует!

Булычов. Нет, спасибо! Ах, ты, Гаврило, Гаврило! (Смеётся.) Ты… вот что, ты покажи, как она… Ну-ко — действуй! Да — потолще!

(Трубач напряжённо и оглушительно трубит. Глафира смотрит на Булычова тревожно. Шура, зажав уши, смеётся.)

Булычов. Сади во всю силу!

(Вбегают Достигаевы, Звонцовы, Башкин, Ксения.)

Варвара. Что это такое, папаша?

Ксения. Егор, что ты ещё затеял?

Звонцов (Трубачу). Ты пьяный?

Булычов. Не тронь! Не смей! Глуши их, Гаврило! Это же Гаврило-архангел конец миру трубит!..

Ксения. Ой, ой, помешался…

Башкин (Звонцову). Вот видите?

Шура. Папа, ты слышишь? Они говорят — с ума сошёл ты! Уходите, трубач, уходите!

Булычов. Не надо! Глуши, Гаврило! Светопреставление! Конец миру… Труби-и!..

Занавес

Третий акт

Столовая. Всё в ней кажется сдвинутым со своих мест. На столе неубранная посуда, самовар, пакеты из магазина, бутылки. В углу чемоданы, один из них разбирает монастырская служка Таисья в острой шлычке [7], около неё — Глафира, с подносом в руке. Над столом горит лампа.

Глафира. А надолго мать Мелания к нам?

Таисья. Не знаю я.

Глафира. Почему она у себя на подворье не остановилась?

Таисья. Не знаю.

Глафира. Тебе сколько лет?

Таисья. Девятнадцать.

(Звонцов на лестнице.)

Глафира. А ничего не знаешь! Что ты — дикая какая?

Таисья. Нам с мирскими не велят говорить.

Звонцов. Игуменья пила чай?

Глафира. Нет.

Звонцов. Возьми, подогрей самовар, на всякий случай.

(Глафира уходит, взяв самовар.)

Звонцов. Что там вас — солдаты напугали?

Таисья. Солдаты-с.

Звонцов. Чем же они напугали?

Таисья. Корову зарезали, пригрозили поджечь монастырь. Простите. (Ушла, унося груду белья.)

Варвара (из прихожей). Слякоть какая! Ты тут с монашенкой беседуешь?

Звонцов. Присутствие игуменьи в нашем доме неудобная штука, знаешь ли?

Варвара. Дом ещё не наш… Что, Тятин согласился?

Звонцов. Тятин — осёл или притворяется честным.

Варвара. Подожди. Кажется, отец кричит… (Слушает у двери в комнату отца.)

Звонцов. Хотя доктора и утверждают, что он — в своем уме, но после этой дурацкой сцены с трубой…

Варвара. Он и не такие сцены разыгрывал, хуже бывало. Между Александрой и Тятиным наладились, кажется, приятельские отношения?

Звонцов. Да, но — ничего хорошего я в этом не вижу. Сестрица твоя хитрая штучка, от неё можно ожидать… весьма серьёзных неприятностей.

Варвара. Жаль, что ты не сообразил этого, когда она кокетничала с тобой. Впрочем, это тебе было приятно.

Звонцов. Кокетничала она со мной, чтобы позлить тебя.

Варвара. Ты огорчён? Ну, Павлин лезет. Повадился!

Звонцов. Духовенства — избыток у нас.

(Входят, споря, Елизавета, Павлин, затем — Mокей.)

Павлин. Газеты же, по обыкновению, лгут! Добрый вечер!

Елизавета. А я вам говорю, что это неправда!

Павлин. Установлено вполне точно: государь отказался от престола не по доброй воле, а под давлением насилия, будучи пойман на дороге на Петроград членами кадетской партии… Да-с!