Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 - Максим Горький

Достигаев. Почему Америка процветает? Потому, что там у власти сами хозяева…

Варвара. Жанна Бетлингова совершенно серьёзно верит, что в Америке кухарки на рынок в автомобилях ездят.

Достигаев. Вполне возможно. Хотя… наверное, вранье. А ты, Варюша, всё с военными? Хочешь быть подполковником?

Варвара. Ух, как старо! Вы о чём мечтаете, Тятин?

Тятин. Да… так, вообще…

Елизавета (перед зеркалом). Вчера Жанна рассказала мне анекдот изумительный! Как цветок!

Достигаев. А ну, а ну — какой?

Елизавета. При мужчинах — нельзя.

Достигаев. Хорош цветок!

(Варвара что-то шепнула Елизавете.)

Елизавета. Муж! Ты тут будешь сидеть до дна бутылки?

Достигаев. А — кому я мешаю?

Елизавета (Тятину). Вы, Стёпочка, знаете псалом: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста»?

Тятин. Что-то такое помню…

Елизавета (берёт его под руку). Вот эти, все — они и есть нечестивые грешники, а вы тихий юноша для луны, любви и прочего, да? (Уводит.)

Достигаев. Экая болтушка!

Варвара. Василий Ефимович, мать и Башкин вызвали тётку Меланью.

Достигаев. Игуменью? У-у, это зверь серьёзный! Она будет против фирмы Достигаев и Звонцов, она — против! Она за вывеску — Ксения Булычова и Достигаев…

Звонцов. Она может потребовать деньги из дела.

Достигаев. Маланьиных денег — сколько? Семьдесят тысяч?

Звонцов. Девяносто.

Достигаев. Всё-таки это — куш! Личные или монастыря?

Варвара. Как это узнаешь?

Достигаев. Узнать — можно. Узнать — всё можно! Вот — немцы, они знают не только число солдат у нас на фронте, а даже — сколько вшей на каждом солдате.

Варвара. Вы бы серьёзно что-нибудь сказали…

Достигаев. Милая Варюша, нельзя ни торговать, ни воевать, не умея сосчитать, сколько денег в кармане. Про Маланьины деньги узнать можно так: имеется дама Секлетея Полубояринова, она — участница нощных бдений владыки — Никандра, а — Никандр — всякие деньги любит считать. Кроме того, есть один человек в епархиальном совете, — мы его оставим в резерве. Ты, Варюша, возьми переговори с Полубояриновой, и ежели окажется, что деньжата — монастырские, ну, — сами понимаете! Куда это красавица моя ускользнула?

Глафира. Просят в столовую.

Достигаев. Спешим. Нуте-с, пошли?

Варвара (будто бы зацепилась подолом за кресло). Андрей, помоги же! Ты ему веришь?

Звонцов. Нашла дурака.

Варвара. Ах, какой жулик! С тёткой я придумала неплохо. А что с Тятиным?

Звонцов. Уломаю.

Варвара. С этим надо торопиться.

Звонцов. Почему?

Варвара. Да ведь после похорон — нужно будет долго ждать. А у отца — и сердце слабое… Кроме того, у меня есть другие причины.

(Ушли. Навстречу Глафира, смотрит вслед им с ненавистью, собирает посуду со столика. Лаптев входит.)

Глафира. А вчера был слух, что ты арестован.

Лаптев. Да ну? Это, должно быть, неверно.

Глафира. Всё шутишь.

Лаптев. Есть — нечего, да — жить весело.

Глафира. Свернёшь башку на шуточках-то.

Лаптев. За хорошие шутки не бьют, а хвалят, стало быть, попадёт Яшутке за плохие шутки.

Глафира. Мели, Емеля! Там, у Шуры, Тонька Достигаева.

Лаптев. Брр, её — не надо!

Глафира. Позову Шуру — сюда, что ли?

Лаптев. Дельно. А как Булычов?

Глафира (гневно). Какой он тебе Булычов! Он — отец крёстный твой!

Лаптев. Не сердись, тётя Глаша.

Глафира. Плохо ему.

Лаптев. Плохо? Постой, постой! Голодно живут приятели мои, тётя Глаша, не достанешь ли муки, пуда два, а то и мешок?

Глафира. Что же — воровать у хозяев буду для тебя?

Лаптев. Да ведь уже не первый раз! Всё равно — и раньше грешила, грех — на мне! Ребятам, ей-богу, кушать охота! Тебе же в доме этом за труд твой принадлежит больше, чем хозяевам.

Глафира. Слыхала я эти сказки твои! Завтра утром Донату будут отправлять муку, мешок возьмёшь у него. (Уходит.)

Лаптев. Вот спасибо! (Сел на диван, зевнул до слёз, отирает слёзы, осматривается.)

Ксения (идёт, ворчит). Бегают, как черти от ладана…

Лаптев. Здравствуйте…

Ксения. Ой! Ох, что ты тут сидишь?

Лаптев. А надо — ходить?

Ксения. То — нигде нет его, то вдруг придёт! Как в прятки играешь. Отец-то крёстный — болеет, а тебе хоть бы что…

Лаптев. Заболеть надо мне, что ли?

Ксения. Все вы с ума сошли, да и других сводите. Понять нельзя ничего! Вон, слышь, царя хотят в клетку посадить, как Емельку Пугачёва. Врут, что ли, грамотей?

Лаптев. Всё возможно, всё!

Глафира. Аксинья Яковлевна, на минутку.

Ксения. Ну, что ещё? Покоя нет… о, господи… (Ушла.)

Шура (вбегает). Здравствуй!

Лаптев. Шурочка, в Москву еду, а денег нету — выручай!

Шура. У меня тридцать рублей…

Лаптев. Пятьдесят бы, а?

Шура. Достану.

Лаптев. Вечером, к поезду? Можно?

Шура. Да. Слушай: революция будет?

Лаптев. Да она же началась! Ты — что, газет не читаешь?

Шура. Я — не понимаю газет.

Лаптев. Спроси Тятина.

Шура. Яков, скажи честно: что такое Тятин?

Лаптев. Вот те раз! Ты же почти полгода ежедневно видишь его.

Шура. Он честный?

Лаптев. Да… ничего, честный.

Шура. Почему ты говоришь нерешительно?

Лаптев. Мямля он. Мутноватый такой. Обижен, что ли.

Шура. Кем?

Лаптев. Из университета вышибли со второго курса. Работает у брата, письмоводителем, а брат…

Шура. Звонцов — жулик?

Лаптев. Либерал, кадет, а они вообще жуликоваты. Деньги ты Глафире передай, она доставит.

Шура. Глафира и Тятин помогают тебе?

Лаптев. В чём?

Шура. Не финти, Яшка! Ты понимаешь. Я тоже хочу помогать, слышишь?

Лаптев (удивлён). Что это ты, девушка, как будто только сегодня проснулась?

Шура (гневно). Не смей издеваться надо мной! Ты — дурак!

Лаптев. Возможно, что и дурак, но всё-таки я хотел бы понять…

Шура. Варвара идёт!

Лаптев. Ну, я её не желаю видеть.

Шура. Идём… Скорей.

Лаптев (обняв её за плечи). В самом деле — что с тобой?

(Ушли, затворив за собой дверь.)

Варвара (слышит, как щёлкнул замок двери, подошла к ней, повертела ручку). Это ты, Глафира? (Пауза.) Там есть кто-нибудь? Таинственно… (Быстро уходит.)

(Шура тащит за руку Доната.)

Донат. Ну, куда ты меня, Шурок…

Шура. Стой! Говори: отца в городе уважают?

Донат. Богатого везде уважают. Озоруешь ты всё…

Шура. Уважают или боятся?

Донат. Не боялись бы, так не уважали.

Шура. А — любят за что?

Донат. Любят? Не знаю.

Шура. А — знаешь, что любят?

Донат. Его? Как сказать? Извозчики — как будто любят, он с ними не торгуется, сколько спросят, столько и даёт. А извозчик, он, конечно, другому скажет, ну и…

Шура (притопнув ногой). Ты смеёшься?

Донат. Зачем? Я правду объясняю.

Шура. Ты стал злой. Ты совсем другой стал!

Донат. Ну, где уж мне другим быть! Опоздал я.

Шура. Ты хвалил мне отца.

Донат. Я его и не хаю. У всякой рыбы своя чешуя.

Шура. Все вы — врёте.

Донат (понурясь, вздыхая). Ты — не сердись, сердцем ничего не докажешь.

Шура. Уходи! Слушай, Глафира… Ну, кто-то лезет… (Спряталась в драпировку.)

(Входит Алексей Достигаев, щёголь, в галифе, шведской куртке, весь в ремнях и карманах.)

Алексей. Вы всё хорошеете, Глаша.

Глафира (угрюмо). Приятно слышать.

Алексей. А мне — неприятно. (Встал на дороге Глафиры.) Не нравится мне хорошее, если оно не моё.

Глафира. Пропустите, пожалуйста.