Где я, там смерть (СИ) - Сербинова Марина

Джек поднял женщину с колен и, больно сжав худые костлявые плечи, наклонился к ее лицу.

— Хочешь, я расскажу тебе перед смертью, как умер твой возлюбленный… на самом деле?

— Откуда ты можешь знать? — прошептала она, оцепенев под прицелом пронзительных стальных глаз.

— Откуда? А ты догадайся, — он тихо и зло засмеялся.

Рамона задрожала в его руках.

— Это ты? Ты убил моего Дэвида?

— Я? Я этого не говорил, — Джек покачал головой, оскалившись. — И тебя я не убивал. Ты сама умрешь. Я просто натравил на тебя смерть, и она подбирается к тебе, медленно, но неизбежно. Видишь, мне все подвластно, даже она.

— Нет, нет, этого не может быть, — качала головой Рамона. — Ты просто хочешь, чтобы я так подумала. Ты не мог убить Дэвида. Его случайно ударило током, это был несчастный случай. А моя болезнь… я даже не знаю, откуда она взялась, моя болезнь. Но ты уж точно не можешь иметь к этому никакого отношения.

— Конечно, я ни при чем. Это доктор Смит уколол тебя зараженной иглой. Ай-ай-ай, как он мог, за что? Ты могла бы подать на него в суд, но, боюсь, теперь уже поздно — ничего не докажешь. Можешь просто навестить его и поблагодарить. Думаю, ему будет приятно.

Силы вдруг оставили женщину, и она скользнула на пол, но Джек не позволил ей упасть.

— Так, припадок и истерик мне тут устраивать не надо. Убирайся подальше от моего дома и падай там, сколько тебе влезет! И молись, чтобы мне не пришло в голову раздавить и твоего ублюдка. Семья у нее, видите ли! Сын! Ты забыла, что есть еще один сын, и зря. Вот я, посмотри. Тот, кто разрушил твою жизнь. Не сын, а враг. И тебе следовало об этом знать. Умирай спокойно, твоего сына я не трону. Он действительно не виноват в том, что ты его родила… как и я.

— Ты… ты дьявол! — в ужасе простонала Рамона.

— Боже, какие мы суеверные! Всего лишь чертенок, милый и безобидный, а вот с дьяволом ты встретишься совсем скоро. Он расскажет тебе о том, как нехорошо обижать его маленьких чертят, — Джек резко расхохотался, развеселившись собственной шутке.

От его смеха Рамону бросило в дрожь. Она развернулась и бросилась прочь под издевательский хохот и улюлюканье Джека.

— Эй, мамочка, мамочка, ну куда же ты? Опять меня бросаешь? — подражая детскому голосу, кричал он ей вслед веселым голосом. — Тебя ждет новая семья — на кладбище? Что ж, на этот раз я не сержусь. Иди к ним, мамочка, раз ждут, и будь счастлива! Ха-ха-ха!

Глава 4

Следующие два дня Кэрол находилась как в тумане. Она не замечала, что происходит вокруг, не слышала, что ей говорили, ошеломленная, оглушенная, ощущая лишь постоянную тупую ноющую боль в груди, занозой вонзившейся в сердце. Она просидела в спальне, сказав всем, что плохо себя чувствует, как забившийся в норку загнанный напуганный зверек, пытающийся спрятаться от опасности. Она не понимала, что происходит. И не хотела понять. Наоборот, хотелось зажмуриться, закрыть уши, и ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не знать. Знать было слишком страшно. Она боялась, ужасно боялась. Боялась боли, которая уже начинала вонзать в ее сердце свои ядовитые иголки, боялась разочарования. Она даже не решалась все обдумать, гоня от себя прочь мысли, казавшиеся ей безумными. И лишь на третий день она набралась мужества и открыла глаза на то, чего не хотела видеть. Поразмыслив, она попыталась немного себя успокоить и унять бурное воображение. Джек потерял ручку. Такую же ручку она нашла в спальне Даяны. Но это не значит, что это ручка Джека. Это могло быть просто совпадением. Или козней Даяны, пытавшейся омрачить ее отношения с мужем. Может, Даяна все еще надеется заполучить Джека, хочет разлучить их? Кэрол уже не доверяла ей. Даяна изменилась после их ссоры, она стала казаться Кэрол неискренней, а иногда Кэрол даже замечала в ее взгляде ненависть. Джек ее предупреждал, что их дружба не приведет ни к чему хорошему. Может, стоит, наконец, к нему прислушаться? Зачем нужна подруга, которая мечтает о твоем муже? Это уже не подруга, это враг. И вот уже начинаются какие-то недоразумения, Кэрол мучается безумными мыслями и нелепыми подозрениями, какими они выглядят ей в собственных глазах, подозревает Джека во всех смертных грехах, позволяя ревности отравлять любовь и иссушать ее душу, на радость коварной подружке. Она не верит больше Даяне. А Джеку?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она задавала себе этот вопрос, украдкой изучая внимательным взглядом его лицо, когда он лежал рядом в постели, без особого интереса слушая новости, передаваемые по телевизору. С тех пор, как она увидела его в первый раз, он почти не изменился, только выглядеть стал чуть старше. В отличие от Рэя, время вносило свои вроде бы не заметные, но неизбежные перемены в его внешность, он выглядел на свои года, не более, не менее. Она любовалась молодым мужчиной, полным сил и здоровья… по крайней, мере так казалось. У него был не менее энергичный и полный жизни взгляд, чем раньше, и ничего вроде бы не изменилось. Только за последние месяцы в чертах его лица появилась усталость, на первый взгляд не заметная. Никто этого не замечал, кроме Кэрол. И ее это очень беспокоило. Она всегда помнила о его наследственной болезни, и любое его недомогание пугало ее, вызывая страшные мысли — а не болезнь ли это прокрадывается незаметно в его организм?

И сейчас, когда он вот так лежал, утомившись за день, расслабившись и не замечая, что она на него смотрит, эта усталость была более выражена в его неподвижном лице, чем днем, когда он чем-то занимался, когда врожденная энергичность светилась в его взгляде, не позволяя разглядеть затаившуюся внутри усталость. Кэрол вдруг так остро почувствовала, насколько он ей дорог, как нужен, что от переполнивших ее чувств на глаза выступили слезы.

Она понимала, что эта постоянная усталость не нормальна для молодого энергичного мужчины. Она знала, что это дает о себе знать склонность к болезни. И он тоже это знал. Но он не любил об этом говорить. Кэрол знала, что он боится этой болезни, но он скрывал свой страх. Вот где угроза. Настоящая угроза. С этим надо бороться, а не с Даяной. И Кэрол стало стыдно. Страшная болезнь тянет свои цепкие когти к ее любимому, а она забивает себе голову всякой ерундой, какими-то ручками, глупой ревностью, подозрениями. Верит ли она Джеку? Может быть, в чем-то нет. Но в его любовь она верила. Верила в то, что в этом отношении он надежен, он не предаст. Она может не доверять ему в чем-то другом, сомневаться и даже побаиваться, но только не в этом. Он даже никогда повода ей не давал усомниться в его верности, она не замечала в нем желания разнообразить свою сексуальную жизнь с другими женщинами, чтобы он проявлял к кому-нибудь подобный интерес. С женщинами он был таким же холодным и пренебрежительным, как и всегда. И Кэрол это нравилось. Все эти пять лет она ощущала себя единственной, прочно сидевшей на своем пьедестале, куда он ее возвел, высоко над всеми остальными, которые оставались далеко внизу, даже не дотягиваясь до нее, а не то чтобы занять ее место. Казалось, она была единственной женщиной, имевшей для него значение, если, конечно, не брать во внимание Куртни. Джек любил ее. Он принадлежал ей, он — ее мужчина. И пока он любит ее, пока она ему нужна, он не допустит, чтобы что-то разрушило их любовь. В этом Кэрол была уверена.

Заметив, что она на него смотрит, Джек повернулся и ласково ей улыбнулся. Только ей он так улыбался. И еще Патрику. А больше такие улыбки он не дарил никому. Кэрол этого никогда не замечала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Джек… ты любишь меня? — невольно вырвалось у нее.

— А что? — лукаво спросил он, поддразнивая. Увидев, что она почему-то не расположена шутить, он потянулся к ней, обнял и прижал к груди.

— Тебя что-то тревожит, любовь моя? Ты сама не своя уже два дня. Что происходит?

— Мне что-то нездоровится.

— А ты, случайно, не беременна? — улыбнулся он.