Механикус практикус (СИ) - Крыс Виктор

− История похожая, — вздохнул я, и вспомнив о Тере добавил. — Но точно не моя, Теру ждет Агне, не убьет же она меня. Я усыновлен кланом Камора, совершенно точно, так говорит моя сестрёнка.

А ночь все звала меня, и укутавшись в плащ я закрыл глаза, сердце билось как бешенное и мне казалось что я не усну в любом случае, но три ночи без сна давали о себе знать. Послышались чьи-то легкие шаги вблизи, но я уже не мог на них отреагировать, уже не имело значение кто это, опасен он или нет. Я засыпал и больше не был во власти своей воли.

Громкий привычный щелчок в голове оповестил меня о том, что я вновь увижу чужую жизнь. И во мне запылал несмелый азарт в предвкушении получения нового навыка.

Впервые за все время я очнулся в относительной тишине, рядом не взрывались снаряды, не кричали умирающие люди. Была лишь тишина, что неудивительно, вокруг царила ночь. Лес, окутанный дымкой, наводил спокойствие, тьму разгонял яркий лунный свет, высоко в небе сияли яркие звезды, а под ногами была посеребренная в свете луны трава.

− Ты. Тут. Чую, — пронзая пространство, тихо прозвучал цокающий из-за клыков голос. — Тебе не сбежать. Рано или поздно. Ты станешь моим.

Я взглянул на свои руки и увидел не ладони легионера, не исчерченные морщинами руки Лесника, это были мои руки. А из тумана, который начал сгущаться, появлялся он, Белесый. Худой, с серебристой кожей, длинными руками, на которых были острые когти. Но больше всего мое внимание притягивали его ярко-красные глаза.

− Ты посягаешь на мою пищу. На запретное. — вновь огласил безмятежный лес его голос. — Тебе нельзя заходить за черту. Тебя ждет смерть.

− Да пошел ты! — закричал я что было сил, смотря как белесый приближается ко мне, увеличиваясь в размерах.

В высоту в три моих роста он настиг меня за долю секунды, острые когти вонзились в мою грудь, раздвигая ребра и пронзая легкие, а огромная пасть с гнилыми зубами сомкнулась на моей шее, и я почувствовал запах гнили. Зубы белесого раздробили мои кости, и он отрывал голову вместе с мышцами, держа мое тело в своих руках.

Щелчок в голове, оторванной от тела, удивил меня, даже сквозь ужасную боль я почувствовал как покидаю мир Белесого, в который он меня затащил, но так и не смог убить.

Я очнулся на холодном, земляном полу и тут же начал вставать, сплевывая кровь. Ничего, проносилось в голове, вам меня не сломить.

− Жизнь говно, но я вам её так просто не отдам, — прорычал я на троих хмырей, что стояли передо мной. Зажатая в руке заточка приятно холодила кожу, я знал что сейчас умру, но одного я точно заберу с собой. Вот только кого? — Ну че, сука, потанцуем?

− Ты ща сдохнешь, сиплый, — проговорил Бык, мужик под два метра в серой рубахе передо мной, и я понял — со мной уйдет именно он. Бык, подтверждая прозвище, молча попер на меня, и в его печень также молча вошла моя заточка.

Наказание было мгновенным, меня опрокинули на землю и начали месить ногами.

− Хрен вам! — орал я, когда меня избивали ногами. Когда тьма уже начала укрывать мое сознание удары прекратились, и у моего уха проговорил хриплый голос.

− Ты ссучился, Сиплый, езжай на свою войну, − тихо, проникновенно проговорил тот, кого я уважал больше чем отца. — Ты больше не наш, Братва, выкиньте его из барака, тут ему не место. Утром он уезжает на свой фронт.

Последнее что я увидел, когда меня уносили, так это все еще живого Быка, что пил брагу и прижимал окровавленную тряпку к своему животу. Ну ничего, недорезанный мой, я еще вернусь, мы с тобой встретимся. Земля ж какая? Она круглая.

Щелчок в голове и видения сменились.

Деревянный вагон, набитый солдатами, которых все называли не иначе как мясом. В морозную весеннюю ночь вагон может стать нашей общей могилой, судя по звукам мы скоро приедем на место назначения. Артиллерия била уже рядом. Раны на лице уже зажили, но все еще не любили мороз, и потому я прикрыл лицо старым платком, что мне подарила сестра. Она ведь и не думала что увидит меня раньше чем через десять лет. Я, кажется, до сих пор чувствую от платка запах домашней картошки, что пожарила сестра когда я вернулся. Или это дым снаружи?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

− По нам бьют прямой наводкой! — закричал кто-то в вагоне и началась паника, но я сел в угол, где было посвободнее, и даже не шелохнулся. — Братцы, лес горит!

Если горит лес значит скоро я согреюсь, да и картошка есть в рюкзаке, можно запечь, улыбнулся я сам себе и покрепче сжал свою винтовку. Скоро, совсем скоро попляшем, будет во что пострелять.

− Дисбат, слушай мою команду! — взревел наш лейтеха из бывших полканов. — Скоро будет высадка, впереди город и фрицов там тьма, стреляем во все, что двигается. Наша авиация может бить и по нам, для них это как в кашу нассать! Город почти взят и сейчас нужны свежие бойцы, чтобы отбить точку и закрепиться. Мы единственный вагон с тушенкой!

− Зато мы самая лучшая тушенка, командир! — заорал какой-то мордоворот со шрамом через все лицо и в вагоне начался гам. Я приподнялся с пола, чувствуя как наш самовар останавливается, скрипя колесами.

− Вперед! Не отдадим им ни пяди! Хрен им, а не наша земля! — орал сержант, открывая створки нашего шкафа с тушенкой, впуская в вагон звуки взрывов, где-то рядом во всю стрекотал пулемет.

Продвигаясь на встречу противнику сквозь горящий лес я не переставал думать. Окна с решетками для меня не были чем-то страшным. Свободным я мог быть и за решеткой, но наслаждаться жизнью можно лишь на свободе, даже здесь, пусть и с винтовкой в руках.

− Вперед! Пробиваемся к городу, им нужна наша помощь! — прокричал летеха

− Да пошел ты, ты мне не указ. — ухмыльнулся сиплый и побежал в сторону леса, уходя от своих. — К свободе, к сеструхе, нехрен мне тут погибать.

Он сам не знал зачем убегал, возможно еще не отошел от того прощания, которое ему устроили при отбытии на фронт. Не успел выйти на свободу, насладиться жизнью как пришла пора умирать в первом же бою. Он не привык подчиняться, не привык умирать за кого-то, но все же он сам решил уйти на фронт. Лес горел, но вокруг был снег и легкий мороз, от которого шел пар изо рта, и встав у горящей ели Сиплый замер.

− И что я творю, а?! — захрипел сиплый, развернулся и что сил побежал обратно к своим.

Добравшись до отряда он увидел лейтенанта, что сперва хмуро на него смотрел, а затем хмыкнул и убрал свой пистолет.

− Ну и слава богу, — гаркнул лейтеха и указал на уносящиеся в небо трассера зениток.

Их ждали, но ждали не один вагон тушенки, а состав с сотнями таких вагонов, бомбардировщики утюжили лес, повсюду били минометы, но до города было еще с пяток километров. К тому моменту, когда дисбат вошел в город, на улицах уже вовсю пылали уличные бои, Сиплый зазря не расходовал патроны, узкие улицы города были ему словно мать родная. Не раз приходилось использовать штык-нож, как раньше, при иной власти, когда бродяги перешли ему дорогу. Повсюду царила Тьма и Огонь, и еще снег, что падал крупными хлопьями с неба. Казалось что этот бой никогда не кончится, в какой-то момент Сиплого отсекло от остальных, в одиночку он засел в развалинах дымящегося здания и отстреливался там всю ночь. Когда закончились патроны, он перебежал в темный переулок и ждал врага с ножом в уставшей руке. И забирая оружие с павшего, немного помучившись с незнакомым оружием, убивал вновь.

− Свои! — крикнул солдат, появившийся из-за угла в тот момент, когда автомат без патронов уже был брошен на землю. — Свои, рядовой, спокойно, ты продержался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Утро в полевой палатке встретило сиплого безрадостно, он мрачно смотрел на связанные руки и не мог понять почему он находится в палатке, рассчитанной на батальон, в одиночестве. Где его батальон, где тот молодой лейтеха?

− Товарищ генерал, город выдержал осаду, — доносились со стороны выхода из палатки голоса. — Решающее значение сыграло подкрепление дисбата.

− Наградить командира и личный состав, — проговорил глухой голос.