Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ) - Ольга Михайлова

   Полицейские раздобыли фото младшего Долматова. Подруга убитой тотчас же признала в ней одного из "элегантных знакомых", прислуга ответила: "Они-с!", а приказчик от Пека сказал с уверенностью: "Они самые-с!"

   Преступники были арестованы. Долматов был откровенен: "Деньги нужны были до зарезу - мы и зарезали..."

   --А как он сообразили про "Пек и Прейсфренд"? - поинтересовался Протасов-Бахметьев.

   Арсений Вениаминович пожал плечами.

   --Сопоставил посещения молодыми людьми этой забегаловки "Вены", новенький вид топорика и явную глупость убийц, разумеется, - усмехнулся он.

   Его прервали.

   --А почему глупость-то? - недоуменно спросил Грейг. Он тоже внимательно прочёл газеты.

   Корвин-Коссаковский смерил его нечитаемым взглядом и высокомерно усмехнулся. Впрочем, может, высокомерия и не было, но в глазах Арсения Вениаминовича всем померещилась что-то надменное. Но он спокойно растолковал, что глупо убивать жертву, если тебя с ней видели. Еще глупее приобретать орудие убийства там, где вас могли запомнить, но если преступникам не хватило ума держаться на расстоянии от жертвы, где уж им было об осторожности с орудием убийства подумать.

   --Вас послушать, господин Корвин-Коссаковский, - кокетливо проговорила Елизавета Любомирская, не спускавшая глаз с Александра Критского, - так раскрытие преступлений - пустяк. Между тем, все говорят об изощренности преступного мышления.

   Корвин-Коссаковский усмехнулся.

   --Вздор говорят. Я встречал среди преступников хитрых и изворотливых людей, но умных - никогда. Преступники - это бедные любовью люди с оскудевшей душой, перешедшие грань, где злой умысел претворяется в деяние. Это нелюди. Нечисть.

   Их разговор привлёк внимание всего стола и стал общим.

   Бартенев же, почти не слушая, осторожно переводил глаза с одного на другого молодого человека - но ничего не помогало, и он был готов уже сказать себе, что встреча упырей у Митрофаньевского погоста, что бы там не говорил Корвин-Коссаковский, была просто плодом его воображения. Он досадливо надкусил тетеревиное крыло, немного выпил, и тут вдруг в тихо журчащем за столом разговоре услышал: "Убийство - это, конечно, глупость несусветная и вздор величайший..."

   Порфирий Дормидонтович вздрогнул. Нет, ничего в этих словах особенного не было, но что-то странно насторожило Бартенева, словно кольнуло. Он растерянно поднял глаза и тут в ужасе понял, что не приметил говорящего, единственно, что ему запомнилось - тихий тон мелодичного баритона, голос сдержанный и приятный. Он оторопело повернулся к Корвин-Коссаковскому, и тот сразу, заметив его движение, повернулся к нему. Глаза их встретились, и Арсений поймал взгляд друга, но сделал ему знак не волноваться.

   Между тем Протасов-Бахметьев рассказывал девицам анекдот о парижанине, приехавшем в Одессу. Его прекрасный костюм привлек внимание портного-еврея. "Скажите, пожалуйста, где вы шили свой костюм?" "В Париже" "А это далеко от Одессы?" "Да, 10 тысяч верст" "Кто бы мог подумать? Такое захолустье, а как шьют!" Все рассмеялись, Бартенев теперь не отрывал взгляд от молодых людей, но того голоса, что взволновал его, больше не слышал. После ужина он торопливо отвёл Корвин-Коссаковского в сторону.

   -Я идиот, Арсений, - прошептал он, - я услышал его голос, но не узнал, кто говорил. Но он здесь. Он сказал: "Убийство - это, конечно, глупость несусветная и вздор величайший..." Это он! Не могу понять почему, но это он!

   Корвин-Коссаковский вдумчиво выслушал и кивнул.

   - Да потому, что он раньше сказал, что "забывать о чужих интересах - есть эгоизм невозможный и невоспитанность дурная, отсутствие истинной светскости и добродетели высокой..." - вот что это тебе напомнило. Это говорил Клодий Сакрилегус, демон-инкуб, в твоём видении, дружище.

   -Точно, - поразился Бартенев, - жаль, что я его не заметил! Но он здесь!

   -Ты только не волнуйся. Конечно, здесь. Я слушал, не обронит ли кто словечко "шикарно"... - хладнокровно сжал Корвин-Коссаковский руку другу, - но его никто не произнёс. Не волнуйся.

   Но сам Корвин-Коссаковский, уговаривая друга не волноваться, нервничал. Арсений знал, что его намерение опознать таинственных упырей и спасти племянниц от столь опасного знакомства - трудновыполнимо, но теперь с горечью понял, что оно почти обречено. Сказать девочкам правду было невозможно, но и скажи он её - воистину принята она будет за "глупость несусветную и вздор величайший..." Что же оставалось? Арсений Вениаминович поднял грустные глаза на племянниц. Окруженные мужчинами, они оживленно болтали. Все оборачивалось хуже, чем он предполагал.

   Тут Корвин-Коссаковский заметил у окна свою сестру. Мария Палецкая чисто женским чутьем угадала тревогу брата, и тихо подошла к нему.

   -Ты нашёл их? - губы Марии Вениаминовны почти не двигались.

   -Нет. Но из этой компании лучше никого на порог не пускать. Расскажи о них Нине и Лидии любые гадости, но чтобы думать о них они не смели. Что хочешь, выдумай.

   Княгиня смерила его странным взглядом.

   -Как? Завтра же все с визитами явятся...

   Корвин-Коссаковский вздохнул.

   -Да, тут никуда не денешься. Но кроме Андрея Нирода и Всеволода Ратиева, Протасова-Бахметьева и Макса Мещерского, никого в гости не приглашай. Поди, отличи тут людей от нелюдей... - зло прошептал он.

   Мария Палецкая медленно перевела взгляд на Аристарха Сабурова.

   -Мне этот Сабуров подозрителен. Он говорил с Лидией в зале. И с Нинкой болтал. Впрочем, навязчивым не показался...

   Корвин-Коссаковский тоже это заметил. В присутствии женщин вокруг Сабурова, казалось, сгущался воздух, и пульсировали какие-то непонятные токи гипнотического очарования, взгляд его завораживал и околдовывал, голос, как дудочка гамельнского крысолова, покорял и увлекал в неведомую бездну. Но сам он в круговороте этого мистического приворота казался отстраненным монахом, молчаливым отшельником.

   -Нет, ты только посмотри! - Корвин-Коссаковский удивленно обернулся за гневным взглядом сестры, но ничего не увидел. Бал заканчивался, гости расходились. - Ох, святая простота, - бросила княгиня, заметив недоумение брата, - веер, веер! - Княгиня Палецкая была взбешена напоследок замеченным ею непотребным обстоятельством: Лидия Черевина, зажав свой веер в правой руке, прикрывала им ладонь левой, а Нина, стоя неподалеку, тоже играла веером, грациозно открывая и закрывая его.

   -Да что случилось-то? - удивленно поинтересовался Корвин-Коссаковский.

   -Ты что, идиот? Молодым не был?