Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ) - Ольга Михайлова

   И всё же светская болтовня дала больше, чем мог ожидать Корвин-Коссаковский, и он сообщил другу, что, пожалуй, из общего списка можно исключить троих - Ратиева, Энгельгардта и Макса Мещерского. О Протасове-Бахметьеве всё-таки справки в Париже навести надо. Наиболее подозрительны Аристарх Сабуров и Александр Критский. Слишком красивы, слишком...

   -А почему ты этих троих вдруг исключил?

   Арсений вздохнул.

   -Не исключил ещё. Но один совсем некрасив, девицы на него и не взглянули, второй разорен, Мещерского ты узнал. Протасов-Бахметьев слишком толст для первого любовника. Что до Грейга... Не знаю, но едва ли эта нечисть будет привлекать к себе внимание как к незаконным детям... И Сабуров странен... Паломничества? Но ты за всеми наблюдай, нам хотя бы одного опознать, а уж двое остальных рядом, я думаю, крутиться будут.

   Бартенев кивнул.

   Между тем молодежь веселилась от души. Исполнение танцев не ограничивалось одной залой - вереница польского следовала и в другие комнаты. Во время полонеза "отбивали даму": кавалер, которому не досталось партнерши, подбегал к первой паре и, хлопнув в ладоши, отбивал даму себе, первый же кавалер переходил ко второй даме, второй - к третьей, а последний кавалер, оставшись без дамы, либо уходил прочь, либо бежал отбивать даму первой пары.

   Глава 3. Нелюди среди людей.

   Гораздо легче найти ошибку, нежели истину.

   Ошибка лежит на поверхности,

   а истина скрыта в глубине, и не всякий может отыскать ее.

   Й. В. Гёте

   Порфирию Дормидонтовичу при помощи Корвин-Коссаковского, в котором графиня Нирод видела одного из самых дорогих гостей, удалось за столом во время ужина разместиться столь удачно, что он видел всех молодых людей и девиц, кроме Елизаветы Любомирской и Всеволода Ратиева, сидевших с другой стороны стола. Бартенев спокойно и вдумчиво разглядывал гостей графини, время от времени опускал и закрывал глаза, пытаясь воспроизвести в памяти свое видение. Он понимал, насколько другу важно, поелику возможно, отмести лишних подозреваемых.

   Но ни в одном из гостей он не разглядел ничего демонического. Парижанин был уже не юн, под глазами виднелись мешки и сетка морщин, говорил он на хорошем французском, был вежлив и галантен. Ничего похожего на упыря не проступало и в Германе Грейге, брюнете с томными маслеными глазами. За столом он рассказывал забавные истории и смешил девиц, сидел рядом с девицей Лизаветой Любомирской и смотрел на неё чуть влажными глазами. Сидевший рядом Александр Критский сам ничего не говорил, был тих и очень спокоен. Бартенева удивило, что сам Критский почти не поднимал глаз от тарелки, на вопросы же отвечал негромко и любезно, но в разговор не вступал, слушая графа Протасова-Бахметьева, рассказывавшего о разных парижских диковинках.

   Аристарх Сабуров, красавец-брюнет с зелеными глазами, сидел рядом с князем Любомирским, который беседовал с ним о спиритизме. Собеседник князя, собственно, не участвовал в разговоре, а просто кивал время от времени, и только однажды задал князю вопрос о месмеризме, а на вопрос Корвин-Коссаковского о паломничестве в Оптину Пустынь коротко рассказал о старце Амвросии и о том, что удостоился беседы архимандрита Исаакия.

   Герман Грейг сидел между девицами Черевиными, Даниил Энгельгардт - рядом с Ниной, Макс же Мещерский - справа от Лидии Черевиной и слева от Анастасии Любомирской. В них, на взгляд Бартенева, тоже не было ничего странного - ни голосом, ни манерами, ни внешностью они на упырей не походили. Он оглянулся в бок - на Всеволода Ратиева. Тот, с копной вьющихся волос и бледным лицом, со шрамом на щеке, тоже был абсолютно обыкновенен, он мало ел, но много пил, однако, выпитое, казалось, не бодрило его, а чуть усыпляло.

   При этом девицы Черевины смотрели в основном на красавца Сабурова, Лидия даже спросила его о том, кто такой старец Амвросий, хоть раньше духовные вопросы ее никогда не занимали. Но теперь она внимательно выслушала ответ и снова спросила, правда ли, что там есть провидцы?

   Аристарх Сабуров вежливо кивнул.

   Тут Протасов-Бахметьев неожиданно обратился к Корвин-Коссаковскому. Дело в том, что как раз накануне газеты сообщили о раскрытии сильно нашумевшего преступления - убийства, которое произвело в Петербурге сенсацию: убийцами оказались люди из общества, коих на убийство толкают обычно лишь ревность или оскорбленная честь. Здесь же убийцы прельстились парой серег...

   Корвин-Коссаковский неохотно рассказал эту историю, которую знал со слов следователя Ивана Путилина. Убитую с глубокой раной на затылке обнаружили в ее квартире. Лицо было в кровоподтеках, нос сломан, несколько зубов выбито. Тут же валялись никелированный топорик и стальной прут с увесистым свинцовым шариком на конце. Туалет, шкаф, комод - все было перерыто. Среди разбросанного белья полицейские обнаружили коробочку серег с крупными, каратов по восемь, бриллиантами. Прислуга показала, что барин все больше разъезжал по службе, у покойной бывали гости. Дня за четыре до смерти барыня вернулась домой с подругой и двумя молодыми людьми. Гостей прислуга видела впервые, а подругу знала: француженка она, проживает на Офицерской. Один из молодых людей на следующий день приходил снова, но, не застав госпожу, оставил карточку. "Павел Жирар, почетный гражданин города Цюриха"... Расследовавший дело велел найти на Офицерской подругу покойной, поведавшую, что неделю тому назад в "Вене" они познакомились с двумя элегантными молодыми людьми. На следующий день они, как старые знакомые, после завтрака отправились на скетинг-ринк, а потом, по приглашению подруги, к ней пить чай.... Путилин вспомнил, что рядом с рестораном на Гоголевской есть магазин металлических изделий - "Пек и Прейсфренд". В магазине Пека топорик был опознан, и приказчик, его продавший, запомнил шикарно одетого молодого человека, ведь клиентами там были, в основном, женщины, рабочие и пожилые хозяйственники. Но кто он? Не подлежало сомнению, что оставленная карточка не была карточкой убийцы. Запросили швейцарское консульство о Павле Жираре. Под этим именем значился владелец часового магазина на Невском "Павел Буре". Он оказался пожилым человеком, с готовностью сообщил имена тех, кому давал карточки, в списке значилась и фамилия одного из крупных сановников Министерства иностранных дел. Тот не нашел карточки, но вспомнил, что к нему заходил сослуживец, тайный советник Долматов с сыном.

   Полицейские раздобыли фото младшего Долматова. Подруга убитой тотчас же признала в ней одного из "элегантных знакомых", прислуга ответила: "Они-с!", а приказчик от Пека сказал с уверенностью: "Они самые-с!"