Страна игроков - Иван Жагель

В статье действительно утверждалось, что так как президент в последнее время много болел, то работать над своей программой он не мог и за него это делали какие-то другие люди, собиравшиеся на подмосковных дачах.

– Но это же факт, что президент серьезно болен и в полную силу заниматься программой у него не было возможности, – перебил Семипалатинский все более и более горячившегося Романа.

– Можно подумать, что президенты других стран сами пишут свои экономические программы. Сидят по ночам и пишут. А на следующий день отсыпаются на официальных приемах, – огрызнулся Хрусталев. – Я никого не пытаюсь защищать. Речь идет всего лишь о здравом смысле. Как и при коммунистах, наша демократическая газета постоянно разжигает ненависть к власти, даже не попытавшись разобраться: есть ли в ее действиях хоть какая-то логика? А нашим соотечественникам только дай повод – они тут же устроят бунт… Может, хватит революций?!

По залу, где проходила утренняя планерка, прокатился встревоженный гул. Присутствующие переговаривались между собой, тихонько смеялись, скрипели стульями.

– Хватит! – хлопнул рукой по столу Семипалатинский. – Не знаю, почему вы, Роман, все время лезете на рожон, но мне надоели ваши выходки. В последнее время именно с отделом экономики у меня больше всего проблем, и я вас предупреждаю, что терпеть этого не буду!

Эта накачка получила совершенно неожиданное продолжение.

4

Когда Виктор зашел в кабинет редактора отдела, Хрусталев уже успокоился и даже впал в некоторую задумчивость. Прежде чем начать разговор, он покачался на задних ножках своего кресла, пожевал губами.

– Ты читал статью Щетинина? – спросил наконец Роман.

Виктор кивнул.

– Это мало просто читать. Ты должен учиться на таких статьях. Хрусталев покачал головой, давая понять, что он говорит вполне серьезно. Тебе нужно срочно соорудить нечто подобное, что «на ура» пройдет у Семипалатинского. Времени в обрез. Иначе наш отдел скоро просто разгонят.

– Но ведь на утренней планерке… – подал голос Ребров.

Хрусталев отмахнулся:

– Не напоминай. Я прекрасно знаю, о чем там говорил… Щетинин думает, что он большой оригинал. Хм, ему следовало бы лучше учиться в школе. В каком классе изучают роман Тургенева «Отцы и дети»? – поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Фактически наш Федор Щетинин – это тургеневский Базаров. Типичный русский интеллигент, который всегда отрицает не только власть, авторитеты, но и все, что только можно. Отрицание для таких людей – это форма самоутверждения… Базаровы – это проклятие для России. Они ломали вековые устои страны в девятнадцатом веке, они делали революцию в семнадцатом году, они вполне могут угробить Россию и сейчас… Просто чтобы доказать, что они умнее всех остальных…

– Зачем же мне тогда писать, как Щетинин? – хмыкнул Ребров.

– Зачем? – Хрусталев задумчиво посмотрел на Виктора. – Сейчас я тебе скажу одну вещь, которую, возможно, никогда больше не повторю… В общем, ты хороший парень. Даже научившись писать, как Федор, ты все равно не станешь таким, как он. Мне бы очень хотелось сохранить тебя в газете. Иначе эти псевдодемократы захватят здесь все… Здравомыслящих людей в этой стране не много, и мы должны поддерживать друг друга, объединяться. Понимаешь?!

Некоторое время они молчали: Ребров оттого, что ему было неловко, а Хрусталев – все еще погруженный в свои мысли.

– Знаешь что, – как обычно мгновенно переходя из состояния задумчивости в крайнее возбуждение, сказал Роман, – сооруди-ка ты быстренько интервью с каким-нибудь известным экономистом. Как раз и повод подходящий: президентская экономическая программа. Пусть этот экономист по ней потопчется. Такой материал можно сделать очень быстро. И он наверняка понравится Семипалатинскому. Чтоб он провалился! – ругнулся Хрусталев.

Задание и в самом деле было не очень сложным. Перестройка, экономическая реформа вывели на свет из кабинетов затхлых академических институтов широкие массы ученых-экономистов, пробавлявшихся еще недавно нищенским государственным довольствием и смехотворными гонорарами за публикацию статей в скучных специализированных журналах. Теперь же, пользуясь экономической неграмотностью рядовых граждан и руководителей государства, они стали предсказывать будущее страны, и, как всегда бывает в смутные времена, гадальные услуги пользовались бешеным спросом. С начала перестройки экономисты вытеснили с экранов телевизоров эстрадных звезд, их цитировали все газеты, и ни одно торжественное собрание, ни один прием не обходились без того, чтобы туда не пригласили кого-нибудь из новомодных экономических пророков.

Естественно, новым звездам разговорного жанра нужна была постоянная реклама, и они охотно раздавали интервью. Поэтому когда Ребров дозвонился до одного из известных экономистов – академика Серафима Мочалина, тот охотно согласился встретиться.

– Приезжайте завтра утром прямо ко мне домой, – сказал Мочалин. – Я сейчас работаю над новой книгой и на работу не хожу.

Виктор предупредил Хрусталева, что на следующий день с утра он поедет брать интервью у академика, значит, при необходимости интервью с ним можно планировать в следующий номер, а покончив с делами, помчался на встречу с Машей Момот.

5

Маша прилично опоздала, однако Ребров злился ровно до тех пор, пока не увидел ее. Сердиться на красивых молодых женщин трудно, а на очень красивых – просто невозможно.

У Маши была прекрасная фигура, и она не собиралась ее скрывать, одеваясь во все облегающее и открывающее. Казалось, если бы кто-нибудь попросил ее раздеться, то она не стала ломаться, и только потом поинтересовалась бы: для чего это надо?

Последний раз Ребров видел ее в аэропорту, когда они прилетели из Сочи. Прощаясь у автомобильной стоянки, где оба оставили свои машины, Маша заявила, что в самое ближайшее время по-соседски забежит к Виктору в редакцию. Но все ограничилось одним телефонным звонком после публикации его статьи о Союзе молодых российских предпринимателей. Теперь же она была неподдельно рада их встрече.

Маша расцеловала Реброва, а затем со старательностью маленькой девочки вытерла помаду с его щек.

– Я по тебе соскучилась, – жеманно сказала она, словно приехала с другого конца света, а не работала все это время в двух кварталах от него.

– Именно поэтому ты мне позвонила?

Явно с иронией заданный вопрос ее нисколько не смутил. Она даже не обратила на эту легкую издевку внимания. Присев на скамейку, Маша стала покусывать большой палец, раздумывая, с чего бы начать.

– Понимаешь, ты мне нужен, как… для того… – Она не могла подобрать точной формулировки. – В общем, сейчас я пойду к одному потенциальному спонсору, у которого можно достать деньги для газеты.

– А как же этот… «теневой премьер»… Груднин? Вроде бы у тебя там все было на мази?

Маша брезгливо поморщилась.

– Лучше не напоминай мне о нем. Дутая величина. И еще – похотливый мерзавец. Я послала его подальше…

– А к кому ты идешь сейчас? – поинтересовался Виктор.

– Это – глава крупной инвестиционной компании… Некто Соломатин. Вот за ним стоят реальные деньги.

Глаза ее загорелись уже знакомым Виктору мечтательным огнем. Она была неисправима.

– А зачем тебе нужен я?

– Ну-у-у, – замялась она в очередной раз. – Я боюсь, если пойду одна, опять нарвусь на какие-нибудь мерзкие предложения… Ты понимаешь… Ну, пожалуйста, сделай одолжение…

– Зачем же ты оделась так, будто собираешься его соблазнять? озадачился Ребров.

Маша раздраженно взмахнула руками, удивляясь его непонятливости:

– А ты бы хотел, чтобы я пришла к нему в парандже?! Я ему, конечно, должна понравиться, но его надо держать на дистанции.

– Каким образом ты его удержишь, если он, дай бог, будет давать тебе деньги?!

– Ну это уж моя забота, – отмахнулась она. – Так ты идешь?

Соломатин оказался симпатичным мужиком лет пятидесяти. Он слабо интересовался коленками Маши Момот, а еще меньше – ее планами по выпуску экономической газеты, в которой, как она с жаром рассказывала, акцент будет делаться на отражении инвестиционного климата в России, на деятельности инвестиционных компаний.

– Идея интересная, – промямлил он. – Надо над этим подумать.

Еще Соломатин напоил их чаем и вручил каждому по годовому отчету компании.

– Ну как ты считаешь, мне удалось его заинтересовать? А как тебе он сам? Что ты думаешь об этой конторе? – засыпала Маша вопросами Виктора, когда они уже шли по Мясницкой к центру.

– По-моему, встреча была неплохой. Он явно заинтересовался твоей… как ее… инвестиционной газетой, – не очень уверенно поддержал Ребров.