Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич

— Пусть премию возьмет Ринтын!

Ринтын поднялся на возвышение и принял из рук Татро патефон и пачку пластинок.

— Слушайте, товарищи! — поднял руку Татро, водворяя в зале тишину. Правление решило дать премию всей семье Омрырольтына. Вы знаете, что хозяин семьи без одной ноги.

Но с помощью своей жены Пыткыванны и дочери Тынавааль он удачно охотился и добыл одиннадцать песцов! Семья Омрырольтына премируется швейной машиной.

Гром рукоплесканий покрыл слова Татро. Еще бы! Какая из улакских хозяек не мечтала иметь чудесную машину, которая так быстро шьет и делает строчку, как сказочная мастерица!

После раздачи премий поставили к стенам скамейки и начались танцы. Охотники под удары бубна и ритмичное пение исполняли старинные танцы, воскрешая жестами недавние дни удачной охоты.

Слепой Йок под смех присутствующих спел сочиненную тут же на мотив "Эй, комроты" песню о семье Омрырольтына:

Эй, Омрырольтын!Даешь Пыткыванна,Даешь Тынавааль,Чтоб была ванэнан![11]

Подбегая к яранге с патефоном, Ринтын заметил, что люди то и дело входят в нее. Что-то случилось! У самого порога его остановил старик Рычып.

— Тише, — шепнул старик. — В яранге гость.

— Кто?

А вдруг приехала мать? Или вернулся из тюрьмы отчим Гэвынто?

Рычып приложил палец к губам, призывая Ринтына к молчанию.

— Тот гость приехал, которого в этой яранге давно уже ждут, — сказал Рычып.

— Откуда приехал?

— Оттуда, откуда мы все, — хитро и загадочно улыбнулся Рычып, пропуская мальчика в чоттагын.

В яранге было столько народу, что собак пришлось выгнать на улицу.

Дядя Кмоль, радостный и веселый, сидел у полога и курил трубку. Ринтын обвел взглядом всех собравшихся. Все лица знакомые: старая Пээп, Кукы, Чейвытэгин, Ыттырультын.

Ринтын тихо спросил:

— Дядя, а где гость?

— Спит в пологе, — улыбнулся дядя Кмоль. — А недавно кричал.

— Почему кричал? — встревожился Ринтын. — Он больной?

Сидевшие в чоттагыне засмеялись.

— Доктор говорит, здоровый!

Ну кто же он такой? Ринтын обвел взглядом всех собравшихся. Они были явно рады гостю, а больше всех дядя Кмоль. Обычно немногословный и хмурый, он оживленно переговаривался со всеми, и сияющая улыбка не сходила с его лица.

В чоттагын вошла великанша Рытыр, мать девочки Ватваль. Показав хозяину мизинец, она сказала:

— С прибытием долгожданного гостя!

— Спасибо, тетушка Рытыр! — ответил Кмоль.

— Должно быть, гость много подарков привез?

— Хватит на всех, — засмеялся дядя Кмоль. — Последнюю жердину с яранги сниму, но оделю всех.

Только сейчас Ринтын догадался, о каком госте шла речь. Он подошел поближе к дяде Кмолю и тоже показал мизинец.

До вечера приходили люди и поздравляли хозяина с рождением сына. Каждый обязательно уносил с собой какой-нибудь подарок. Гость должен быть богатым, чтобы всю жизнь ему сопутствовала удача, чтобы в сердце каждого, кто получил подарок, осталось о нем доброе воспоминание.

До вечера, пока в Улаке не зажглось электричество, в яранге дяди Кмоля звучал патефон и приятный женский голос выводил слова новой песни. Ринтын перевел слова песни, и каково было удивление его, когда оказалось, что песня будто специально сочинена об их родном Улаке:

Вдоль деревни,От избы до избы,Зашагали торопливые столбы.Эх, загудели, заиграли провода —Мы такого не видали никогда!

26

Когда южным ветром унесло припай и море очистилось ото льда, дядя Кмоль после долгих просьб согласился все-таки взять с собой на охоту Петю и Ринтына.

Ринтын тщательно вычистил оставшийся от отчима дробовик, смазал топленым тюленьим жиром кэмыгэт — высокие, до колен, непромокаемые охотничьи торбаза, расправил слежавшийся плащ из моржовых кишок и остро наточил нож. Подумав немного, он сунул в охотничий мешок книжку.

Петя приволок к вельботу полный рюкзак.

Кукы спросил его:

— Что у тебя там в мешке?

Петя замялся.

— Ага! — поднял вверх палец Кукы. — Охотничье снаряжение.

Петя кивнул головой с таким видом, будто в горле у него застряла кость.

— Ну-ка, покажи, что ты взял с собой? — Кукы положил на рюкзак свою большую, как лопата, ладонь.

Петя неловко развязал рюкзак.

Кукы захохотал:

— Как же это ты? Или ты не надеешься на добычу? Разве ты не знаешь, что только голодный охотник по-настоящему упорен и настойчив?

— Оставь его, — старый Рычып остановил Кукы. — Он в первый раз идет на охоту. Всех законов не знает. Вон, смотрите, идет товарищ Кожемякин.

К вельботу спускался Кожемякин — уполномоченный райсельхозотдела. Два раза в год — ранней весной, когда начинался первый ход моржей, и поздней осенью, в пору лежбища, — Кожемякин прибывал в Улак и отсюда объезжал окрестные стойбища. Охотники уважали его за то, что он не лез к ним со своими советами, как и где ловить морского зверя.

— Его зовут у нас "моржовый начальник", — объяснил Ринтын Пете странное прозвище Кожемякина, — потому что он хлопочет о плане заготовки моржей. Если добудут больше — хорошо, но меньше — никак нельзя. Дядя Кмоль говорит, что моржовый начальник сам не ездит на охоту: на воде ему делается дурно, хотя он в наших краях не новичок и язык наш знает.

— Здравствуйте, товарищ Кожемякин, — поздоровался Кукы. — С нами на охоту?

— Некогда, — ответил начальник, пожимая руки охотникам. — Надо ехать в райисполком.

Кожемякин поставил на борт вельбота маленький чемоданчик, обитый моржовой кожей, и поправил на кожаном пальто широкий ремень.

— Как-нибудь в следующий раз, — сказал он. — Получена телеграмма, что, по данным авиаразведки, в районе Ирвытгыра появились киты.

— Спасибо за новости, — улыбнулся Кукы, — мы и без этого позаботились о гарпуне.

Большой китовый гарпун, длиной в два с половиной метра и толщиной в руку, — с остро отточенным наконечником, надетым на металлический стержень, производил внушительное впечатление.

По случаю того, что на вельботе ехало начальство, его сопровождал председатель колхоза Татро.

— На промысел? — спросил ребят Татро.

— Да, Иван Иванович, — ответил Ринтын.

— Вы уж, ребята, не зовите меня больше Иваном Ивановичем. Просто Татро. Это Василий Львович назвал меня Иваном Ивановичем, чтобы научить учащихся обращаться к учителю по имени и отчеству.

Татро совсем потерял "учительский вид". Волосы, бывшие ранее предметом особых забот, росли теперь свободно и густой черной прядью падали на лоб.

Ребята пристроились на корме, около мотора. Невдалеке от них поместился Кожемякин, он угощал охотников папиросами из прозрачного, как речной лед, портсигара.

— Надо же такую красивую вещь смастерить! — восхищался Кукы. — Из чего же сделана?

Кукы взял портсигар и начал сжимать, пробуя его прочность.

— Это пластмасса, — сказал Кожемякин, отбирая портсигар.

Миновали большой, выдававшийся далеко в море каменистый мыс и вышли на морской простор. Крутая волна катилась навстречу, чуть слева по носу вельбота. Ударяясь о борт, она окатывала сидящих солеными брызгами. По левому борту подняли брезентовый фальшборт.

Кожемякин сидел, втянув голову в плечи и полузакрыв глаза. Он засунул руки в рукава и положил под ноги чемоданчик. Его лицо приняло зеленоватый оттенок, точь-в-точь какой был у пассажиров «Нерпы» во время поездки Ринтына в пионерский лагерь.

Кукы вытащил со дна вельбота большой чайник, налил в эмалированную кружку воды.

— На, попей, легче станет, — сказал он, протягивая "моржовому начальнику" кружку.

Не открывая глаз, Кожемякин отрицательно покачал головой.