Флаг миноносца - Юлий Анненков

Сомин почувствовал сильное желание лечь плашмя на траву. Ему хотелось стать плоским, как лист бумаги. Он сделал над собой усилие, взглянул на Земскова. Лейтенант стоял во весь рост, высоко подняв руку:

- По пикирующему - огонь!

Дружно заработали все три автоматические пушки. Трассирующие снаряды прочертили воздух. В это время из самолета вывалилось несколько черных комочков. Они были видны только какую-то долю секунды. Когда загрохотали разрывы, Сомин вздохнул с облегчением. Бомбы легли далеко позади.

Второй самолет спикировал левее огневых позиций, но вместо того, чтобы устремиться снова вверх, он окутался дымом и почти отвесно упал на землю. Черно-багровый костер взметнулся на том месте, где самолет врезался в степь. Третий "юнкерс" отвернул и ушел, сбросив бомбы куда попало. Земсков и его бойцы с удивлением наблюдали эту сцену.

- Что за номер? - сказал Сомин. Он снял каску и вытер ладонью холодный пот со лба. - Ведь мы сейчас не стреляли.

- Мы здесь не одни, - ответил Земсков.

Дивизион уже вытягивался на дорогу. Машины Сомина и Клименко, как обычно, встали в хвост колонны. Земсков вскочил на подножку. Когда они проехали метров сто, лейтенант тронул Сомина за плечо:

- Видал, Володя, как нужно стрелять? Вот кто сбил "юнкерса"!

У самой дороги торчал из глубокой аппарели тонкий ствол с небольшим раструбом. Это было такое же 37-миллиметровое орудие ПВО - ПТО, какие были у моряков, но только не на машине, а прицепное. У орудия стоял горбоносый темнокожий человек с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Он помахал пилоткой и крикнул:

- Заезжай в гости, товарищ моряк!

Дивизион остановился неподалеку. После ужина, когда стемнело, Сомин сказал Клименко:

- А что, сходим к тому зенитчику?

Клименко - младший командир срочной службы - всегда слегка подтрунивал над Соминым.

- Чего я там не видел? - сказал он, пожимая плечами. - Пушка обыкновенная и елдаш обыкновенный. Тебе, конечно, в новинку сбитый самолет.

- А тебе не в новинку? И не все ли равно - русский ли он или, как ты говоришь, "елдаш"?

Клименко пожал плечами. Он тоже не сбил в жизни ни одного самолета, но самодовольная ограниченность службиста, который считает, что он добился очень многого, возвысившись на две ступеньки над равными себе, не позволяла ему восхищаться теми, кто не выше его по положению в армии.

- Елдаш есть елдаш, - глубокомысленно заметил Клименко, - послужишь с мое, тогда узнаешь. А самолет - дело случайное. Подвезло ему - значит попал.

- Не везенье, а уменье! - сердито сказал Белкин. - Разрешите мне пойти с вами, товарищ сержант?

Сомин пошел с Белкиным. Лейтенант охотно отпустил их.

Командир орудия очень обрадовался гостям. Это был средних лет азербайджанец, говорливый, шумный, стремительный, с быстрыми и точными движениями темных рук. Ахмат Гаджиев имел уже на своем счету одиннадцать самолетов. Восемь из них были сбиты при пикировании. Сегодня он сбил двенадцатый самолет.

- Пикировщик - хорошо! - говорил Гаджиев, усаживая Сомина на устланную травой ступеньку окопчика. - Фашист видел зенитчика. Думает сейчас его уничтожим. Зенитчик испугается, - Гаджиев забавно скорчился, закрывая лицо руками, - забудет стрелять, а мы, как молния, упадем, шарахнем ему бомба прямо в морда. Да?

- Конечно! - смеялся Сомин. - Именно так он думает.

Гаджиев вскочил, и лицо его сразу стало злым и напряженным:

- Пускай думает! Смотри сюда. Сам садись за штурвал! Сам обязательно! Ни на секунда не выпускай из коллиматор! Упреждение не надо, курс не надо, скорость не надо...

- А что надо?

- Крепкий нервы надо, верный глаз, как у горный орел - вот что надо! "Юнкерс" свистел, пугал, прямо на нас летел, а ты сидел как сталь - ты и штурвал, больше ничего. Вот вошел в пике, - Гаджиев показал рукой, как входит в пике самолет, - сейчас бомба пускать будет. Уже нога на педаль держит. Да? А ты тоже держи нога на педаль и как раз нажимай раньше, чем он. Только не спеши! Близко подпускай. В тот самый секунд, как ему надо бомбы бросать, выходить из пике, - он показал рукой, как самолет выходит из пике, - сбивай его к чертовой матери, матрос!

Сомин и Белкин поняли секрет старшего сержанта Гаджиева. Но понять было мало.

- Погоди, Ахмат, - Сомин сел за штурвал пушки, - вот я держу его в перекрестии, жду, не стреляю, а если пропущу момент, что тогда?

- Тогда крышка тебе. Понял? И очень хорошо. Никому плохой зенитчик не надо. Для Родина - не надо, для командир полка - не надо, для твоя девушка - не надо!

Артиллеристы дружно хохотали.

- Нэ лякай хлопця, командыр! - сказал пожилой усатый боец. Гаджиев понял его слова. В этом расчете все хорошо понимали друг друга, хотя были тут и азербайджанцы, и евреи, и украинцы.

- Разве я пугай? - Гаджиев удивленно поднял брови. - Учим. Понимаешь? Хороший парень - учить надо. Ты, Сомин, так считай: не он меня, а я его буду сбивать. Да? Первый раз страшно, второй - тоже страшно, сто раз - все равно страшно, а ты сердце в кулак держи. Сам себе доверяй. Не ногой сердцем нажимай на педаль! Теперь понял?

- Теперь понял, Ахмат, буду твоим учеником.

Гаджиев порывисто обнял его:

- Будь здоров, матрос! Много фашист сбивай! Скоро война кончать будем, тогда приезжай Азербайджан - все вспоминать будем.

Сомин и Белкин шли по степи, без конца повторяя слова нового знакомого. В траве курлыкала какая-то ночная птица. Молодой месяц подымался из-за бугра, а над ним с тонким комариным звоном в недосягаемой высоте шел "мессершмитт".

- Хорошо, что пошли, - сказал Сомин.

- Хорошо, товарищ сержант. Правильный человек Ахмат Гаджиев. Людей надо учить. Вот я нашу пушку знаю неплохо, мне любая машина дается. А корректировать огонь не умею. Ты бы поучил меня, пока есть время, командир?

Сомин кивнул головой.

- Ладно. Все, чему меня учили, расскажу и покажу. Только я и сам не очень-то...

Белкин остановился и пристально посмотрел на своего командира:

- Я знаю, и тебе трудно. Только никому из подчиненных никогда не показывай виду.

Сомин ничего не ответил. До орудия дошли молча. Сомин улегся на зарядных ящиках, накрылся шинелью. Он заснул быстро, и приснилась ему Маринка. Она была в белом полушубке и в валенках, но без платка. Золотистые волосы падали на ее воротник, а рядом стоял Ахмат Гаджиев и показывал рукой, как пикирует самолет.

3. МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ ШУБИНА

В расчете сержанта Сомина появился новый боец.

Писарчук только что вернулся с камбуза с котелками в руках. Сомин резал хлеб на снарядном ящике, всецело углубившись в это занятие. В расчете до сих пор не усвоили хорошего морского правила - пищу не делить, а брать сколько надо, но так, чтобы и товарищу хватило. Уже не раз пытался Сомин ввести "морской закон", но ничего не получалось. Преподобный Лавриненко хватал себе побольше, медлительный Писарчук вечно опаздывал, а сам командир оставался голодным, пытаясь примирить спорящих. В конце концов это ему надоело, и он снова стал делить хлеб на девять равных частей. Делить надо было с аптечной точностью, чтобы не доставить повода для нытья Дубовому или Лавриненко.

Разрезав хлеб, Сомин хотел уже сказать: "Берите, ребята", - но, подняв голову, он увидел довольно странное зрелище: к орудию шли лейтенант Земсков и еще какой-то боец. Но что это был за боец! Артиллеристы побросали ложки в котелки, а Сомин застыл с ножом в руке, забыв подать команду "Смирно".

- Младший сержант Шубина, - хмуро сказал лейтенант, - будет служить в вашем расчете.

Сомин, не скрывая удивления, рассматривал высокую девушку в кавалерийских брюках-галифе. На вид ей можно было дать лет двадцать, а то и меньше. Гимнастерка туго затянута ремнем. На стройных ногах - ловко скроенные брезентовые сапожки. Головной убор заменяют густые черные волосы, скрученные на затылке в толстую косу.

Девушка протянула руку:

- Людмила!

Держала она себя уверенно. Опыт говорил ей, что не понравиться она не может. Ведь не каждый день встречаются девушки с такими большими глазами, с таким нежным овалом лица и правильными, хотя немного крупными чертами.

- Поставите подносчиком снарядов, - сухо приказал Сомину Земсков.

Девушка обернулась к лейтенанту:

- Я вам уже сказала, что могу работать наводчиком. Разве не понятно?

- Будете работать, где приказано! Пойдемте со мной, Сомин.

Зенитчики захлопотали вокруг нового бойца. Ей пододвинули ящик, подали котелок. Коротышка Куркин прищелкнул языком и протянул свою ложку, предварительно обтерев ее о гимнастерку.

Когда Сомин и лейтенант отошли от орудия, Земсков сказал:

- Комиссар приказал направить к тебе, Володя. Гордись. Я возражал, но знаешь Яновского. Приказ - и все тут.

- А откуда она взялась?

- Черт ее знает! Прибилась к разведчикам. Арсеньев вызвал меня и приказал забрать к себе.

- А что я с ней буду делать?

- Этого, Володя, я и сам не знаю. Думаю, она не задержится. Пока пусть служит, как все.