Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дивизион оказался совсем близко, в поселке у железнодорожной станции. Доехали за полчаса. Сомин еще издали увидел свое орудие, но обошел его стороной.
Яновский сидел в избе за кружкой холодного чая. Перед ним лежало письмо из дома. Жена сообщала, что племянник Коля, который вырос у них на глазах, убит несколько дней назад на волоколамском направлении. Его мать еще не знает об этом. Как ей сообщить? Яновский любил сестру особенной отцовской любовью. Всю жизнь он привык заботиться о ком-нибудь. Глаша всегда казалась ему маленькой девочкой, даже когда она вышла замуж за его однополчанина. Яновский не мог привыкнуть, что она уже взрослая. "Надо написать ей. Чем скорее - тем лучше", - решил он и потянулся к своей полевой сумке, лежавшей на краю стола.
- Товарищ гвардии батальонный комиссар! К вам сержант из зенитно-противотанковой батареи, - доложил ординарец, - вроде как не в себе. Впустить?
Сомин остановился на пороге.
- Все знаю, - сказал Яновский.
- Я - не дезертир, - произнес Сомин заранее заготовленную фразу.
Комиссар отодвинул от себя полевую сумку и начал ходить из угла в угол.
- Еще что скажете, Сомин?
Сомин рассказал все. Это было очень трудно. И Яновский понимал, как трудно этому юноше открыть чужому человеку и начальнику свой позор и свою боль.
В штаб уже было доложено, что сержант Сомин исчез. Бойцы, посланные на поиски, вернулись ни с чем. Земсков порывался ехать сам, но ему не разрешили. Арсеньев бросил коротко: "Когда приведут, немедленно под арест. Сопроводительную, и в трибунал". Собственно говоря, Сомин отсутствовал только два часа сверх разрешенного ему получаса, но за это время дивизион успел сменить исходные позиции. А что, если бы за эти два часа дивизиону пришлось побывать в бою? Кто командовал бы орудием Сомина? Могло бы случиться и так, что весь расчет погиб, выполняя боевую задачу, а командир орудия остался цел и невредим, поскольку он в это время отсутствовал.
Последнее предположение Яновский высказал вслух:
- Могло так быть?
- Могло.
Сомин смотрел прямо в глаза Яновскому и видел в них свой приговор.
- Кому мне сдать оружие, товарищ комиссар?
Яновский молчал несколько секунд. За эти секунды он успел представить себе всю короткую безоблачную жизнь этого мальчишки, который был ровесником Кольки. Это - первое большое потрясение в его жизни. Выйдет ли он из него закаленным, полным внутренней убежденности в том, что надо искупить свою вину, или просто решит - "Повезло"?
- У меня просьба, товарищ комиссар, - с трудом вымолвил Сомин, оставьте мне морскую форму. Где бы я ни был... Я пойду туда, куда вы меня пошлете, но и там я буду считать себя в нашем дивизионе.
Яновский покачал головой:
- Нельзя. Это все равно, как если бы вы попросили дать вам с собой лоскут от Флага миноносца. Вы - умный парень, Сомин. Мне вам нечего объяснять. Подумайте обо всем сами. О вашем поступке по отношению к нашей части и о том, как вы обошлись с вашей знакомой девушкой. Идите, доложите лейтенанту Земскову, что вы прибыли, а там поглядим.
Сомин уже выходил из комнаты, когда комиссар снова остановил его:
- И не делайте глупостей! Вы их натворили достаточно. Теперь умейте держать ответ, как положено моряку. Наше главное дело - воевать, гнать немцев от Москвы!
Может быть, Сомину показалось, что в глубине глаз Яновского заиграла чуть заметная улыбка? Может быть, показалось, что его назвали моряком? Неужели комиссар сумел прочесть мысль, мелькнувшую в уме Сомина: "Выйти сейчас из избы и... Ничего нет. Ни Маринки, ни части. А отец и мать? Им сообщат, что он - преступник, отдан под суд. Не лучше ли сразу, пока наган еще при нем?"
Какой нелепой кажется сейчас эта мысль! Гнать немцев - вот что главное! Все остальное - второстепенно. Гнать от Москвы фашистов!
- Разрешите идти на орудие, товарищ комиссар?
- Идите.
Яновский тут же сообщил Арсеньеву о том, что он отменил его распоряжение и отправил Сомина на орудие. Казалось, с таким трудом налаженные отношения между командиром и комиссаром будут безвозвратно испорчены. На мгновение Яновский усомнился в том, стоило ли из-за одного сержанта рисковать единством в командовании части, да еще накануне серьезных боев. "Нет, мы с Арсеньевым все равно будем заодно, потому что цель у нас одна, - решил Яновский, - но никогда, ни в каком вопросе я не буду действовать вопреки своей совести. Сомин в армии - без году неделя. Он уже успел научиться многому. Он - не трус, не подхалим, не трепещет за свою шкуру. Это - честный человек, который дорожит службой в морской гвардии. Мы, бесспорно, воспитаем из него командира. Надо лепить человеческий характер, строить его, как дом, кирпич к кирпичу, а выбросить - проще всего".
Арсеньев стоял, опершись сжатыми кулаками о стол. Челюсти его напряглись, глаза посветлели от гнева.
- Может быть, ты возьмешься командовать дивизионом? - спросил он. - А мне оставь пятерых с лидера и мой флаг.
"Самого тебя еще надо воспитывать, тебя - героя, боевого флотского командира, - думал Яновский, глядя на него. - Что же говорить о мальчишке? Кто сразу родился готовеньким, отшлифованным, отполированным?"
- Нет, дорогой друг, - произнес он вслух, - литейного цеха мало. А токари, фрезеровщики, шлифовщики для чего?
Он сдержал негодование, которое нарастало в нем против Арсеньева.
- Слушай, Сергей Петрович, нас обоих послала на сухопутный фронт партия, послало наше правительство, наше командование, так что нервам своим воли не давай. Не к лицу это тебе. А таких, как Сомин, у нас полдивизиона. И все-таки будет у нас отличная боевая часть под твоим командованием.
- Ты отменил мой приказ, - тихо сказал Арсеньев, закусывая изо всех сил незажженную папиросу.
Яновский щелкнул зажигалкой:
- Прикуривай! Плохо ты помнишь свои приказы. Ты сказал: "Приведут отправить в трибунал". Так? А его никто не приводил. Сам бежал за дивизионом изо всех сил. К передовой бежал, аж чуть сердце не лопнуло. Хуже смерти для него мысль, что выгонят из части. Разве можно отдавать таких людей?
В дверях показался офицер связи. Он принес пакет. Арсеньев рванул его по диагонали, прочел и сказал:
- В шесть утра - играем! Три дивизионных залпа. Вот сюда! - Он указал точку на карте, и оба они склонились над ней. Теперь обоими владела только одна мысль: гнать немцев от Москвы! Все остальное казалось мелким и не заслуживающим внимания.
6. ДИВИЗИОН ИДЕТ НА ЮГ
Наутро началось наступление. В грохоте артиллерийской подготовки потонуло все личное, что было у каждого. Конечно, Сомин не забыл о свой беде, но среди тех дел, которые происходили сейчас у него на глазах, некогда было тосковать, мучиться и вспоминать.
Враги уходили на запад, а вместе с ними как будто отходил и мороз. Стало теплее. Небо посветлело, поголубело. В нем чуть заметно угадывался приближающийся перелом в сторону весны.
Теперь стреляли ежедневно. Дивизион давал залп и быстро менял позицию. Орудийная стрельба слышалась непрерывно, и время от времени к ней присоединялись густые раскаты реактивных установок. Где-то впереди пехотинцы - рослые сибиряки в белых полушубках - вместе с танками опрокидывали заслоны врага и гнали его от Москвы. Но в морском дивизионе никто по-прежнему не видел ни одного вооруженного немца. Их видели только пленными и мертвыми. Замерзшие трупы валялись по обочинам дорог.
После очередного огневого налета дивизион приводил в порядок материальную часть. Автоматические орудия, батареи ПВО - ПТО тоже чистили, хотя стрелять из них сегодня не пришлось. Самолеты противника появлялись теперь редко.
- Скоро - войне конец, - сказал медлительный Писарчук, накладывая густое масло на щетку банника.
Сомин с удивлением обернулся на это замечание и увидел улыбку Белкина, который в это время протирал замшей коллиматоры орудия. Дубовой радостно закивал своей большой костистой головой:
- Фашистская армия деморализована, она бежит под нашими ударами!
- Вот чертов учитель! - рассмеялся Белкин. - Как по книге читает! А ты вспомни, как сиганул с орудия, когда начали бить минометы.
Сомин не вмешивался в этот разговор. Ему и самому казалось, что война идет к концу. Он даже жалел, что ни разу не пришлось побывать в настоящем бою. "Вот Косотруб, Шацкий, Клычков, - думал он, - те повоевали - кто на море, кто на суше, а я... только опозориться успел. Как покажусь на глаза Маринке? После того, что было, я не могу прийти к ней просто так: "С победой, Мариночка, давай начнем сначала!" - Неужели она потеряна для меня навсегда? В ее глазах я - бесчувственный пьяный грубиян и больше ничего. Нет, лучше не думать о ней совсем..."
Но мысли снова упорно возвращались к темной даче, где он погубил свою любовь, и только голос лейтенанта Земскова вернул Сомина к действительности:
- Заканчивайте скорее! Через десять минут выходим.
Бойцы заработали быстрее. Вскоре загудели моторы. Как обычно, орудие Сомина шло в хвосте колонны. Снова поплыли за стеклом машины милые подмосковные места. "Куда сейчас идем?" - думал Сомин. Лейтенант, ехавший на другой машине, не смог бы ему ответить на этот вопрос. Не знал этого и Арсеньев, которому было приказано привести дивизион в Москву. Он вел свои машины по знакомым дорогам, полагая, что часть перебрасывают на другой участок фронта. Того же мнения был и комиссар: "Где-нибудь требуется подбавить огонька".
- Император Всероссийский Александр III Александрович - Кирилл Соловьев - История
- Атаман Анненков - неизвестен Автор - История
- Советская водка. Краткий курс в этикетках - Владимир Печенкин - История
- Юлий Цезарь. В походах и битвах - Николай Сергеевич Голицын - Биографии и Мемуары / История
- Северный Часовой и другие сюжеты - Борис Акунин - История
- Майориан и Рицимер. Из истории Западной Римской империи - Юлий Беркович Циркин - История
- Осада Будапешта. Сто дней Второй мировой войны - Унгвари Кристиан - История
- Крестовые походы: в 2 т. Т. 1. - Александр Грановский - История
- История Византии. Том 1. 395-518 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский - История
- ЦАРЬ СЛАВЯН - Глеб Носовский - История