Уголек - Альберто Васкес-Фигероа

Лицо старейшего из присутствующих, а быть может, и во всем Новом Свете, избороздили столь глубокие морщины, что, казалось, на всем его теле не нашлось бы кусочка кожи, где мог бы пристроиться комар. По-прежнему сидя на корточках, старик прополз вперед, застыл перед негритянкой и принялся изучать ее столь внимательно, будто его зоркий взгляд пытается проникнуть вглубь ее тела и узнать, что она ела вчера на ужин.

Наконец, он печально покачал головой.

— Не Кураре Мауколаи, — только и сказал старик.

— Вот чертов старикан! — немедленно разъярилась Уголек. — Да почем ему знать, на что способна дагомейка? — она раздраженно повернулась к канарцу, с иронией наблюдающему за этой сценой. — Объясни этому скопищу морщин с ногами: если мне предоставят всё необходимое, я через месяц сделаю это дерьмо! — она немного помолчала и презрительно добавила: — И научу их рыбачить.

— Рыбачить? — удивился канарец. — Да эти люди живут за счет рыбалки и наверняка знают о ней всё.

Уголек убежденно покачала головой.

— Сомневаюсь, потому что не видела ни одной акадьи.

— Это еще что?

— Силок для рыбы. Ее устанавливают под домом, и он превращается в настоящий садок. Когда наступает время обеда, нужно лишь выбрать рыбу, какая больше понравится.

— Звучит заманчиво.

— В Ганвиэ такие у каждой семьи.

Канарец внимательно на нее посмотрел и, придя к выводу, что девушка знает, о чем говорит, решил перевести ее предложение туземцам.

Мысль о том, что можно иметь неиссякаемую кладовую, не прилагая при этом никаких усилий, настолько заинтересовала ценивших комфорт купригери, что на какое-то время они даже забыли о кураре и духовых трубках, сосредоточив всё внимание на том, как бы разузнать, что за штука эта акадья, способная сделать еще более приятным их и без того достаточно беззаботное существование.

К счастью, Уголек нисколько не лгала и даже не преувеличивала. Не прошло и двух часов, как она смастерила из длинных прутьев некое подобие ловушки, более всего напоминающей огромный горшок, и установила это сооружение на дне озера, на углу Дома важных бесед. В силок тут же набилась всевозможная рыба и стала метаться там, не находя выхода.

— Вот это да! — поразился Сьенфуэгос. — А почему рыбы все время прут в одну сторону? Ведь для того чтобы выбраться, им достаточно развернуться и плыть назад.

— Отец уверял, что некоторым созданиям чутье показывает, в какой стороне берег, где можно спрятаться, а где открытая вода, полная опасностей. Вот поэтому, если вода в озере мутная, рыба всегда держится у стенки и плывет в одном направлении, не понимая, что двигается кругами. Стоит ей попасть в силок, и она будет плавать в акадье до смерти.

— Хитро! Хитро и удивительно...

Негритянка лишь улыбнулась и мотнула головой в сторону морщинистого старика, сидящего на корточках у воды и ошеломленно созерцающего пойманную в силки рыбу.

— Ну что? — спросила она. — Он по-прежнему во мне сомневается?

— Он лишь заверил, что ты не Кураре Мауколаи, а мы с тобой прекрасно знаем, что это правда, — подмигнул ей канарец. — А о своих рыбацких умениях ты до сих пор не упоминала.

— У меня есть еще много других способностей! — лукаво засмеялась Уголек. — Много!

— Не сомневаюсь, — ответил Сьенфуэгос тем же тоном. — Недаром Якаре с каждым днем все худеет.

— Я его люблю... — вдруг воскликнула девушка. — Боже! Я и вообразить не могла, что могу так полюбить мужчину, как этого проклятого косоглазого... — она с нежностью прикоснулась к руке канарца. — Спасибо, что привел меня сюда, — сказала она уже другим тоном. — Спасибо, что появился в моей жизни и освободил от того борова, — и она ласково дернула его за рыжую бороду. — Неплохое местечко для жизни, да? Ты бы и сам здесь остался, будь рядом твоя блондинка.

И это была чистейшая правда, потому что жизнь на воде в оживленной деревне купригери отвечала основным требованиям не слишком взыскательного вкуса Сьенфуэгоса. Ни он, ни Уголек не собирались больше рисковать жизнью и хотели лишь жить в мире, хоть и вдалеке от родины, а девушка к тому же наслаждалась чудесными романтическими отношениями, так неожиданно возникшими в ее жизни.

Благодарный совет старейшин предоставил им две просторные хижины неподалеку от Кону-кора-йе и немедленно отправил к берегу всех воинов деревни — резать прутья, чтобы наделать побольше акадий вроде той, что соорудила Уголек.

— Дело кончится тем, что ты станешь черной королевой белых дикарей, — шутливо сказал Сьенфуэгос, глядя как с наступлением прохладного вечера лодки начинают причаливать к берегу. — Стоит тебе предоставить им кураре, как тебя провозгласят хозяйкой деревни.

— Это будет не так-то просто, — грустно ответила девушка. — В качестве основного компонента мне нужен яд, действующий на сердце, а не тот, что вызывает галлюцинации, рвоту или понос. А насколько я поняла, местные змеи сильно отличаются от африканских. Пройдет немало времени, прежде чем я выясню, какая из них обладает нужным ядом.

— Просто непостижимо, как ты управилась с той куамой, — заметил Сьенфуэгос. — Как тебе это удается?

— Не так уж это и сложно, если помнить, что змеи реагируют на движение и шум, — объяснила африканка. — Змеи — особенно те, что имеют широко расставленные глаза, видят перед собой движущуюся руку и слышат шум, исходящий из совершенно другого источника, и это приводит их в замешательство. Внезапно ты замолкаешь, продолжая щелкать при этом пальцами, и заставляешь ее сосредоточиться только на движениях твоей руки. После этого спокойно хватаешь ее другой рукой — и готово дело!

— Ты так говоришь, словно это игра, но потребуется много мужества, чтобы это сделать.

— Достаточно просто быть дагомейкой, — рассмеялась она. — В моей стране змееловство — это не только религия, но и часть нашей жизни. Когда два человека спорят и не могут прийти к соглашению, каждый принимает яд и того, кто выживет, если кто-то вообще выживет, признают правым. Если женщину обвинили в супружеской неверности, ее на целую неделю запирают в пещере с тремя щитомордниками, и если после этого она останется жива, никто больше не смеет сомневаться в ее честности. Точно так же, если кто-то хочет доказать, что говорит правду, он должен коснуться языком раскаленного железа, пропитанного змеиной кровью: либо он лишится дара речи, либо говорит правду, — негритянка развела руками. — Сам понимаешь, если, живя в таких условиях, ты не научишься обращаться со змеями, как другие умеют ходить или говорить, твои шансы дожить до зрелых лет весьма невелики.

— Удивительно, что кто-то у вас вообще доживает до зрелого возраста, — хмыкнул Сьенфуэгос. — Слава Богу, на Гомере нет змей. Клянусь, у меня волосы дыбом встают при виде этих тварей... — Он хотел еще что-то сказать, но вдруг замолчал, уставившись куда-то в небо, за спину Уголька. — То ли я сошел с ума, то ли и в самом деле молнии бьют все время в одну и ту же точку... Но ведь грозы нет... — добавил он, немного помолчав.