Ироническая Хроника - Тарас Бурмистров

Не менее красноречива и убедительна была и другая сторона, протестовавшая против восстановления старого гимна. Наиболее резко выступил Анатолий Чубайс, назвавший это возвращение к старому "исторической ошибкой". Загладить ее теперь, по его мнению, можно только выносом "трупа Ленина" из Мавзолея. Меня давно уже удивляло, что все последние годы, как только речь заходит о подведении исторических итогов, они всегда почему-то непременно связываются с каким-нибудь торжественным погребением в Петербурге. Прямо кладбище какое-то из города устроили, свозят трупы со всей России - царскую семью из Екатеринбурга, Ленина из Москвы. Чуть было не привезли и Бродского из Нью-Йорка, да как-то все же Бог миловал. Основывались, видимо, на его знаменитых строчках:

Ни страны, ни погоста

Не хочу выбирать.

На Васильевский остров

Я приду умирать.

Набоков тоже, как известно, писал:

Кость в груди нащупываю я;

Родина, вот эта кость - твоя!

но это же не значит, что нужно эту самую кость выкапывать из швейцарской земли, где Набоков похоронен, и погребать ее где-нибудь в Александро-Невской лавре.

Но я отвлекся. В ходе дискуссии по государственной символике высказывались и другие предложения, иногда чрезвычайно остроумные. Так, лидер ЛДПР Владимир Жириновский предложил "в качестве альтернативного варианта" изобразить на гербе космический корабль и некое "интернет-пространство", которое призвано символизировать собой "технологический отрыв России в следующем веке". Интересно было бы спросить у данного политика, видел ли он когда-нибудь это самое "интернет-пространство" и, если видел, то как оно выглядит? С этой точки зрения на гербе лучше всего было бы изобразить пресловутую "кузькину мать", которую мы давно уже обещали показать всему миру.

Реакция же средств массовой информации на восстановление мелодии советского гимна оказалась, на мой взгляд, уж совсем неадекватной. Все очень подробно рассмотрели вопрос о том, как отнеслись к реанимации музыки Александрова различные партийные группировки и о том, будут или не будут вставать под этот гимн те или иные наши знаменитые соотечественники. Что касается вопроса о вставании, то он вызывает у меня в памяти только издевательское замечание В. В. Розанова о том, что кроме этого "лошадиного способа" выражать свое почтение наша цивилизация "ничего не нашла, не выдумала и не выдавила из своей души". Еще смешнее, однако, всерьез рефлексировать по тому поводу, встанет или не встанет под мелодию старого советского гимна виолончелист Ростропович или балерина Плисецкая. Ради Бога, пускай сидят, оставим их в покое. Гораздо интереснее рассмотреть эту проблему под несколько более широким углом зрения.

Восстановив на рубеже тысячелетий византийский герб, петровский флаг-триколор и советский гимн, Россия, пожалуй, впервые за все время своего существования попыталась склеить воедино нашу фатально разорванную историю. Первая попытка такого рода была сделана в начале девяностых годов, когда после очередной революции победившая сторона не просто отвергла предыдущий, советский период, но и восстановила, хотя бы номинально, некоторые из государственных символов периода дореволюционного - герб, флаг, Государственную думу. Второй российский президент и в этом оказался продолжателем первого: вернув России советский гимн, он включил в общий поток нашей истории последнюю отверженную эпоху. Чрезвычайно символично, что самое бурное и неоднозначное столетие нашей истории закончилось столь впечатляющим актом объединения и примирения. Может быть, в свои следующие сто лет Россия избежит хотя бы части тех потрясений, что выпали на ее долю в ХХ веке.

9 февраля 2001 года Америка во мгле

В течение уже нескольких месяцев с Западного побережья США доносятся странные сообщения, тиражируемые мировыми информационными агентствами с долей недоумения, смешанного с известным злорадством. Сообщается о мощном энергетическом кризисе, сотрясшем Калифорнию, самый обширный, населенный и процветающий штат Америки. Слухи при этом распространяются самые чудовищные. Говорят, что по штату прокатываются волны аварийных отключений, калифорнийские электрические компании одна за другой оказываются на грани банкротства, губернатор штата объявляет в Калифорнии чрезвычайное положение. Миллионы американцев, не знавших отключений света со времен Второй Мировой войны, ящиками закупают свечи и прочие старинные средства освещения. Положение усугубляется с каждым днем, и властям штата приходится ввести режим веерного отключения, оставляя без света на несколько часов в день целые города. Режим экономии дошел до того, что была потушена иллюминация на одной из самых культовых построек Америки - мосте "Золотые Ворота" в Сан-Франциско. Другой символ американского процветания, компания "Intel", пока еще не обесточена, но все сотрудники ее калифорнийского отделения уже больше месяца работают при половинном освещении. Руководство компании, однако, демонстрирует оптимизм и утверждает, что "оставшегося освещения вполне достаточно для работы" и "никакой опасности для здоровья шести тысяч сотрудников нет".

Помнится, в эпоху перестройки в наших газетах встречались сентенции типа: "это так же невозможно, как очередь за мылом где-нибудь в Техасе". Нехватка таких простых вещей, как мыло, хлеб или электричество, всегда казалась проявлением крайней бедности и общественного неблагополучия. Но Америку к энергетическому кризису привели не нищета и разруха, а богатство. В Калифорнии находится знаменитая Силиконовая долина - центр американского и мирового высокотехнологичного производства. В последние несколько лет именно она являлась самым привлекательным в мире объектом для вложения денег, притягивая их, как магнит. Бурное развитие "новой экономики", взошедшей, как на дрожжах, на этом потоке инвестиций, привело к резкому росту потребления энергии. Между тем за последние десять лет в штате не было построено ни одной электростанции. Желающих вкладываться в развитие электроэнергетики не было, ведь любой простенький интернет-проект обещал совершенно другой уровень прибыли, чем такая скучная и долговременная вещь, как строительство электростанций. В результате электрических мощностей в Калифорнии стало остро не хватать, и в штате разразился полномасштабный энергетический кризис.

Погрузившиеся во тьму города на Западном побережье США - лишь одно из самых ярких (прошу прощения за скверный каламбур) свидетельств того, каким странным получилось теперешнее процветание Америки. С одной стороны, финансовое благополучие этой страны достигло совершенно циклопических размеров, а с другой - все громче становятся голоса, предрекающие США в скором времени такую экономическую катастрофу, по сравнению с которой крах 1929 года покажется невинным развлечением. К этому кризису американскую экономику приведет то же, что недавно привело ее к благоденствию - свободное и беспрепятственное передвижение денег по всему миру. Когда в 1997 году в Юго-Восточной Азии разразился финансовый кризис, оттуда начался быстрый отток капитала в более спокойные экономические "гавани", как выражаются сейчас на Западе. Годом позже неурядицы начались в России и Латинской Америке. Западная Европа в это время была занята сомнительным экспериментом с введением единой валюты, и поток денег, "все густея", как сказал бы Булгаков, устремился в США. Там он обрушился на фондовый рынок, отчего котировки акций в самое непродолжительное время взлетели до небес. Переварить такое количество денег не смогла даже американская экономика, самая большая в мире. Очень быстро акции самых пустячных и даже безнадежно убыточных компаний стали котироваться, фигурально выражаясь, на вес золота (фигурально, потому что само золото при этом дешевело и дешевело). Часто активы этих компаний состояли из нескольких компьютеров, десятка сотрудников и какого-нибудь популярного сайта в Интернете. Налицо был самый обыкновенный мыльный пузырь - вроде того, что вздулся и лопнул на наших глазах под незабвенным названием "МММ". Впрочем, наши покупатели акций МММ никогда не думали, что эти бумаги имеют хоть какую-нибудь реальную ценность; более простодушные американцы, однако, быстро уверовали в торжество "новой экономики", и, охваченные очередной золотой лихорадкой, скупали не глядя все, что имеет хотя бы малейшее отношение к высоким технологиям.

В прошлом году наступило отрезвление, и акции высокотехнологичных компаний подешевели в два раза. Их держатели потеряли при этом четыре триллиона долларов - страшная сумма, примерно столетний бюджет России. Деньги утекают из Америки с такой же скоростью, с какой еще недавно они туда притекали. При этом задолженность американской экономики сейчас даже выше, чем она была в 1929 году, перед началом Великой депрессии. Американцы сами создали миф о своей стране как о незыблемой крепости, надежном пристанище для вложения денег со всего мира, и теперь расплачиваются за этот вдохновенный эксперимент. Биржевые бумы были и раньше в разных странах, и почти всегда они были связаны с чем-то новым и высокотехнологичным. Был железнодорожный бум, была "Панама", была биржевая лихорадка в Голландии, когда еще и акций никаких не существовало - вместо них росли цены на луковицы тюльпанов, да так безудержно, что целая нация оказалась охвачена этим безумием, все покупали луковицы по самым невероятным ценам; кончилось это, как и следовало ожидать, колоссальным биржевым крахом 1636 года. Но так легко и свободно, как теперь, деньги по миру еще не перемещались, и теперь каждую нацию, которая вовлечена в эту игру, от финансового взлета до крушения экономики отделяет совсем малость - "мнение" рядовых вкладчиков и скромных держателей акций. Мнение же это не столько подчиняется экономическим закономерностям, сколько определяется психологией толпы. Стоило слегка пошатнуться вере в финансовое благополучие Юго-Восточной Азии, и весь континент несколько лет трясло в экономической лихорадке. В толпе никто не движется хаотически, но более осмысленными ее действия от этого не становятся. Во время лесного пожара все обитатели леса бегут в одну и ту же сторону - но не обязательно в сторону более безопасную. Сейчас мы наблюдаем, как массовый миф о финансовом благополучии Америки сменяется массовым прозрением. Чем кончится этот новый эксперимент, пока не может сказать никто.