Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Дуглас

– Только не раздел с частными объявлениями! – взвизгнула Ирен, кинувшись спасать газету из огня. – Кстати, нам и себя надо привести в презентабельный вид. Мистер Оскар Уайльд придет в три.

– Ах, этот, – вздохнула я и бросила пригоршню лент, которую подхватила со стула, где Ирен обычно шила, обратно на сиденье. – Самый нелепый человек из всех, с кем мне доводилось встречаться. Нисколько не сомневаюсь, что беспорядок его только «вдохновляет».

Ирен широкими шагами мерила гостиную, обмахиваясь запиской.

– Что бы ты о нем ни думала, в данный момент он крайне популярен среди людей, связанных с искусством. Да, он весьма своеобразен, но при этом известен: именно такое сочетание способно дать толчок моей карьере. Кроме того, в записке он упоминает о неком деле личного характера, в котором, возможно, я могу оказать помощь. – Ирен с торжествующим видом повернулась ко мне. Глаза ее сияли. – Думаю, у меня появился клиент.

– Честно говоря, Ирен, я бы предпочла, чтобы ты репетировала вместо всяких дурацких расследований. Было бы лучше, если бы мистер Уайльд пристроил тебя в какой-нибудь театр.

– Одно другому не мешает, – беспечно ответила Ирен. – Кроме того, ты не представляешь, как сильно меня выбило из колеи фиаско с Бриллиантовым поясом. Как я ни старалась, не продвинулась ни на пядь. Максимум, что мне удалось узнать, – что к украшению какое-то отношение имел некий «старый Нортон», который, как я сейчас начинаю подозревать, вообще никогда не существовал. А вдруг мне удастся помочь Оскару Уайльду? Кто знает, какие возможности для меня после этого откроются!

– Подозреваю, что весьма сомнительные, – в полголоса заметила я.

– Как ты не понимаешь, что я у разбитого корыта? – неожиданно воскликнула подруга, скинув шаль. – Я хочу, чтобы меня все уважали.

Я прикусила язык, с которого был готов сорваться обидный ответ. Ирен скрылась у себя в спальне, а я принялась дальше убирать гостиную. Я также не забыла задернуть занавес, чтобы прикрыть диван в нише, на котором спала. Я умела наводить чистоту, а Ирен – краситься. Мы объединили усилия. В результате к трем часам дня и квартира, и наш внешний вид были приведены в полный порядок.

В дверь постучали только в двадцать минут четвертого. Когда Ирен ее открыла, я увидела на пороге знакомого высокого бледного молодого человека, который во время приема у Стокера восхищался тем, сколь грациозно я наливаю чай. Естественно, я была уверена в том, что он меня не узнает.

– Здравствуйте, мисс Адлер, – произнес он, перекладывая из руки в руку завернутый в папиросную бумагу букет, пока я помогала ему снять промокшую верхнюю одежду. Его пальто я накинула на стоявший в гостиной безымянный манекен, который Ирен использовала вместо вешалки.

Мистер Уайльд посмотрел на приобретший странный вид манекен, одобрительно кивнул и принялся разворачивать букет. Один слой бумаги сменял другой, отчего мне пришла на ум луковая шелуха.

– Должен вам признаться, мисс Адлер, когда передо мной встала задача подобрать букет, адекватно соответствующий вашей красоте и внутреннему содержанию, я, честно говоря, растерялся. Лилии я отверг по очевидной причине – этот цветок ныне принадлежит иной чаровнице, равной ему по красоте. Несмотря на всеобщее благоволение к подсолнечнику, он вам тоже не подходит – слишком кричаще бросок для вашей изысканной привлекательности. Потом я вспомнил об ирисах, но счел их слишком банальными. И тогда…

«Ну хватит уже тянуть-то», – раздраженно подумала я, притаившись на заднем плане. Ирен, милостиво улыбаясь, слушала поэта с таким видом, будто ее действительно искренне интересует, что за цветы он ей в итоге принес. Да какая разница?! Все равно они самое большее через неделю завянут!

– …тогда я решил остановиться на этих редких голландских тюльпанах! – С этими словами поэт сорвал последний слой бумаги, обнажив изумительной красоты бутоны, чей кроваво-красный цвет у самых кончиков лепестков сменялся светло-вишневым. Даже я не смогла сдержать восхищенного вздоха.

– Этот сорт тюльпанов называется «слезы Борджиа». Кстати сказать, они не пахнут!

Ирен счастливо рассмеялась и с признательностью приняла роскошный букет:

– Вы не только поэт и остряк, мистер Уайльд. Помимо всего прочего, вы еще и тонкий дипломат. Великолепный выбор. Вы подарили мне цветы королевского цвета, цвета бархатного занавеса оперного театра; вы внесли в обычный скучный день оттенок загадки и драмы.

– Что же касается вашей очаровательной подруги… – Тут, к моему ужасу, мистер Уайльд повернулся ко мне: – Насколько я могу судить, вы были не меньше моего восхищены ее потрясающим умением наливать чай и потому похитили ее у Стокера, чтобы она теперь хранила уют вашего очага. Честно говоря, я не ожидал, что в ходе нашей встречи будет присутствовать еще одна дама, но, поддавшись соблазну в цветочном магазине, я приобрел эти ландыши, чтобы украсить свои скромные покои. Прошу вас, примите от меня в дар этот букет, мисс…

Я была настолько ошеломлена, что не смогла сказать ни слова.

– Хаксли, – звонким веселым голосом ответила за меня подруга, которая как раз ставила тюльпаны в белый кувшин. – Мисс Пенелопа Хаксли. Недавно перебралась в Лондон из Шропшира.

– Пенелопа! – Поэт набросился на мое несуразное греческое имя как собака на кость. – Мудрая и верная жена, преданный дух домашнего очага. Эти крошечные бутоны источают божественный аромат, который, говорят, привлекает соловьев, что потом порхают у кровати и выводят трели. Впрочем, что я говорю? Чем я не соловей? Поверьте, я вас не разочарую.

Представив себе мистера Оскара Уайльда, порхающего у меня над кроватью, я побледнела. Выхватив у него из рук букетик, я поставила его в высокий стакан на столе.

– Пенелопа была дурой, – не слишком любезно произнесла я. – На ее месте я ни за что бы не пустила этого пройдоху Одиссея, после того как он все эти годы бродил вокруг Рекина.

– Рекина? – Поэт умолк и заморгал.

– Так говорят у нас в Шропшире, мистер Уайльд. Рекин – это небольшая гора. Вы делаете из мухи моих добродетелей целого слона. Прошу меня извинить. Мне надо заняться домашними делами. – Я распахнула занавески и, усевшись на диван в нише, принялась штопать.

Несмотря на то что я не задернула за собой занавески и по-прежнему находилась недалеко от поэта, после моего демарша Уайльд увял и поник, отчего стал похож на собственный желтый шелковый галстук-шарф. Ирен подвела его к накрытому шалью диванчику, и поэт с томным видом на него опустился. Ирен тоже присела, но из-за жесткого корсета не могла принять столь же расслабленную позу, как наш знаменитый гость.

– В своей записке, мистер Уайльд, вы упомянули о неком деле личного характера.

Поэт обеспокоенно глянул в мою сторону, но Ирен лишь махнула рукой:

– Думаю, вы уже поняли, что мисс Хаксли умеет хранить тайны. Вы можете быть в ней уверены, как в любой великомученице, которая даже под пытками не отреклась от Бога.

– Разумеется. Однако дело, с которым я к вам пришел, крайне деликатное и очень личное.

– Понимаю, – не особенно вдохновляющим тоном промолвила Ирен. – Время от времени мне удается пролить свет на загадочные события, но, боюсь, сердечные дела – не в моей компетенции. Я не сваха и не сводница.

– Ну что вы, конечно же! Поначалу дело, как вы совершенно правильно изволили выразиться, было сердечным, но теперь оно приняло совсем другой оборот. Сейчас, к сожалению, речь идет о том, как вернуть то, что по праву принадлежит мне.

– Именно этим и заканчивается львиная доля всех сердечных дел. Вы не могли бы уточнить, мистер Уайльд, что именно вы хотите вернуть?

– Золотой крестик. Он не стоит бешеных денег, но дорог мне как память. Быть может, вам известно, что в конце семидесятых годов я был воздыхателем одной особы несравненной красоты по имени Флоренс Бэлкам. Я подарил ей этот крестик, а кроме того, посвятил ей немало стихотворений и даже написал карандашом ее портрет. – Длинное меланхоличное лицо поэта озарилось улыбкой. – Когда она дебютировала этим январем в «Лицеуме»[16], сыграв роль одной из сотен весталок, я прислал ей венок из цветов. Говорят, ей предложила роль сама Эллен Терри. Впрочем, Флоренс так этого и не признала.

– Но теперь, разумеется, Флоренс Бэлкам никак нельзя назвать непорочной весталкой, – с усмешкой заметила Ирен. – Она нынче супруга мистера Брэма Стокера. Если не ошибаюсь, она даже родила ему сына.

– Да, она вышла замуж несколько лет тому назад. Положа руку на сердце, я бы на ней женился, но она предпочла другого ирландца, а кто я такой, чтобы противиться столь превосходному выбору. Брэм такой славный, сердечный, непосредственный человек, что я просто не могу на нее злиться. Однако мне бы хотелось получить крестик назад.