Alouette, little Alouette… - Юрий Никитин

– Что хорошего?

– Ты всех нас спасешь, – заявила она уверенно. – И меня тоже. Вместе с мышами.

Он покровительственно улыбнулся.

– Не трусь. На самом деле ничего страшного не происходит. Меня, правда, это раздражало с детства, ну такой я, свободолюбивый, даже такое насилие над собой не терпел, а теперь, когда у меня есть некие возможности и я начал заниматься вплотную, стараясь понять, что же происходит со мной во сне, то многое понятнее…

– А мне узнать можно?

– Можно, – ответил он. – Годится и стандартное объяснение, дескать, во сне происходит упорядочивание и сортировка полученной за день информации. Что-то в долговременную память, что-то в кратковременную, а потом и вовсе прочь, большинство всего увиденного сразу стирается на фиг… Так что мы в самом деле утром просыпаемся совсем другими людьми. В буквальном смысле.

Она зябко передернула плечами.

– Ладно, но ты сказал, что это стандартное объяснение. Уверена, тебя оно не устраивает.

– Еще бы, – сказал он, – это всего лишь успокаивающая отговорка, основанная на предположении. Это даже не гипотеза, а так, мысли вслух.

– А что происходит на самом деле?

– Не знаю, – ответил он откровенно. – Пока что мы, вооруженные самой могучей наукой и достижениями хай-тека, беспомощно разводим руками. Или клетке можно исследовать вселенную, но запрещено исследовать сам организм?

Он оборвал себя на полуслове, заметив, что в их сторону все чаще оглядываются, у Френсиса вообще рот до ушей. А ведь в самом деле не разрешал отвлекать себя, сейчас непонятно, что нашло, не просто разговаривает, а чуть ли не чирикает…

– Все-все, – сказал он торопливо. – Шеф должен подавать пример, а какой пример подаю я?

– Исчезаю, – ответила Аллуэтта шепотом.

Ее сердце колотилось взволнованнее, чем если бы превратилось в птичку, попавшую в сеть. Сейчас произошло нечто пустяковое, но очень важное, что даже непонятно, почему так взволновавшее. Просто-напросто у них вроде бы появилось… или нет?.. нечто общее, что не хотелось бы показывать другим.

Глава 15

Утром за чашкой горячего кофе Максим провел ладонью по еще сонным глазам, и аппаратура, неверно истолковав жест, в стремительном потоке пронесла на экране заставки новостей, среди которых доминировала скорбь по уходящему из жизни спорту.

Вслед за шахматами умер гольф, протезированные руки посылают мячи точно в лунку с первого же удара. Пробовали ограничить участие таких игроков, однако подобные результаты показывали и те, кто всего лишь модифицировал мышцы рук.

В конце концов соревнования по крикету и прочим играм на траве незаметно сошли на нет, а вот отмену чемпионатов по теннису многие переживали болезненно, хотя уже понятно, что любые виды спорта неизбежно умрут, причем – быстро.

Ладно, это все ерунда, хотя просмотр таких новостей затягивает, вроде бы занимаешься чем-то полезным, а на самом деле воруешь время у действительно важных дел.

А вот это серьезнее: неожиданный конкурент появился со стороны Научно-Исследовательского Института Микробиологии. Доктор наук Зерганов, профессор, сумел изменить один из микроорганизмов, что живет в теле каждого человека на земле, да так удачно, что тот резко усилил все защитные механизмы своего хоста.

Дело в том что в теле каждого человека находится около двух с половиной килограммов микроорганизмов, а по количеству клеток они превосходят человеческий организм в десять раз и больше! То есть на каждую клетку человеческого организма приходится по десять клеток квартирантов, что живут в ней.

Это в старину полагали, что микроорганизмы просто паразитируют в человеке, потом постепенно узнавали, что они помогают переваривать пищу, обеспечивают иммунитет, а потом было смутившее многих открытие, что микроорганизмы, живущие в человеке, и есть, оказывается, сам человек!

Именно благодаря им, внедрившимся в нервную сеть, человек научился мыслить так, как сейчас мыслит, обеспечил себе стремительный взлет хай-тека. И вот сейчас, как явствует из сообщения, достигнутые результаты говорят о том, что практически удалось создать микроорганизм, который усилит регенерацию человеческой ткани в десятки, если не в сотни раз, повысит работу мозга на порядок…

Первые же опыты на животных дали ошеломляющие результаты: любая рана, даже глубокая, заживает за считаные минуты. Но воспрянувшие при этой новости хирурги вскоре ощутили, что придется переквалифицироваться: микроорганизм побуждает все органы к саморемонту, и даже у онкологических больных метастазы исчезают в течение недели.

Сразу же обрушилась волна комментариев, большинство требовали немедленно перестать строить всякие там коллайдеры и закрыть за ненадобностью исследования в области наночастиц. Наноботы, что будут плавать в венах и отдирать склеротические бляшки со стенок, теперь не понадобятся, и вообще здоровому человеку эта техника, эти костыли, оказывается, вовсе не нужны…

Когда он пришел утром в лабораторию, там уже, несмотря на ранний час, собрались все, даже любитель поспать Джордж, а из доносящихся разговоров понял, что жарко обсуждают именно эту новость, а не новую стрижку Ани Межелайтис на слегка передвинутом выше интимном месте.

– Хватит, – сказал он в нетерпении, – нас это не касается.

Аллуэтта старается не попадаться ему на глаза, но и не прячется, стоит рядом с Анечкой. Он кивнул им, старательно распределяя приветствие строго посредине.

Френсис сказал невесело:

– Да ладно тебе, шеф! Ты же видишь, какую субстанцию бросили на вентилятор! У нас же демократия. Большинство простого правящего народа диктует нам, сраным ученым, как жить и чем заниматься.

– Без паники, – сказал Максим с неудовольствием. – Сколько таких публикаций было!.. Многообещающих. Всегда там были слова «открытие обещает…», или «открытие позволит…», но потом оказывается, что только обещало, но не сделало, а другое и не позволило…

Анечка пропищала сзади обиженным голосом:

– Я тоже не верю, когда обещают слишком много! Я тоже хочу многого, но не верю вообще мужчинам. Мало ли какие золотые горы обещают, а получишь… если получишь!.. самую малость.

– Вот-вот, – сказал Максим. – В самом лучшем случае, если все у них получится, им удастся продлить жизнь до биологического возраста в сто двадцать лет. А это и другие группы, у которые другие подходы, обещают. Так что это не революция.

Френсис сказал со вздохом:

– Да, но… сто двадцать! Это все-таки цифра…

– К тому же, – вставил Георгий, – прожить без болезней и старческой немощи…

Евген сказал зло:

– Мы еще не знаем, будет старческая немощь или нет. Но мы знаем, что это крест на исследованиях хай-тека.

– Евген, – сказал Максим с укором, – это ты такой страхополох?

– Каждая ступенька, – сказал Евген, – дается тяжелее, каждый шаг обходится дороже… Вот обыватель и кричит, что нечего деньги вкладывать в какую-то хрень, когда вот оно, здоровье!.. И без всякого труда.

– Но должны же понимать, – сказал Джордж тоскливо, – что нанотехнология обещает больше? Не только реальное бессмертие, но и неуязвимость?

– Обещает, – сказал Максим. – Обывателю все равно, он верит тому, что видит. А видит он, что деньги улетают в гигантскую трубу хай-тека, в то время как микроб можно уже сейчас заполучить буквально задаром по программе правительства, финансируемой из бюджета. Но мы пока ничего сделать не можем, только работать и работать! И очередной мыльный пузырь лопнет, вот увидите.

Он перехватил взгляд Аллуэтты. Дочь мультимиллиардера смотрит со скорбью и глубоким сочувствием. Но единственное, что может сделать, это принести чашку горячего крепкого кофе с поджаренными хлебцами… что она, судя по ее виду, сейчас и сделает.

Священник, который очень уж хотел называться отцом Дитрихом, пришел перед началом обеденного перерыва, обрадовался, что все собрались в одном месте за столом, но, когда все начали расхватывать блюда, спросил внушительным голосом:

– А благодарственную молитву прочли?

– Да, – ответил Максим. – Мысленно.

Священник сказал с укором:

– Да вы протестант!

– А какая разница, – возразил Максим. – Бог-то один!..

– Ну, знаете ли, – сказал священник с достоинством, – хотя Господь един, но представления о Нем разные… Вы кушайте-кушайте, я только что отобедал, с вами только кофе повкушаю, а пока расскажу…

Аллуэтта молча злилась и на тупого попа, и на ученых, что не возражают, и даже на Максима, что вроде бы даже слушает, хотя ест так, что за ушами трещит.

А поп, естественно, утверждал, что без религии жизнь человека черна и вообще невозможна. Животные не знают, что умрут, а человек это понял, когда вышел из животного, и это наполнило его таким ужасом и смятением: зачем жить, если все равно умрешь и все превратится в прах? Не проще ли покончить с нею сейчас?

И чтобы удержать людей от этого, и придумали, что жизнь продолжится и после смерти, только в другом мире.