Заклятые супруги. Золотая мгла - Марина Эльденберт

– Доброе утро, Тереза. – Его мягкость в сочетании с вэлейским акцентом творила воистину страшные вещи. Особенно когда он называл меня по имени.

Сон прошел, а глупость осталась – мне отчаянно захотелось снова почувствовать на талии его руку и переплести пальцы. Задыхаться от поцелуя, дрожать в ожидании большего. Тут только я поняла, что сижу перед ним в одной сорочке, пусть даже длинной, до пят.

– Доброго утра, – голос звучал привычно сухо и резко, какое счастье! А то я уже начинала думать, что мои мозги навсегда остались в холле Висморов.

Я расправила плечи, накинула халат и ушла в ванную. А когда вернулась, на подоконнике устроился переносной столик с резными ножками, накрытый прямоугольной кружевной салфеткой. Дымящийся кофейник, соусница, слоеные рогалики, апельсиновый сок, джем, фрукты и ягоды дополняли этот натюрморт. Анри даже не подумал одеться – так и стоял босиком, в одних штанах. Вот хоть прямо сейчас картину рисуй.

– В столовой случился потоп? – холодно поинтересовалась я.

– Ты самая романтичная женщина, которую я когда-либо знал.

– Не сомневаюсь, что знали вы их достаточно.

Особенно если вспомнить вчерашний вечер. А если вспомнить, что он заполучил меня обманом… Я мигом почувствовала себя лучше, привычнее и бодрее: обнимать его больше не хотелось, зато хотелось выставить из комнаты и полюбоваться на выражение лица.

– Значит, завтракать в постели ты тоже не любишь?

– Отчего же. Все зависит от того, с кем.

Сама не знаю, зачем я это сказала, но результат мне понравился: глаза Анри мигом превратились в льдинки.

– Подойди.

Это больше напоминало приказ, но я лишь холодно улыбнулась и приблизилась к нему, сложила руки на груди.

– Что теперь? Будете кормить меня с ложечки?

– Пожалуй. Чуть позже.

Он развернул меня лицом к зеркалу – так быстро, что вздохнуть не успела. Пробивающееся из-за туч солнце золотило его волосы и бликами играло на моих. Анри прижимал меня к себе, положив руку мне на шею: откровенное собственническое прикосновение растекалось по телу горячей дрожью. Дневной гомон за окнами становился тише, я слышала только биение своего сердца, отдающееся в ушах. Конечно, можно все это прекратить – сию же минуту, но прекратить означало сдаться. Да ни за что!

С тихим шуршанием халат упал к нашим ногам. А сорочка не такая уж плотная, как мне казалось, особенно в солнечном свете. Контуры тела под ней просматривались слишком четко – и линия плеч, и небольшие груди, и длинные ноги. На щеках проступили красные пятна, я зажмурилась. Всевидящий! Неужели нельзя было сделать это ночью? Вечно у меня все не как у людей.

– Тереза, – низкий, одуряюще властный голос, от которого все внутри сжалось, – открой глаза.

Да чтоб вас!

Я открыла, метнула в него яростный взгляд, но в ответ получила лишь привычную насмешку. Он погладил меня по щеке тыльной стороной ладони: невинный жест, но меня окатило волной жара. Как во сне я наблюдала за скользящей по изгибу плеча рукой, пальцы очертили контур груди, мягко погладили сосок. Взгляд Анри в зеркале – жаркий, ласкающий заставил сжать зубы.

Хуже всего, что деться от него некуда, со мной же творилось что-то невероятно-бесстыдное. Вопреки доводам разума хотелось вжиматься в него всем телом, неспешность и дразнящие поглаживания сводили с ума. Я проглотила всхлип, когда он накрыл мою грудь ладонью. Прикосновения к затвердевшему соску отозвались сладостно-жарким спазмом, от легкого поцелуя жилка на шее забилась с удвоенной силой.

Я до боли кусала губы, чтобы не выгибаться в его руках, чтобы не сжать случайно кулаки и тем самым себя не выдать. Сейчас я ненавидела эту сорочку больше всего на свете: дико, отчаянно, до безумия мне хотелось почувствовать его без этой преграды. Когда ладонь скользнула по животу и ниже, я задохнулась. От ужаса, от стыда, от… сладости. Горячие пальцы сжимали и поглаживали, то медленно и нежно, то быстрее, от каждого движения хотелось запрокинуть голову и стонать в голос. Ткань, натирающая чувствительную кожу под ними, и сумасшедшие, бесстыдные, откровенные ласки. То, что творилось в зеркале, не могло происходить со мной, но именно я давилась всхлипами, выгибалась и вжималась в Анри напряженной до боли спиной.

А потом из меня точно выбили воздух, но… как же это было! От сумасшедшего наслаждения потемнело в глазах. Забыв обо всем, я вцепилась ногтями в ладони, задыхаясь от новых ощущений и глотая сдавленный вскрик. Я содрогалась снова и снова, спазмы в самом низу живота шли один за другим. Если бы Анри не подхватил, лежала бы на ковре мокрой тряпочкой. Мокрой во всех смыслах – лицо блестело от пота, сорочка липла к телу, а между ног было влажно и скользко.

Он отнес меня на кровать, а я запрокинула голову и глядела на плавающий перед глазами балдахин. С каждой минутой сердце билось все тише и ровнее, а вот мысли словно взбесились. Это было волшебно и так умопомрачительно-сладко, что внутри все сжималось при одном лишь воспоминании. Но вместе с тем неправильно, стыдно – так быть не должно! Вдвойне стыдно, потому что с ним.

– Тереза.

Я глубоко вздохнула и повернулась к нему. Анри был так близко, только протяни руку – и коснешься груди. Я сжала пальцы, во избежание. Надеюсь, холод в моих глазах по-прежнему дышит льдом, а не плещет жалкими прохладными лужицами, в которых плавают остатки гордости.

Он мягко взял меня за подбородок и поцеловал. И я подалась навстречу, как уличный котенок за лаской, покорно приоткрыла губы, впитывая сиюминутную нежность. Презирать себя я буду потом, равно как и ненавидеть его. Эту битву я все равно проиграла. Но проиграть битву – не значит проиграть войну.

14

На набережной мало людей, если не считать рабочих с верфи, да постоянно снующих туда-сюда грузчиков. Скрипят телеги, слышна ругань, чьи-то крики, звон бьющегося стекла. Расшатанные сваи подпирают платформу, соединенную с берегом еще более хлипким мостиком. На ней сиротливо валяется искореженная пустая коробка, которую только чудом не смыло в Бельту. Чуть поодаль – строительные леса, за нашими спинами тоже. Черепица крыш полыхает на солнце, двухэтажные домики – все как над подбор, выстроились в опасной близости от воды: наводнения в Лигенбурге случаются часто.

Постоялый двор, таверна, лавка стекольщика – все угрюмые, тряпичные навесы истерлись и выгорели, вывески изъедены ржавчиной. Квартиры здесь совсем крохотные, жилье вряд ли дорогое – строительный шум, пыль от проезжающих экипажей с моста и возможность утром проснуться с залитым водой полом тоже сказывается на цене. Пронизывающий ветер с реки сбивает послеполуденный жар, я приподнимаю подол, чтобы не испачкать на отсыревших, покрытых копотью, плесенью и Всевидящий знает чем еще камнях.

– Ты удивительная женщина, Тереза.

Я внимательно взглянула на него, но Анри, похоже, наслаждался жизнью. Винсент после такого покрутил бы пальцем у виска и посадил меня под замок. И правда – кому еще могло прийти в голову потащить мужа на прогулку в портовый район? На нас постоянно косятся, причем некоторые явно не с самыми добрыми намерениями – благо что сейчас день, но его это не смущает. Похоже, в мире не существует ничего, что может смутить или раздосадовать моего мужа. Ну, это мы еще поглядим. Часы тикают, приближается время расплаты, милорд.

– Смотри.

Анри остановился, привлек меня к себе и указал в сторону моста. Под каменными сводами плескалась вода – темно-синяя, со вспененными бурунами, с пляшущими искрами бликов. Чуть поодаль ряды домов – аккуратных, не в пример тем, что выстроились вдоль набережной, а сразу за ними возвышался купол Миланейского собора. Шпили построек, что разбросаны справа и слева от него, помпезно блестят, но сам собор поразительно светлый. Даже несмотря на яркое солнце, сияние это неброское, безмятежное. Оно струится вокруг, окутывая его мягким прозрачным коконом.

Наверное, нет ничего более странного, чем стоять в объятиях Анри де Ларне на набережной, слушать ругань извозчиков и наслаждаться видом собора. И все-таки мы так стоим.

– Послезавтра мы приглашены к барону Мэррингу.

Поразительно. Он в Энгерии чуть больше двух недель, а его уже приглашают всюду, куда только можно. Как ему это удается?

– Очередной бал?

– Не только. Будет большой прием по случаю помолвки его дочери с Грэгори Вудвордом.

Граф Вудворд снова женится? Впрочем, уже несколько лет прошло, как он овдовел. Если правильно помню, леди Айрин Мэрринг достаточно милая и не любит распускать сплетни. Меня прямо раздирало от любопытства: круг энгерийских джентльменов – что-то вроде тайного общества. Попасть туда можно, но для этого недостаточно титула и хорошо подвешенного языка, сложнее только приблизиться к нашим истинным леди – хотя и это ему тоже удалось. Чем он их берет?

Солнце слепило глаза, и я невольно вспомнила о печати. Полукруг и лучи – похоже на солнце, садящееся за горизонт. Или, наоборот, восходящее?