Седьмая раса - Наталья Нечаева

— Скоро. Сейчас все соберутся, пообедаем и выдвигаемся. Как там у вас? Все в порядке?

— Конечно.

— Ну, все уже собрались, пока.

Шубин нажал отбой и удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Сын его радовал. Умный, рассудительный, правильный. Настоящий наследник. И главное — четко понимает, чего хочет от жизни.

* * *

Рощин не мог скрыть своего раздражения.

— Ольга, предупреждаю, если еще один раз вы отступите от оговоренных мною правил, поход заканчиваем.

— Влад, — пыталась оправдаться журналистка. — Ну, мы, честно, ничего такого не делали! Ну, кто же знал, что тут даже потерянную записную книжку подбирать нельзя… Кстати, когда они ее обронить могли? Вы у этой «арфы» разве были?

— Мы тут везде были, — отрезал Рощин. — Зря, что ли, маршрут для съемок прорабатывали? А прощенья ты попросила совершенно правильно. Иначе неизвестно что могло бы произойти.

— А что? — вновь залюбопытничал вполне пришедший в себя оператор.

— Да что угодно, — неохотно процедил Рощин. — Здесь были случаи, что люди по несколько суток кружили буквально в трех соснах. С ума сходили…

— А потом? — не унимался Сергей.

— Что потом? — не понял Рощин.

— Ну, потом, когда их находили, разум-то восстанавливался?

— Не всегда, — коротко ответил Влад, давая понять, что тема закрыта. — Все, больше от меня ни на шаг. Ясно?

— Ясно, — с готовностью согласились телевизионщики.

Путешествовать одним, пусть даже за совершенно сенсационными кадрами, больше отчего-то не хотелось.

— Влад, а что там у них в книжке написано «17 июля, полнолуние»? — вспомнила Славина.

— Июльское полнолуние — лучшее время для активации, — недовольно объяснил еще раздраженный Рощин.

— А еще там запись «вход в пещеру, немцы, свастика»… Это о чем, не знаешь?

— Понятия не имею. Здесь немцев не было.

Макс молча шел рядом, внимательно вслушиваясь в разговор.

— Так, что у нас с обедом? — Рощин потер руки. — Федя, ты достархан накрыл?

— А то! — довольно подтвердил Федор. — Уже слюной захлебываюсь!

На белой клеенке было разложено традиционное походное лакомство — вареные яйца, свежие огурцы и помидоры, кружки копченой колбасы, крупно нарезанный хлеб. В запотевшей бутылке призывно светилась вода.

Ольга жадно напилась, то же самое сделал Сергей.

— Искупнуться не хочешь? — смилостивился Рощин. — Уничтожить следы тяжелого перехода?

— А можно? — Ольга загорелась, представив, как смоет с себя противный липкий пот.

— Конечно! — Влад показал рукой на странную прямоугольную каменную чашу. — Вот тот самый бассейн.

— Интересно… — Девушка обошла странный водоем. — А почему тут ничего не растет? Как будто вода — мертвая.

— Она не мертвая. Она радоновая. Поэтому ни планктона, ни водорослей тут нет. И быть не может.

— Баден-Баден? — спросила Ольга.

— Именно! — подтвердил Влад. — Целебная, омолаживающая, короче — живая вода! Я думаю, этот бассейн использовался как ритуальный. Ну? Будешь купаться или нет?

— Буду! — радостно подтвердила Ольга, уже стягивая с себя надоевшую ветровку. — Серега! — крикнула она оператору, о чем-то весело разговаривавшему с Федором.

— Сейчас! — отозвался тот.

— Ну, чего-нибудь интересное наснимали? — допытывался в этот момент у оператора Федор. — Чудеса какие-нибудь? Или аномалии?

— Да полно всего! — важно сообщил Сергей. — Сенсация на сенсации!

— Расскажи! — загорелся Федор.

— Не могу, — развел руками Серега. — Профессиональная тайна.

— Эх, — поскучнел Федя. — Надо мне было с вами идти. — Чуть со скуки тут не двинулся. Даже автограф оставил на память потомкам! — Он подмигнул оператору. — Сними меня рядом, а?

— Какой автограф? — заинтересовался любопытный Сергей. — Чего снять?

— Пойдем. Покажу! — и Федор затащил оператора за ближний валун.

Валун был не очень большим. Почти идеально овальным, как положенное набок яйцо. Под основанием виднелись три розовых камушка. Саму же глыбу сплошь покрывал черно-серый чешуйчатый лишайник.

— Это же сейд! — вполне грамотно определил Серега. — А где автограф-то?

— Вот! — и Федор заговорщически, как фокусник на арене цирка, одним быстрым движением вдруг поднял с камня чешуйчатое покрытие.

Серега даже глаза протер от неожиданности. Как это? Это же не драпировка из ткани?

— Он что, не прирастает к камню? — озадаченно спросил оператор у Федора.

— Я сам удивился! Немножко ножичком подрезал, дернул, а оно раз — и все сползло! А под ним… — И он поднял серо-черное покрывало выше.

На шершавом темном боку «яйца» виднелись яркие серебряные буквы: «Федор-2005».

— Понял? И автограф есть, и никто не увидит! — Парень был собой очень доволен. — Хорошо, что фломастер захватил! Через двадцать лет детям покажу!

— Слушай, ты как пятиклассник, честное слово! — хохотнул Сергей. — Потом сниму, ладно? После обеда. Мне блок питания поменять надо.

Бассейн оказал неожиданно глубоким: только вступив, Ольга сразу окунулась почти по подбородок.

Вода была прохладной, внизу — даже холодной. Однако не вызывала ни ощущения озноба, ни немедленного желания выпрыгнуть на поверхность. И Ольга, и Сергей с удовольствием плескали пригоршни влаги в разгоряченные лица, омывали плечи, шеи, грудь. Казалось, каждая очередная пригоршня живительной жидкости смывала не просто пот и пыль, а саму усталость, само напряжение, возвращая телу удивительную легкость, а мыслям — ясность.

— Все, вылезайте! — прервал затянувшееся священнодействие неумолимый Рощин. — Ритуальное омовение закончено. Можете просто простудиться.

— Да брось ты, Влад! — отмахнулся оператор. — Дай покайфовать!

— Или вы немедленно вылезаете, — Рощин помрачнел, — или путешествие оканчивается.

Это было сказано таким тоном, что спорить тут же расхотелось.

Теплый ветерок быстро и ласково обсушил кожу. Обуваться купальщики пока не стали — пусть ноги отдохнут!

Бодрая, довольная, посвежевшая и даже уже повеселевшая — вся компания расселась вокруг импровизированного стола и принялась за еду. Надо ли говорить, что сваренные вкрутую яйца вкупе со свежим огурцом были намного вкуснее всех мировых деликатесов, вместе взятых. Блаженство. Именно это слово определяло общее состояние путешественников. Впрочем, все же, не совсем общее.

* * *

— Федор, а ты почему ничего не ешь? — вдруг спросил Рощин. — Говорил, что слюной исходишь, а сам… — Он внимательно посмотрел на парня. — С тобой все в порядке?

— Да в порядке, в порядке, — махнул рукой Федор. — Не хочу что-то. Видно, морошки объелся. Или голову на солнце напекло. Подташнивает…

— Федь, а ты чего-нибудь солененького пожуй, — предложила Ольга, — чтобы не тошнило. На, возьми колбаски! А то нам ведь идти надо, вдруг у тебя от слабости ноги откажут. Мы же тебя не унесем!

— Да ладно! — как-то через силу засмеялся Федор. — Что со мной случится? Я все-таки спортсмен!

— Слушай, что-то ты в пятнах каких-то красных, — более внимательно взглянула на него Славина. — Тебя, случаем, не знобит? — Она пощупала его горячий, словно раскаленный лоб.

— Так, самую малость, — неохотно признался парень. — Перекупался, наверное…

— Или это дух сейда тебе мстит за автограф! — хохотнул Сергей.

— Какой автограф? — побледнел Рощин.

— Да так, — явно не желая информировать о своем художестве широкую общественность, замял разговор парень.

— Какой автограф, спрашиваю? — Рощин вскочил на ноги. От благодушной улыбки и улыбчивых глаз не осталось и следа. — Покажи. Быстро.

Вслед за ним так же резко поднялся Максим.

— Ну и трепло ты, Серега, — зло сплюнул Федор. — Тебя что, за язык тянули?

Влад одним резким движением вздернул на ноги художника.

— Веди!

Реакция ученого настолько удивила всех остальных, что благостное поглощение походной пищи было прервано, все гуськом двинулись за Федором.

— Вот, — понуро продемонстрировал он свои достижения в области граффити.

Рощин мгновенно обсохшими губами только и произнес:

— Что ты наделал… Федя… Это же… — и, не закончив фразы, ушел за ближний камень и сел там, охватив руками свою большую голову.

К нему подошел Макс, они о чем-то быстро и встревоженно поговорили. Ольга разобрала только одно слово, последнее: «Подождем». Пожалуй, больше, чем реакция Влада, ее удивило мгновенно изменившееся лицо Барта. Обычно скептически невозмутимое, оно сейчас выражало крайнюю степень тревоги и озабоченности.

— Влад, — склонилась к Рощину журналистка. — Ну что ты так расстроился? Он же еще пацан совсем! Ну, не сердись так, пожалуйста!

— Оль… — Рощин взглянул на нее, и Ольге стало не по себе от болезненной обреченности, переполнявшей его глаза. — Оль… Он себе сейчас приговор подписал…