Безумная страсть - Кристина Аханова

Девушка поднялась на пятый этаж в пустую гулкую квартиру, где доживала последние дни. Все наиболее ценное уже было вывезено и отправлено в Париж, и бабушка теперь, наверное, хлопотала, расставляя свои шкатулки и вазочки и ворча на том безупречном старомодном французском языке, которого давно уже нет во Франции и который сохранили русские дворяне. Ослепительная старуха, прямая, как стрела, с пышной седой прической и котом на плече…

Соня вздохнула. Если бы не все эти кризисы, никогда бы они не тронулись с места. Бабушке нужно было от жизни немного — кофе да хороший сыр. Но похороны! Это была ее любимая мечта, тема разговоров и бурных обсуждений. Лет с шестидесяти она копила на похороны, поминки, надгробную плиту и так далее. Три раза ее похоронные деньги «сгорали». Последний кризис «съел» и гроб, и плиту, и даже саван… Бабушка впала в отчаяние. Она совершенно не сомневалась, что ее бросят в общую могилу.

Ее старшая сестра шестьдесят лет умоляла упрямицу воссоединиться с семьей. Всё было тщетно. Несгибаемая Софья Андреевна Голицына, урожденная Хитрово, пережила коллективизацию, НЭП, войну, голод, тиф, кукурузу и все остальное, но после августовского обвала впервые сказала такие слова, как «черт» и «сволочь», и стала паковать чемоданы.

Старшая сестра предусмотрительно держала для нее место в семейном склепе на Пер-Лашез, регулярно сообщая обо всех улучшениях и новшествах, введенных ею. Участок оплачен на девяносто лет вперед, почва сухая, песчаная, прекрасный вид, приличные соседи. Чего же боле? И сестры воссоединились после многолетней разлуки.

Соня должна была последовать за бабушкой в Париж, как только устроит все свои дела. Дела были уже устроены… Девушка не прошла по конкурсу в Большой театр, и ее здесь ничто не держало.

Большой — он только снаружи большой, а внутри — маленький. И тесно. И очередь длинная. И не каждый год уходит на пенсию прима… Соня не роптала и не обижалась. И уж тем более не озлобилась. Когда-нибудь и ей повезет. С бабушкиным-то воспитанием, ее отсталыми взглядами, Соня не только не могла пробивать свой путь в искусстве различными частями тела, но даже и не подозревала, что подобный способ давно существует. А таких слов, как «педик», «путана» и «дать на лапу» просто не существовало в ее лексиконе.

Соня встала посреди гостиной, раскинула руки и запела:

Матушка, матушка,Что во поле пыльно?

Запела во всю мощь, совершенно не сдерживая себя. Она знала, что внизу и вверху квартиры пустуют, а соседи по площадке — на работе.

Если бы вы ее сейчас услышали, то поняли бы: такой Голос не должен покинуть Россию…

Егор щедро сыпанул «Трилла» в миску попугаю. Попенял за то, что Фердинанд наведывается в бар и неумеренно прикладывается к бургундскому.

— Однова живем… — уныло бормотал Фердинанд. — С собой не унесу… Выпьем, няня, где же кружка? Где моя няня, где моя кружка, где моё все?

Телефонный звонок прервал невеселые размышления Егора о спивающемся попугае.

Вероника сухо доложила результаты проделанной работы:

— Записывай. Голицына Софья Сергеевна, двадцать три года, выпускница Московской консерватории по классу вокала; не прошла по конкурсу в Большой театр, уехала к родственникам за границу… Я сейчас уточняю, к кому конкретно, потому что родни много…

Сначала Егор не понял, о чем она говорит, потом не поверил своим ушам, и, наконец, до него дошло.

— Как ты это все узнала? — воскликнул он, потрясенный до глубины души.

— Элементарно, Ватсон, — ливановским скрипучим голосом ответила Вероника. — Как всякий интеллигентный человек, ты сразу должен был понять, что романс Полины, ария Далилы, Амнерис — это репертуар меццо-сопрано. А хороших меццо-сопрано не только в России, а и во всем мире можно по пальцам перечесть. Уж поверь мне — как интеллигент интеллигенту…

Она была чертовски иронична, но ирония ее не достигла цели.

— Уехала, — безжалостно добила его Вероника. — Она позавчера срезалась в Большом. Ее видели плачущей в туалете… А когда доставала платок, из сумочки выпал билет… — Вероника помолчала, чтобы Егор уразумел всю ценность и даже бесценность ее детективных изысканий. И добавила уже нормальным голосом, с теплотой и сочувствием: — Егор, ну такая непробиваемая наивность, местами переходящая в откровенную глупость! С эдаким голосищем — и в Большой! Ждали ее там! Я даже знаю, кто из комиссии и в каких выражениях учил ее уму-разуму. «Излишняя вибрация, подъезды к нотам, плохая дикция, короткое дыхание, и вообще, голос камерный, нет оперной масштабности». Короче, откупорь шампанского бутылку и перечти… «Моцарта и Сальери». Но заметь, что Сальери Моцарта мордой об косяк не бил и в профнепригодности не обвинял… Кажется, все. Да! Тебе нужен ее последний московский адрес?

— Зачем, если ее там уже нет? — Егор безнадежно покачал головой.

— Как знаешь…

— Спасибо за помощь. Привет твоей большой семье! Ремонт идет?

— А как же! — хмыкнула Вероника и положила трубку.

Егор отложил телефон, сел на пол и прислонился к шкафу. Фердинанд чавкал в углу. Егор закрыл глаза и вдруг ощутил, как пронзительно он одинок. Пока он думал, что Она где-то рядом, живет в одном городе с ним, ходит по тем же улицам, дышит тем же воздухом, такой тоски не было. Казалось, впереди его ждет что-то очень хорошее. А теперь Егор понял: ничего хорошего уже не будет. Скучная, холостяцкая жизнь с редкими, осторожными сексуальными эксцессами.

И вдруг — о, небо! — он услышал Голос.

Фердинанд перестал чавкать и замотал головой в такт.

Матушка, матушка,Что во поле пыльно?

Егор сидел тихо, как мышка. Это была старинная русская песня, которую пела цыганка Таня Александру Сергеевичу Пушкину перед его свадьбой с Натали…

— Кто это? — шепотом спросил Егор.

— Соня поет, — ответил Фердинанд. — Она всегда днем поет, когда все на работе.

— О Боже! — взвыл Егор. — Ты с ней знаком?

Фердинанд выкатил из корзины спелый ананас и приладился клевать его. Он неохотно оторвался от этого увлекательного занятия и пробормотал:

— Ну, как сказать… Шапочное знакомство… Здороваемся иногда…

Егор вскочил и забегал вокруг ананаса и Фердинанда.

— Ты меня представишь?

Попугаю, похоже, все это не нравилось.

— Зачем? — сухо спросил он. — Зачем ты ей нужен, старый дурак? Она молодая, красивая, у нее все впереди. Она певица. Мой бывший хозяин тоже к ней сватался. Перед смертью. — Фердинанд хихикнул. — Получил от ворот поворот. Как она ему колоратурно отказала! Ну, не она отказала, а бабушка… Сама Голицына! Жаль, уехала старуха. Я ее уважал — из тех, настоящих! И Соня скоро уедет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});