Дочь моей жены (СИ) - Волкова Ольга

Как только я разобрался с Романом, оставив на него несколько важных звонков. Сорвался с места, чтобы забрать Вику. Она не должна участвовать в этом шоу, которое устраивает мать. К тому же, я должен понять, не заодно ли она с Евгенией. Если нет, то я просто обязан защитить девушку от змеи, желающей отобрать завещанное по закону дочери Игоря. Он был мне не только компаньоном, но и другом. До тех пор, пока не оставил с носом, оформив на себя часть моих акций, пренебрегая правилам с юридической стороны. По дороге к свадебному бутику, (я знал, что именно его выберет Вознесенская-старшая), не мог успокоить свои бушевавшие эмоции и чувства. После того, как я оставил девчонку одну, так и не завершив наказание, я больше не появлялся в клубе, даже игнорировал звонки Эдуарда. Но этот чёрт всё-таки заявился ко мне домой двумя днями ранее. Разговор выдался крайне неприятным, на повышенном тоне, но тем не менее друг искренне поддержал мой способ показать Вике, что в «теме» так себя не ведут. Если девушка жаждет познать новое для себя наслаждение, глубинные желания, то она обязана подчиниться своему Дому, и им не обязательно мог оказаться я. Хотя… опять-таки, я ревностно отнесся к тому, что другой мужик мог прикоснуться к ее телу так, как это сделал я. До сих пор ощущаю членом влажную плоть Виктории, жаждущую скорее завладеть мною, и я хотел. Хотел войти в нее, чтобы оставить свой след, после которого девушка не могла бы быть чей-то. Цыкнув вслух, я набирал скорость на трассе. Уже темнело на улице, и солнце давно зашло за горизонт, оставляя после себя проблески красных волн, те постепенно темнели, зазывая ночь на город.

— Было глупо, Костя. Очень безрассудно, — не унимался Эдуард, выпивая вторую по счету стопку водки. Мужчина любил пригубить спиртного, а не найдя в моем баре ничего кроме градусной и виски, которые он на дух не переносил, предпочел первое. Щурясь, запрокидывает, проглатывая горячительную жидкость. Рычит, закусывая лимоном, обмоченный в красный перец. Я стоял возле стола, облокотившись о край со скрещенными руками, наблюдал за другом. Мне было не по себе уже некоторое время, а тут он со своими нравоучениями. Одна головная боль в виде акций компаний, добавилась еще одной — Викой, от которой я сходил с ума, при мысли, что мог оттрахать ее прямо там, пренебрегая защитой.

— Знаю, — коротко отвечаю, проведя ладонью по подбородку. Мой друг искоса посматривает на меня, думая о чем-то, что может уже заведомо не понравиться мне. — Говори, зачем приперся ко мне, — с ухмылкой произношу, присоединяясь за стол к нему, сев напротив. Эдуард щелкнул языком, а в глазах появился хитрожопый блеск, суливший мне уже большие неприятности, и, кажется, я начал догадываться, зачем он ко мне заявился. — Если вопрос касается девчонки, можешь вставать и проваливать. — Грубо ответил ему, опережая его.

— Зря, — как-то таинственно проговаривает, прекрасно зная, что подобный тон всегда настораживает.

— Что случилось? — с подозрением уставился на него. А тот нарочно тянет время, слизывая с дольки лимона кислоту и красный перец. Эта смесь здорово обжигает слизистую гортани, но прожжённый Эдуард уже не чувствует абсолютно ничего, напротив, остался недовольным, что не смог получить удовольствия.

— Неужто стало любопытно, Дубровский? — прищурив свои глаза, он обратился ко мне, а потом облокотился о спинку стула и стал посвистывать, специально выводя меня из себя.

— Если это о Вознесенской, то — да, — со всей суровостью и серьезностью отвечаю, напарываясь на заинтересованный взгляд друга. В его блеске слишком много любопытства, причём не скрываемого. Как будто он раскрыл ящик Пандоры, и теперь перед ним видна вся суть наших жизней. Он рассмеялся, намеренно дразня меня своим знанием того, чего не знал я сам.

— Ну, — тянет, почесывая свою заросшую бороду, — Вячеслав тут заявил, что Вика была его сабмиссив в другом клубе.

— И что? — я фыркнул, ведь на девушке не было никаких опознавательных знаков, что она уже кем-то занята. Да и в анкете об этом не было ни слова. На такие вещи я всегда обращаю внимание.

— А то, что он намерен продолжить их отношения у меня в «Готике». — Сказал, как отрезал.

— Этому не бывать, — снова отчеканил, стукнув по столу. Этот идиот видел нас тогда в клубе, а стало быть, взыграло у него чувство собственничества, тем более что однажды мы уже делили одну женщину на двоих. Твою мать. В нервном жесте, я зачесал шевелюра назад, и скрепил в замок на затылке руки. Закрыв глаза, стал лихорадочно соображать, что мне теперь делать, потому как Виктория не просто девушка, от которой у меня сносит башню, но она та самая, ради которой я пренебрегал другими отношениями. Она мой грех — мой запретный, неприкосновенный плод, потому что обещал её отцу, и это прежде всего мой принцип ведения бизнеса — никаких интриг с женщинами партнеров. Эдуард только посмеялся, качая головой. И я его понимаю, он воспрепятствовать не сможет, если только я не объявлю в его клубе, что эта женщина принадлежит мне, но, чёрт возьми, как я могу об этом сказать, если Вика ни за что не согласится на подобную авантюру. Твою мать!

Я практически приблизился к тому бутику, когда заметил знакомый силуэт девушки, идущей вдоль тротуара. На Вике было легкое платьице, едва прикрывающее ее пятую точку. Разозлившись, что она посмела так легко выставить себя напоказ, резко дал по тормозам, испугав не только позади едущие автомобили, но и пешеходов, что шли рядом с ней. Вика замерла, готовясь к неизбежному. Она будто почувствовала мой взгляд, которым я пронзал ее тело насквозь. Я хотел ее прямо здесь и сейчас, чтобы она обогнула мой торс своими длинными ногами, и мы смогли предаться сладостному наслаждению, удовлетворяя друг друга. Закончить то, что начали чуть больше двумя неделями ранее. Шумно сглотнув, я припарковался около обочины, абсолютно игнорируя выкрики автомобилистов и их нервные предупредительные сигналы. Сначала девушка не могла узнать, кто перед ней, но стоило мне выйти из лексуса, она напряглась, прекрасно понимая, кто сейчас стоит перед ней и смотрит в упор. Теперь осталось как-то уговорить ее поехать со мной, ведь подозрительность уже сочилась из глаз Вики, и она вновь околдовала меня собой, взывая к древним инстинктам завладеть ею во всех смыслах.



Глава 17

— Заходи, — приглашаю Вику в свою берлогу. Она осматривается по сторонам, замечая, что стены выкрашены в грязно серый оттенок, и увешаны различными абстракциями. Я не любитель искусства, но это шло вместе с квартирой при продаже от прошлых хозяев. Решил оставить, лично мне они не мешали, потому что я большую часть времени нахожусь на работе. Вика хмыкает. Затем проходит дальше и кладет сумочку на диванчик. Её легкая походка и покачивания бедер завораживают мой взгляд, притягивая к себе.

— Не плохо, — оборачивается лицом ко мне, обводя руками мои апартаменты. Да, я живу в центре Москвы, и у меня самая дорогая квартира, которая находится на последнем этаже. Я вижу весь город, словно на ладони, и мне нравится ощущать этот кайф, что я могу позволить себе подобное. Но так было не всегда, и этот момент мало кого интересует.

— А что ты ожидала увидеть? — игриво интересуюсь, подходя к ней ближе. Смотрю прямо в янтарные глаза, в которых уже проскальзывает намек на желание предаться со мной страстным занятием любовью. Нет. Тут же одергиваю себя. Я не должен пока что расслабляться, а сначала понять, каковы намерения у семьи Вознесенских, и почему теперь мне приходится вырывать из цепких лап Евгении свое собственное состояние. Вика учащенно задышала, и ее грудь стала возвышаться, а я вспомнил как мял их и играл с зажимами на её сосках. В брюках мгновенно становится тесно от нахлынувшего возбуждения, но я все-таки контролирую себя. Вознесенская кивнула, потом вошла в огромную гостиную.

— Хорошо, что рояли нет, — хихикнула, пряча ухмылку и свои порозовевшие щечки. Но, потом указывает на телевизор, что висит во всю стену. Удивленно переводит на меня свой взгляд. — Ты любитель драм или… мелодрам? — издевается надо мной, нарываясь на мой коварный смех. Я, словно хищник, подбираюсь к ней и обнимаю за талию. Резко притянув к себе, она ощущает своим животом мой возбужденный стояк. Девушка ахнула, проявляя скромность, которая, по сути, никак не относилась к её характеру.