Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько?
– Да ради бога, это же благотворительный взнос, кто сколько даст. Обычно дают триста.
– Гривен? – уточнило платье.
– Ну, пока не рублей, – уточнили синие больничные.
Платье щелкнуло сумочкой и отдало деньги, синие больничные заискивающе всхлипнули:
– Вот на той полочке располагайте дедушку, пожалуйста. Заходите ребята, тяните его аккуратно туда, переступайте наших несчастных, да, столик можно поднять, если нужно.
– Сколько это времени займет? – Темное платье расслабилось, но не подобрело.
– Минут тридцать, не больше, – ответили черные штаны из похоронного.
– Хорошо, я на улице подожду. Тут кафе рядом есть? Мне бы выпить чего-нибудь, желательно, покрепче. Запах здесь у вас…
– А пойдемте ко мне, у меня коньячок, – предложили, повиливая штанинами, синие больничные. – В холодильничке.
– А пойдемте! – Молодые загорелые ноги резко развернулись к выходу, и Кабан увидел упругие блестящие голени. – День впереди тяжелый.
– И жаркий, – поддакнули синие больничные.
Кабану показалось, что он даже расслышал, как у санитара от предвкушения коньячного удовольствия зашевелились пальцы на ногах.
– Слышь, Грек, а ты чо девке про полчаса прогнал? Тут же работы – на семь минут. Дед нормальный вполне, раз-два подправить – и дело с концом.
– Ага, братан, по полштуки она нам за семь минут, думаешь, отвалит? А за полчаса – отвалит. Время при контакте с женщиной – фактор решающий, скорострелов никто не любит! Так что доставай причиндалы, давай деда красить.
Мужики засуетились вокруг Сергея Петровича, достали инструменты и принялись за работу. Кабан лежал тихо, старался реже дышать и думать о чем-то своем. Вдруг он услышал характерный шелест целофанки от сигаретной пачки и щелчок зажигалки, в морге запахло крепкими дешевыми сигаретами. Кабан судорожно икнул, стараясь не шевелиться и не шуметь, и еле сдержал стон – курить захотелось неимоверно.
– Эй, ты что-то слышал? – Похоронщик оторвался от лица старика.
– Что слышал? – Второй сосредоточенно откупоривал чекушку.
– Ну, вроде как икнул кто-то.
– Я не икал, – «шпок» – откупорилась чекушка.
– То есть это не ты икал?
– Да нет, то есть да – это не я икал. То есть, нет. Короче, это бутылка икнула, гы-га-га!
– Тише ты! Не пались. Спрячь чекушку, я еще не закончил дедушку украшать.
– Да ладно тебе, давай уже.
Кабан услышал, как мужики отхлебывают из бутылки – полку, где лежал Сергей Петрович, он не видел и, что там происходило, мог реконструировать только по звукам. «Как слепой индеец ночью в прериях», – подумал Кабан, когда-то в детстве он любил читать Фенимора Купера.
– Слушай, а чо этих не забирают, из «дэнээра»?
– Так некому. Они вроде бы и не наши, но в тоже время вроде бы и наши, а забрать некому.
– Это как?
– Ну, не местные они, россияне, с Урала откуда-то, типа разведка «Новороссии». Неудачно зашли.
– Все семеро?
– Не. Вот этот, который помоложе, я слыхал, наш, местный, иловайский, а мальчонка – сын его. Попали под минометы, их всех вместе и накрыло.
– Бля, укропы – фашисты! Детей не жалеют!
– Да разве ж они кого пожалеют? Всем кишки вынут! Видал, что по ящику Россия показывает?
Кабан затаился изо всех сил, понимая, что одно неосторожное движение, один вздох сейчас его выдаст, и все усилия последних дней и ночей, вся его пруха закончится – сдадут с потрохами. Он набрал полный рот слюны, чтобы прогнать вкус курева, и попытался сосредоточиться на лице дочери: длинные темно-русые волосы, которые она так красиво расчесывает перед зеркалом, карие глаза, но вдруг неожиданно переключился на свой отряд: а как там пацаны? Он вдруг осознал, что за все это время лишь пару раз вопрос о судьбе товарищей отчетливо звучал в его голове. От жены он знал, что отряд вышел в Мариуполь – и вроде бы без потерь, но что и как, подробно не расспрашивал. Теперь Кабан понял причину – он гнал от себя этот проклятый вопрос: как они могли его оставить? Нет, как военный человек он понимал, что свобода и жизнь сорока четырех человек, целого отряда – о трех пленных пограничниках, которых взяли в Амвросиевке после отхода отряда, ему рассказала Нюся – важнее, чем жизнь и свобода одного, а значит, командир поступил правильно. Но почему его не предупредили? Не дали шанса уйти? Не дали вообще никаких иных шансов, чем попасть ему, пулеметчику, в плен? Можно ведь было позвонить по обычному телефону в больницу, если не успевали приехать… Кабан не находил ответа на эти вопросы, но для себя решил на пацанов зла не держать, выберется – спросит, как обстояло дело. Он не верил в злой умысел, слишком много хороших товарищей у него осталось в отряде.
По тамбуру зацокали каблуки, и Кабан снова увидел знакомые ноги и край темного платья. Похоже, ногам и платью понравилось в гостях у синих больничных штанов, потому как каблучки цокали бодро и звонко.
– Ну, что, ребятки, управились?
– Готов ваш дедушка.
– Выносите, машина ждет.
– Так а…
– …денежка? Денежка, ребятки, по доставке, никакого самовывоза.
– Да вы посмотрите, какой дед красавец стал, мы ж старались!
– Все получите. Но по факту, как договаривались.
Похоронщики выкинули сигареты, поплевались, угрюмо взялись за края одеяла и поволокли Сергея Петровича к выходу. Когда они вышли, у Кабана возникло огромное желание выползти наружу, найти и докурить бычки, которые они побросали на пол вагона. Пожалуй, его остановило только чувство самосохранения – в половинках мутных окон то и дело мелькали чьи-то ноги, да и последний старичок, судя по всему, сегодня же ждал депортации.
Примерно через час синие больничные штаны привели ярко-синие, с белоснежными потертостями, слегка расклешенные, по моде семидесятых, джинсы, которые принадлежали, насколько Кабан мог определить по голосу, человеку лет пятидесяти пяти-шестидесяти.
– Я за отцом. Селиванов Александр Павлович, тысяча девятьсот тридцатого года рождения.
– Да-да, я в курсе, Андрей Александрович.
– Спасибо, что позвонили. Еле добрался из Сибири. Через Москву летел, потом поездом, а тут война… Черт знает что.
– Это главврачу спасибо, он ваших родственников в Николаеве нашел…
– Да, младший брат… Он документами сейчас занимается, тоже здесь.
– На сколько похороны?
– На двенадцать, так что надо поспешить. А кто это в камуфляже? Военные?
– Трудно сказать определенно, Андрей Александрович. У нас теперь так: сегодня военный – завтра гражданский, а послезавтра – снова с автоматом бегает.
– Что те душманы.
– Ну, можно и так сказать.
Кабан лежал и удивлялся – первый раз при нем синие больничные штаны нормально разговаривают с человеком, ничего от него не хотят, не ерничают и не выклянчивают деньги. Наверное, какой-то особо уважаемый человек этот Андрей Александрович, хотя и не проживает здесь давно уже, видимо.
Конец ознакомительного фрагмента.
- Пепел на раны - Виктор Положий - О войне
- Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Танк «Черный сепар» - Георгий Савицкий - О войне
- Неизвестные страницы войны - Вениамин Дмитриев - О войне
- Нас не брали в плен. Исповедь политрука - Анатолий Премилов - О войне
- Пробуждение - Михаил Герасимов - О войне
- Не в плен, а в партизаны - Илья Старинов - О войне
- Танковый таран. «Машина пламенем объята…» - Георгий Савицкий - О войне
- Записки пленного офицера - Пётр Палий - О войне