Путь к золотым дарам - Дмитрий Дудко

Милана пыталась отвести глаза нападавшим, но на их глаза чары плохо действовали. Хуже того, взгляд сородичей Балора хоть и не сжигал ничего, но ослаблял мужество у нестойких, и те беспорядочно отступали, а то и бежали, потеряв голову от страха, прямо в зубы чёрным псам. Лучше других держались дружинники Волха и Ратши. Сигвульф приказал отходить с поляны в чащу, где орудовать цепями врагам было труднее. Ратшу фахан захлестнул цепью за ногу и потащил к себе. Однако борянин, не сильный, но ловкий и опытный боец, выхватил акинак и метнул его прямо в единственный глаз врага.

Другая цепь обвилась вокруг пояса Шишка. И тут на глазах у всех коренастый мужичок в сером кафтане вдруг вырос в покрытого серой шерстью остроголового великана ростом выше середины дерева, под которым стоял. Опешивший фахан продолжал сжимать цепь. Леший быстро схватил её за другой конец, раскрутил и запустил вместе с фаханом прямо в толпу его одноногих сородичей. А потом зашагал вперёд, давя их могучими ногами и вбивая в землю только что выломанным берёзовым стволом. Яд чёрных яблок не мог даже прожечь насквозь густую шерсть вставшего в полный рост лесного хозяина. Следом за ним устремилось на одноруких уродов всё войско. Одноногие выходцы из пекла оказались не храбрее четвероногих и, толкая друг друга, запрыгали прочь с поляны.

Осматривая раненых, Святомысл вздыхал:

— Видите? Вот так мы и живём на Збруче. А в реке водяные кони да быки водятся, норовят скотину или человека в воду утащить и там разорвать. Мало этой нечисти приблудной святой лес в проклятый обратить, она ещё и в сёла наведывается, и некому её отвадить, кроме друидов. А мы ещё и гадаем всякий раз: кто наслал? Наши думают на даков, а даки — на нас. Это ещё что... Говорят, на каком-то острове в западном Океан-море Балоровы родичи людей покорили и брали с них каждый самайн две трети скота и две трети детей.

Деревенский волхв говорил обо всём этом так буднично, словно о неурожае или падеже скота. Ратша, сам хорошо знавший, каково жить рядом с Лысой горой, возмущённо произнёс:

   — Да куда мы попали-то, не в само ли пекло? Мало кому-то пекла преисподнего, надо ещё земное устроить, а самим в нём — вместо чертей!

Волхв опустил голову:

   — Видно, и в пекле можно привыкнуть. Хуже того... Бел боже праведный, сколько наших ушло не к вам — к Чернорогу! Как малые дети поверили, когда друиды брехали, а наши колдуны со старейшинами подбрехивали: орда-де идёт, хуже языгов, и оборотни с ней страшные.

   — Всё верно. Для них всех мы хуже языгов: не хотим, как те, в черти наняться, пекло это стеречь. — Иссечённое шрамами лицо Седого Волка тронула улыбка. — Хуже Солнца для нечисти ничего нет. А мы, волчье племя, Яриле-Солнцу служим.

   — А ведь нашёлся когда-то храбр, что проклятого Балора не испугался и срубил ему голову золотой секирой на золотом току, — сказал волхв. — То ли сколот был тот могут, то ли сармат, то ли сам Даждьбог... Яромиром его люди звали.

   — Яромир? Да это же предок нашего Ардагаста! — воскликнул Ратша. — Последний, кто держал в руках Колаксаеву Секиру.

Святомысл опустился на колени:

   — Внуки Даждьбожьи, воины Солнца! Вызволите нас из этого царства пекельного, хоть мы, может, и не стоим того! Много тут страха: заберут в Калуш или к друидам. И соблазна много: в друиды или в дружинники выбиться.

Рашта положил ему руку на плечо:

   — Встань, отец! Ты ведь не поддался ни страху, ни соблазну. И многие из ваших к нам пришли. Значит, мы должны сражаться за ваше племя. Иначе какие мы воины Солнца? Оно всем светит.

Когда отряд вышел к северному подножию Богита, костёр зари уже пылал над багряным морем лесов. Волх окинул взглядом валы на горе, рвы на склонах, ограждённую рвами седловину.

   — Волками наверх не взбежать, турами и подавно, щуками не подплыть — река далеко, соколами налететь — языги стрелами собьют. Четыре опрометных лица знаем, и ни в одном не подберёшься. Осталось пятое, тайное. В него только в крайности оборотиться можно. Милана, Святомысл! Последите, чтобы нас никто не раздавил.

Князь-оборотень с дружиной снова отдали воинам оружие, пригнулись к земле — и вдруг пропали. Только самые наблюдательные из воинов заметили, как к горе поползла стайка муравьёв.

   — И я с вами! — азартно воскликнул Шишок. — А ты, Серячок, оставайся, охраняй Милану.

В один миг лешак уменьшился в росте, став вровень с увядшей травой, и побежал вслед за муравьями. Сигвульф прикинул: пока ещё муравьи доползут до вершины... А из ворот города уже выезжали конные языги, и с севера доносился шум битвы. Германец поднял меч:

   — За мной, на холм! Упредим языгов. Слава!

Конные дружины словен и дреговичей первыми ворвались на нурское городище, которое никто не оборонял. За ними последовали пешцы. Но, когда большая часть их была ещё за валами, вдруг открылись ворота Звенигорода, и из них с гиканьем и криком «Мара!» вылетели конные языги. Железный клин легко разрезал строй венедов. Но в северных воротах старого городища сарматы столкнулись со Славобором и его северянами. Дрогнуло сердце молодого воеводы, когда прямо на него нёсся, громыхая доспехами, языг с длинным копьём. Но не дрогнула рука: послала дротик в лицо врагу, и тот замертво рухнул с коня. Червлёные щиты и копья северян надёжно закупорили узкий проход. Конные венеды наседали на клин с обоих боков, а вскоре к ним присоединились пешие, хлынувшие через невысокий вал, которого не могли одолеть обременённые доспехами сарматы. Побоявшись окружения, языги развернули коней и скрылись в городе.

Венеды подступили к самым валам священного города. Одни забрасывали ров вязанками хвороста, другие прикрывали их, перестреливаясь из луков с языгами. В меткости лесные охотники могли потягаться со степняками. Самые сильные воины несли к воротам дубовое бревно-таран. По совету Хилиарха, таран сверху прикрывали шатром из двух плетёных щитов, хорошо защищавших от стрел.

Но никто, даже Вышата, не заметил, как в укромной пещере, скрытой под валом городища с наружной стороны, вспыхнули два жёлтых огонька. Из тьмы пещеры появились сначала мощные перепончатые лапы с острыми когтями, потом голова, похожая на львиную, потом покрытое чешуёй туловище и, наконец, бычий хвост. Извиваясь змееподобным телом, тварь выползла на гору как раз между валами городища и города и только тогда издала громогласный рёв, разинув клыкастую пасть.

   — Тараска! Тараска! — в ужасе закричали местные словене.

Это чудовище, вызванное друидами из нижнего мира, нападало на людей и скотину и на берегу, и в лесу, и в реке, заставляя откупаться жертвами и пастухов, и рыбаков, и охотников. На этот раз первой её жертвой стали те, кто нёс таран. Одним ударом лапы она смяла щит, повалила людей наземь вместе с бревном и принялась зубами и когтями хватать всех, до кого могла дотянуться. Львиная голова чудовища возвышалась над людьми и конями, а мощный хвост сметал с пути всех, пытавшихся приблизиться к нему. Ни стрелы, ни копья не могли пробить блестящую чешую. Но тут Славобор, уже бившийся в земле голяди с подземным ящером, быстро поджёг вязанку хвороста, швырнул её в морду твари. Его примеру последовали другие воины. Взревев от боли, тараска попятилась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});