Миллионщица - Фридрих Незнанский

– Мне удобнее называть вас просто по имени, – сообщила она. – Вы тоже можете звать меня просто Ларисой. Тут неподалеку есть кафе, там и поговорим…

До кафе они ехали минут пять, и, увидев его, Живчик поежился: а вдруг эта прима рассчитывает, что платить за посиделки в дорогущем заведении будет он, Серега?..

Но «прима», как выяснилось очень скоро, на это не рассчитывала. Более того, очень вежливо, хотя и суховато предложила Сереге разделить с ней скромную трапезу: Лариса, как выяснилось, «находилась на диете», и Живчику вслед за ней пришлось удовольствоваться каким-то навороченным крабовым салатом и кофе.

– Ну-с… – Лариса отодвинула от себя быстро опустевшую тарелку, откинулась на спинку стула и красиво закурила извлеченную из крохотной сумочки длинную коричневую сигаретку. На Серегу поплыло голубоватое облачко, пахнущее шоколадом. – Теперь к делу. Скажу сразу, чтобы вы не подумали, что собираюсь просить вас о халявной услуге: я заплачу – и заплачу очень хорошо…

– Что за услуга? – поинтересовался Живчик, успевший успокоиться и даже набравшийся смелости посмотреть своей потенциальной работодательнице в глаза. Та усмехнулась.

– Услуга по нашим временам не оригинальная: необходимо убрать одного человека…

Серега поначалу решил, что ослышался.

– У… Вы сказали – «убрать»?..

Лариса поморщилась и резко затушила едва закуренную сигаретку в пепельнице.

– Орать во всю глотку вовсе не обязательно! – зло произнесла она. – Тем более что вы не ослышались… Пятнадцать тысяч. Не рублей, разумеется!

Живчик вдруг ощутил во рту металлический привкус. Обе они – и судья, и блондинка, – должно быть, спятили… При чем тут он, Серега, бывший высококлассный форточник, за всю свою жизнь не то что человека – паршивого котенка не замочивший?!

– Но почему – я?! – невольно вырвалось у него.

Лариса посмотрела на него так, что вопрос сам по себе замер у Сереги на губах.

– Для вас, уважаемый Сергей Александрович, – усмехнулась она, – дело это, если проведете его умно, практически безопасное. Никто не заподозрит, что бывший воришка надумал податься в… Ну, сами понимаете, о чем я. Ну, закон вам и раньше был не писан. Наконец, деньги. Насколько понимаю, вам они сейчас нужны. Да и кому, когда они не нужны? Надеюсь, можно не напоминать еще и о том, что ваш условный срок не исчерпан, а возобновить дело никогда не поздно? Мало ли какие правонарушения бывают на свете? Поди докажи, что ты к ним ни малейшего отношения не имеешь!

В кафе работал кондиционер, на улице по весеннему времени (тогда только-только образовался на дворе апрель) тоже было прохладно. Вопреки всем этим обстоятельствам Живчик почувствовал, что по его спине ползет капля пота. Правда, тоже холодного…

«Надо потянуть время…» – Мысли его заметались, загудели, точно жуки в банке. Однако в руки себя взять, хотя бы более-менее, он сумел.

– Вы назвали сумму денег, – сказал Живчик почти спокойно. – Этого мало…

Лариса нахмурилась, достала из сумочки еще одну сигаретку, закурила, о чем-то размышляя, за столом образовалась короткая пауза.

Сигаретка кончилась быстро, и Серегина собеседница одновременно с этим мотнула хорошенькой головкой.

– Двадцать, и ни копейкой больше!

– Двадцать пять… – выдавил из себя Живчик.

Лариса посмотрела на него с откровенным презрением.

– Черт с вами! – сказала она. И на этом торг закончился, а про аванс, о котором он и словом не обмолвился, она вспомнила сама. В крохотной сумочке оказался довольно плотный конверт, тщательно заклеенный, и фотография того самого человека, которого, как в дальнейшем выяснилось, его жена и собиралась переместить в компанию давно умерших предков…

– Здесь пять тысяч, – поморщилась заказчица, – остальное получите, когда все останется позади, у Кати… Екатерины Яковлевны.

Серега послушно взял конверт, снимок и засунул все это во внутренний карман пальто, которое в кафе не снял, потому что просто не сообразил снять.

Он сидел и слушал красивую Ларису, которая тщательно, в деталях описывала ему, каким образом и где, а главное, в какое время можно найти типа с фотографии, дабы отправить несчастного к праотцам. Живчик делал вид, что слушает ее внимательно, одновременно пытаясь успокоить свои панически метавшиеся мысли и мыслишки, и с облегчением поднялся из-за столика, едва Лариса, заставив Серегу предварительно записать номер своего мобильного, милостиво кивнула:

– А теперь идите, я еще посижу… Если возникнет необходимость, встречаться будем здесь… Надеюсь, этого не произойдет.

Живчик тоже на это надеялся, но ни одной умной идеи в его несчастную голову в этой связи пока что не приходило…

«И не придет», – с тоской подумал он, выскакивая на улицу и едва не брякнувшись прямо возле кафе. Пока они столковывались с Ларисой, снаружи подморозило и сделалось скользко, образовались какие-то кочки. Даже центр в последнее время чистили плохо, в основном посыпали какой-то дрянью, от которой моментально портилась и приходила в негодность даже солдатская обувка с прочными подошвами: Серега как раз и носил солдатские ботинки, поскольку на модельную обувь пока что не заработал.

– Вот тебе и заработок, – горько усмехнулся он. – И что теперь делать-то?!

Делать оставалось только одно: в очередной раз ползти к Кувейту (Живчик именно так продолжал про себя называть Степана Ивановича). И колоться по полной программе, ведь именно хозяин спас его от этой суки судейской… Спас, называется… Спасибочки большое!..

Никаких слов, даже матерных, на которые Живчик был большой мастак, у него в тот момент не сыскалось, дабы определить эту бабу. То есть обеих баб… Окончательно запутавшись, Серега огляделся, наконец, вокруг, дабы сориентироваться, куда именно занесли его ноги. И, определившись, кинулся к ближайшему метро.

Степан Иванович Куветов вполне достойно существовал в маленьком по нынешним меркам особнячке, выстроенном им на московской окраине – на сегодняшний день все еще почти чистой экологически и не потерявшей многочисленных рощиц и парков благодаря расположенному рядом водохранилищу. Особнячок был одноэтажный и вмещал в себя всего восемь комнат, включая комнату для обслуги. Два прилагавшихся к обслуге охранника проживали вне дома, в специально выстроенном для них флигельке.

Конечно, предполагать, что нынешнее благополучие Кувейта держится на трех магазинчиках, торгующих дешевой бакалеей и пивом, мог исключительно такой наивный пупсяра, как Живчик. Но именно за эту наивность Степан Иванович, сентиментальный, как все жестокие и циничные люди, и ценил Серегу. Правда, до определенной степени. До той самой грани, за которой вся и всяческая сентиментальность заканчивалась.

Когда Живчик внезапно, без предупреждения, приперся к только-только собравшемуся расслабиться в обществе очередной длинноногой модельки Степану Ивановичу, да еще и в одиннадцатом часу вечера, Кувейт не то чтобы разозлился, однако насторожился. Понимал, что без особой причины тот сюда, да еще на ночь глядя, не сунулся бы.

– Пошла вон, – равнодушно бросил он модельке, совсем недавно сменившей предыдущую товарку: потенции Кувейта с учетом его возраста мог позавидовать любой молодой мужик.

Девица хотела обидеться, но потом припомнила, сколько зелени отваливается ей за подобные услады, и, мило улыбнувшись, растворилась в соседней комнате.

– Пусть войдет, – буркнул Степан Иванович, грозно (так, на всякий случай!) поглядев на охранника, решившегося нарушить уединение хозяина под напором Живчиковой мольбы.

Серега не вошел, а, можно сказать, влетел, и поначалу Кувейт с трудом разбирался в его путаной болтовне, которая выровнялась и стала более осмысленной только после того, как он счел необходимым прикрикнуть на своего любимчика.

– В-вот… – завершил, наконец, изложение свалившейся на его голову печали Живчик и тоскливо посмотрел на хозяина. – Вы мне, Степан Иванович, заместо отца родного, можно сказать. Как же теперь быть, а?.. Может, есть чем надавить на эту сучку судейскую, чтобы отвяли от меня со своей шлюхой, а?

Кувейт каменно молчал. Пауза все длилась и длилась, и Серега, горестно опустив голову, словно именно он и был виноват во всей этой гадости, застыл посреди хозяйской спальни, тоже молча разглядывая черно-красный узор настоящего текинского ковра, украшавшего пол.

Между тем в голове Кувейта мысли ворочались тоже не самые радостные, хотя к спасению Сереги имевшие отношение весьма опосредованное. «Давить» на судью он не собирался, и вовсе не потому, что это было невозможно. Еще как возможно, более того, мысль о том, что этой твари, оказывается, не хватило отстегнутых ей за Живчика бабок, ей еще и вон чего, дуре расфуфыренной, подай, вызывала в душе Кувейта ярость в жажду мщения. Увы! Никаким образом привлекать к себе внимание представителей органов больше было нельзя: в случае с Серегиной «условной» он, конечно, прокололся, и слава богу, что его партнер по тайному бизнесу, поставлявший в магазинчики Степана Ивановича под видом муки совсем другой товар, ничего об этом не знал. В точности так же ни под каким видом нельзя было привлекать внимание ментов – не говоря о более серьезных органах – ни к одному из сотрудников Кувейта: все его менеджеры, продавцы и даже фасовщицы были исключительно честными, абсолютно чистыми перед законом людьми…